Рюрик Ивнев - Часы и голоса

• Название: Часы и голоса
• Автор: Рюрик Ивнев
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Рюрик Ивнев — поэт и человек интересной судьбы. Первая его книга стихов увидела свет в 1912 году, представив его в основном как поэта-модерниста. В 1917 году Рюрик Ивнев решительно принял сторону революции, став на защиту ее интересов в среде русской интеллигенции. Р. Ивнев знал многих больших людей начала XX века, и среди них — Горький. Маяковский, Блок, Брюсов, Есенин…

В настоящую книгу вошли избранные стихи большого временного диапазона, которые могут характеризовать творческий путь поэта. В книгу включены воспоминания Р. Ивнева о Блоке, Маяковском и Есенине, в воспоминаниях присутствуют живые приметы того далекого уже от нас времени.

---

1944

Тбилиси

Листья

Равно и к августу и к маю
Благоволящая листва.
Как жаль, что я не понимаю
Твои зеленые слова.

Быть может, речь твоя чудесней,
Нежней, чем мой язык родной.
Твои пленительные песни,
Увы, проходят стороной.

Я наслаждаюсь только звуком,
Но смысла слов мне не понять.
Быть может, в шелесте их — мука,
Волшебной неги благодать.

Я только молча наблюдаю,
Как листья, словно камыши,
Друг другу тайны поверяя,
Перекликаются в тиши.

О, если б мог я приобщиться
К блаженной тайне их речей,
Как пролетающая птица,
Как пробегающий ручей!

1945

Секунды любви

Я шел по дорогам, изрытым годами,
Дышал, задыхался и падал в крови.
И с тою же силою, как при Адаме,
Летели секунды, секунды любви.

Мы к древу познанья пришли не случайно.
Мы знаем так много, нам все не в нови,
Но с той же слепой, неразгаданной тайной
Несутся секунды, секунды любви.

Как будто все просто и так объяснимо,
Как голуби теплые — только лови.
Трепещут в руках, но проносятся мимо
Секунды, секунды, секунды любви.

Зачем же гадать о бесчисленных звездах.
Оставь их в саду поднебесья, не рви.
Смотри, как земной наш живительный воздух
Пронзают секунды, секунды любви.

1946

Над облаками

Смотрю с горы на облака. Под ними
Восходит солнце. Краскам нет числа.
И видно ясно в лиловатом дыме,
Как перед светом распростерлась мгла.

1947

«Я уезжаю в Ашхабад»

Я слышу голос юный, звонкий,
И юноша чему-то рад.
Кому-то он кричит вдогонку:
«Я уезжаю в Ашхабад».

«Я там учусь!» Ну, что ж, с успехом
Учись, мой незнакомый брат,
И пусть с улыбками и смехом
Тебя встречает Ашхабад.

Ведь я тебя совсем не знаю.
Чего же я всем сердцем рад,
Как будто сам я уезжаю
За вечным счастьем в Ашхабад?!

И понял я душой поэта,
Что мы живем в чудесный век.
Мне дорог был в минуту эту
Простой советский человек.

И, необъятное объемля,
Как некий новый чародей,
Люблю я всю родную землю
И любящих ее людей.

И этой радостью большою
Лишь только наш народ богат.
И молодел я всей душою,
Хотя не ехал в Ашхабад.

Я слышу голос юный, звонкий,
И юноша чему-то рад.
Кому-то он кричит вдогонку:
«Я уезжаю в Ашхабад!»

1947

Баку

Старые письма

Они взметнулись пыльною горой,
Еще не уничтоженные письма.
Одни из них — как пласт земли сырой,
Другие — как готовящийся выстрел.

Какая смесь бумажных их одежд,
Почтовых дат, и штемпелей, и марок,
Сердечных клятв, несбывшихся надежд,
Внезапно превратившихся в огарок.

Благословляя и кляня судьбу,
Овладевая тишиной ночною,
Как мертвые, они лежат в гробу
И, как живые, говорят со мною.

И я от них уже неотделим,
Как от меня неотделимо имя.
И я кричу всем существом своим,
Что в этот час бессилен перед ними.

Обычный путь их — к печке от стола,
Но вдруг я понял их предназначенье:
Скорей они сожгут меня дотла,
Чем я предам их пеплу и забвенью.

1948

Из плена будней

Из плена будней ежедневных,
Из коридорных закоулков
Бегу к каспийским волнам гневным,
К небесной сини, к скалам гулким.

Бегу в ущелье Дагестана,
К простым, неискушенным людям,
Дыша предутренним туманом,
Дыша снегами полной грудью.

И вновь приковывают взоры
Недостижимые вершины,
И необузданные горы,
И камни крепости старинной.

Все, что когда-то здесь шумело,
Шумит в моем сознанье снова,
И раздвигаются пределы
Существования земного.

1948

Махачкала

Мать

Приходит старость. С ней не так легко
Нам справиться, бредем в ее мы сети.
А наша юность где-то далеко,
Как будто даже на другой планете.

И кажутся каким-то дальним сном
Картинки из «Руслана и Людмилы»,
Деревья сада, двухэтажный дом
И женский образ — бесконечно милый.

Что может быть чудесней слова «мать»?
О, сколько губ, трепещущих и нежных,
Не уставали матерям шептать
О самых первых чувствах белоснежных!

О, сколько слез горячих, как огонь,
Жгли щеки детские и днем и ночью!
Слез не собрать теперь в одну ладонь
И не увидеть никогда воочью.

Любимая, не уходи… Постой!
Ты для меня всегда была святыней,
И на пути, завещенном тобой,
Как в раннем детстве, я стою поныне.

Вот почему я этот мир люблю,
Овеянный воспоминаньем детства.
Вот почему я подошел к Кремлю
В семнадцатом году с открытым сердцем,
Как подходил я к матери младенцем.

1948

Тбилиси

Курьерский поезд

Курьерский поезд опоздать не мог,
Он несся вместе с запахом полыни
И за собою по степи волок
Полотнища небес прозрачно-синих.
А на ветру твой шелковый платок
Ласкал меня пушистой бахромою.
О большем счастье я мечтать не мог —
Я был с тобою, ты была со мною.
Курьерский поезд опоздать не мог.

Года прошли, но поезд не приходит.
Шестой десяток лет уж на исходе,
А поезд мчится призрачным волчком
С ветрами, с пылью, с запахом полыни
И с материнским шелковым платком,
Неведомою силою влеком.

Дрожит окно. Тебя на свете нет.
Стал стариком когда-то нежный отрок.
А поезд мчится в грохоте планет
По расписанью или недосмотру?
Вновь снежные хребты календарей
Мелькнут в глазах, как прежде это было.
В вагоне том же, в той же тишине,
Прижмется отрок к матери своей,
Святую радость рассказать не в силах,
И это чувство передастся мне,
Оно проникнуть может и в могилу.

Курьерский поезд опоздать не мог,
Он не пришел, и все ж — не опоздал он.
Не потому ль, что не было вокзала,
К которому он мог прийти бы в срок.
В окне еще сверкает твой платок,
Как молодости вечное начало.
Курьерский поезд опоздать не мог.

1949

«Ледяное поле. Я иду один…»

Ледяное поле. Я иду один
Средь полярной ночи и полярных льдин.
