Антонина Коптяева - Дерзание

• Название: Дерзание
• Автор: Антонина Коптяева
• Жанр: Советская классическая проза

ОБ АВТОРЕ

Роман «Дерзание» (1958 г.) Антонины Коптяевой завершает трилогию о докторе Аржанове, первые две части которой составили книги «Иван Иванович» (1949 г.) и «Дружба» (1954 г.). Перипетии жизни своего героя Коптяева изображает в исторически конкретной обстановке.

Так, в романе «Иван Иванович» хирург Аржанов работает в глубинке, на северо-востоке страны, в крае, который еще в недалеком прошлом был глухим и диким. Помогает людям избавиться ст болезней, воодушевляя их своим трудом. Действие романа «Дружба» вводит читателя в драматическую обстановку Сталинградской битвы, участником которой является и доктор Аржанов, а в «Дерзании» Иван Иванович предстает перед нами в послевоенное время: он уже в Москве и один из первых дерзает проводить операции на сердце.

Работа Ивана Ивановича, его одержимость делом, которому он служит, показана в естественных взаимосвязях с действиями, надеждами и устремлениями людей, среди которых он живет. Рядом с образом главного героя перед читателем проходят живые, правдивые и нравственно светлые образы председателя районного Совета Марфы Антоновой, юной якутки Вари Громовой, одной из учениц Ивана Ивановича, ставшей его женой, молодого и талантливого врача Ларисы Фирсовой, у которой война отняла семью. Своим трудом эти люди утверждают силу добра, благородства и гуманизма.

Следует отметить важную черту писательского дарования Антонины Коптяевой — обстоятельность и точность изображения характеров ее героев. Страницы трилогии, показывающие доктора Аржанова у операционного стола, захватывают точностью изображения настолько, что, читая их, ощущаешь себя как бы присутствующим в операционной. Хотя дело Ивана Ивановича определяет главную линию его жизни, однако, показывая и личную, семейную жизнь героя, которая складывается непросто, автор поднимает проблему гармонии творческого труда и личного счастья.

Жажда очерковой достоверности вместе с желанием заглянуть во внутренний мир своих героев, коснуться вечных источников бытия — любви, верности, измены, встречи, разлуки, товарищества — отличает уже раннюю работу писательницы — ее первый роман «Фарт» (1940 г.). В нем показана жизнь золотодобытчиков — старателей, шахтеров, обитателей суровой тайги. Роман был написан на основе долгих наблюдений, отличного знания быта, условий таежного труда, которые открылись автору не как стороннему наблюдателю. Родившись в семье золотоискателя на прииске Южном, с юных лет Антонина Коптяева работала со старателями в амурской тайге.

Наблюдения, почерпнутые в золотоносном таежном крае, легли в основу следующего произведения Коптяевой — ее дипломной работы в литературном институте им. Горького — романа «Товарищ Анна» (1946 г.), в котором раскрывается образ человека с сильным и цельным характером. Личная жизнь главной героини Анны, руководительницы крупного золотодобывающего предприятия, фактически слившаяся с жизнью в обществе, на производстве, является главным содержанием книги. Автор показывает духовное обновление человека, неразрывно связанное с творческим трудом.

Эту мысль Коптяева последовательно проводит и в романе «Дар земли»(1963 г.), где на фоне напряженной борьбы за добычу приволжской нефти показывает картины зарождения новых взаимоотношений в трудовой семье.

После завершения работы над романом «Дар земли» Антонина Коптяева обратилась к новой для себе теме — историко-революционной. Роман «На Урале-реке» посвящен борьбе оренбургских рабочих против белоказаков Дутова и колчаковцев. В книге раскрывается способность автора широко охватить всю картину событий И одновременно представить ее читателю в детальных подробностях. В романе правдиво переплелись судьбы героев, созданных воображением писателя на основе изучения жизненного материала, и характеры действующих лиц, реально существовавших, таких, как Петр Алексеевич Кобозев — чрезвычайный комиссар по борьбе с дутовщиной, герой казахского народа Алибий Джангильдин, председатель оренбургского ревкома Самуил Цвиллинг, рабочий-большевик Александр Коростелев и другие.

Коптяева показала быт и нравы оренбургского казачества и в мирной жизни и во время гражданской войны. В первой книге романа «Год 1917-й» автор рассказывает о возникновении Оренбургской партийной организации, о всеобщей рабочей забастовке, вооруженной защите города от войск атамана Дутова, о приходе Советской власти в Оренбург. Вторая книга охватывает события гражданской войны в Оренбуржье в 1918 —начале 1919 года.

Яркое художественное выражение нашла здесь идея защиты революционных завоеваний, одухотворявшая героев обороны Оренбурга.

В творчестве Антонины Коптяевой большое место занимает в работа в очерково-публицистическом жанре. Книга очерков «Чистые реки» (1969 г.) и страницы из дневника писательницы — «Сибирские сокровища» (1971 г.) свидетельствуют об остроте чувства современности, о знании автором жизни народа.

Очерки Коптяевой отличает естественность интонации повествования, светлый лиризм. Описание природы она использует как средство для более полного раскрытия сути происходящих событий. Это проявляется и в небольших по объему, но богатых по содержанию очерках «Края родные», «О самом дорогом», «Память сердца», «Северное сияние»…

Всем своим творчеством Антонина Коптяева раскрывает общественное назначение человека, утверждая невозможность истинного счастья без ощущения нужности людям.

Е. Абрамович.

---

Ночью Варя проснулась от смутной тревоги: ей показалось, что Мишутка заплакал и позвал ее. Приподнявшись на локте, она прислушалась. Мальчик спал, легко и ровно дыша, Всхрапывала Елена Денисовна, Ивана Ивановича не было слышно. На улице светло от фонарей, шторы на окне не задернуты плотно: в комнате открыта форточка, затянутая марлей. Варя уже собиралась снова лечь с доброй мыслью о Елене Денисовне, которая сменила сегодня марлю, быстро грязнившуюся от уличной пыли и копоти, как вдруг Иван Иванович с тоской произнес:

— Лариса, дорогая! Зачем ты уходишь, Лариса?

Варя похолодела. Ледяные мурашки так и осыпали ее кожу. Неужели она не ослышалась? Может быть, это снится ей? Боясь дохнуть, она укусила себя за палец, но боли не ощутила, так заморозили ее эти страшные слова.

— Лариса! — снова позвал Иван Иванович и, должно быть, проснулся: сонно вздохнул, кашлянул и повернулся на бок.

Варя, оцепенев, полулежала рядом.

Вот оно, крушение ее с таким трудом завоеванного и оказывается, такого непрочного счастья! У нее закружилась голова и слезы брызнули из глаз. Боясь разрыдаться, она сжала себе горло обеими ладонями, словно хотела сбросить навалившееся удушье, услышала, как бешено билась в жилах кровь, и потеряла сознание. Очнулась она от звона в ушах. В комнате по-прежнему темно, по-прежнему тихо спал Иван Иванович.

«Что-то страшное приснилось мне!» — подумала Варя и сразу вспомнила: нет, это не сон. Это было на самом деле, она не ослышалась. Человек, которого она, мало сказать, любила, нет, боготворила, разлюбил ее! Он тосковал о другой.

«Можно ведь во сне увидеть себя в прошлом! — пришла спасительная мысль, но не принесла успокоения. — Нет. Он перестал в последнее время целовать меня, возвращаясь с работы, а если целует, то отводит глаза в сторону. Он с каждым днем все холоднее относится ко мне. Вот пришел поздно… Знал, что волнуюсь, и не позвонил от Решетовых, не послал за мною Наташку. Нет и нет, он просто не спешил меня увидеть! Может быть, Ваня Коробов рассказал ему, что я предостерегала от операции? Но при чем тут Лариса?

Что же мне делать? — в сотый раз спросила себя Варя, когда в комнате уже забрезжил дневной свет. — Сказать все прямо или стерпеть, промолчать? Ох, я, кажется, умру с горя!»

Мишутка заворочался в кроватке. Варя тихонько выбралась из-под одеяла, накинула халатик и босиком, осторожно ступая по паркетному полу, подошла к сыну. Он еще спал, но, видимо, пора вставать. Отпахнув шире край шторы, Варя выглянула на улицу. Высокая липа, росшая в углу двора и похожая на лохматого пьянчужку, нетвердо стоявшего на нотах, привлекла ее внимание своей пожелтевшей листвой. Это не был цвет осени: преждевременно увядшие листья отдавали буроватой краснотой. Варя вспомнила, отчего пожелтело дерево: в квартире напротив него случился пожар. Налетели пожарные машины — одна из них и своротила набок опаленную огнем липу — поднялся звон, шум, крики, упругими струями забила вода из брандспойтов, затрещало, залопалось. Там горело, а на этой стороне дома люди праздно смотрели в окна, некоторые спокойно обедали. Побежали на пожар только молодые мужчины, а хозяйки, поснимав белье с балконов, чтобы не закоптилось, занялись своими делами. Совсем не опасно для жильцов такого большого каменного дома, если где-то в дальней его секции выгорит несколько комнат.

Поглядев на всю эту суматоху, Варя тоже взялась кроить давно купленное полотно для наволочек. А сейчас она подумала, что вот так же спокойно будут смотреть люди со стороны на разрушение ее семейного гнезда. Ведь они с Иваном Ивановичем оба самостоятельные, проживут и врозь. Вот Злобин поселился отдельно от Раечки, мелкой эгоистки-собственницы, стремящейся превратить близкого человека в настоящего раба! И не только его одного, но и детей, имевших несчастье родиться от их брака. Какой же это 'брак? Кому он нужен? Неужели случится чудо и Раечка переменит характер? Может, и по-иному получится: почувствует Злобин, как хорошо жить без постоянной свирепой слежки, без оскорблений и диких истерик, и не захочет опять надеть на себя ярмо, намозолившее ему шею.

«А мне без Ивана Ивановича будет нехорошо!» — Варя юркнула за штору, забралась с ногами на широкий подоконник. Какой несчастной показалась она себе, когда примостилась на нем, охватив руками колени, точно спрятавшаяся обиженная девочка!

Нет, она лучше промолчит и ничего не скажет Ивану Ивановичу, чтобы еще больше не обострить отношения. Потерять его? Это равносильно самоубийству. Пусть все идет своим чередом. Невозможно самой убить себя после того, как окончила институт и так интересно начала работать, когда сын растет, черноглазый румяный Бодисатва, так называет его Решетов. Бодисатва! Маленький буддийский божок, приносящий людям счастье…

Неужели Иван Иванович получит квартиру и переедет туда с Ларисой Фирсовой и Алешей, а Варю бросит здесь с Мишуткой, Еленой Денисовной и Наташкой. У нее останется шифоньер с платьями, раскладушка и детская кроватка. Остальные вещи Иван Иванович увезет на новую квартиру: и письменный стол, и книги, и кровать, и даже наволочки, сшитые на днях Еленой Денисовной. Варя все отдаст ему, кроме Мишутки. Только трудно, немыслимо трудно и страшно представить, как же это он переедет без нее на другую квартиру! И как она будет одна ездить на работу, как будет без него сажать осенью молодые деревца в ямы, приготовленные во дворе, но примятые колесами пожарных машин? Вот и липу, любимицу всех жильцов, искалечили! Варя снова посмотрела на пострадавшее дерево, и уже не растрепанного пьянчужку напомнило оно ей, а человека, на которого обрушилось непоправимое, ужасное несчастье. И человек этот — она, Варя Громова.

13

— Значит, отправляемся к Раисе Сергеевне! — сказал Решетов после работы, доставая из шкафа пиджак.

Иван Иванович, уже переодетый, согласно кивнул, повязывая галстук. Жара в операционной доходила до тридцати пяти градусов, и хирурги вместо рубашек надевали под халаты кто майку, кто сетчатую тенниску.

— Пойдем сейчас же, чтобы принести Леониду известие до обеда, а то он высохнет от расстройства.

— Дипломатические переговоры, так сказать? — сиплым басом спросил Прохор Фролович Скорый и плутовато подмигнул.

Он только что вернулся из министерства в самом веселом расположении духа. Энергичный администратор и горячий патриот своей больницы, он действовал то напористо, как таран, то соловьем разливался, не пренебрегая лестью, если это шло на пользу дела.

А дело требовало многого. Основанная почти полтораста лет назад городская больница в настоящее время представляла собою лечебный комбинат на тысячу коек, не считая круглосуточных яслей и детского сада, где помещались в случае надобности дети больных. Терапевтическое отделение, глазная клиника, родильный дом и женская консультация, хирургический корпус плюс «помощь на дому» и здравпункты на заводах — вот далеко не полный перечень того, что требовало неусыпной заботы Прохора Фроловича Скорого, заместителя главного врача больницы по административно-хозяйственной части. Приобретение одеял и кроватей, питание больных, аппаратура, хирургические инструменты. Надо иметь очень хорошую голову, чтобы не теряться и ничего не забывать. И Прохор Фролович не терялся: не было случая за все двадцать пять лет его административной деятельности, чтобы он не освоил целесообразно до начала следующего квартала отпущенные по смете деньги.

— У меня всегда копеечка в копеечку, — хвалился он в минуты благодушного настроения.

Вечно он спешил, но успевал выхлопотать, получить, доставить только потому, что был мастером в деле снабжения и знатоком человеческих душ, в высшей степени владея тем, что называется подходом, и ему доставляла истинное наслаждение удачно проведенная «операция» где-нибудь в дебрях московских торгов. Про Фро также поставлял своим хирургам разные импортные новинки, вроде автоматических игл, и вместе с ними бранил технический совет по снабжению медицинской промышленности, хотя трудности доставать лишь подстрекали его предприимчивость. Ведь это он в свое время первый нашел возможность заказывать для Решетова трехлопастные гвозди, уговорив главного врача больницы обслуживать вне очереди работников одного крупного завода. Мотивировки его при этом оказались, как обычно, неотразимыми.

После случая с Тартаковской он тоже чувствовал себя именинником и сразу, осмелев, заказал на заводе целую сотню трехлопастных гвоздей, хотя они при таком порядке заказа обходились около пятидесяти рублей за штуку.

— Неужели сотню? — спросил Решетов, который привык получать от Про Фро из рук в руки не больше двух-трех, много — пяти гвоздей из лучшей нержавеющей стали. — Где же мы найдем столько денег?

— Есть резервик. Ведь почти по себестоимости, так сказать. — Скорый усмехнулся, зеленые глазки его под припухшими веками заблестели остро и хитренько. — Помните, во сколько нам обошлись первые гвозди?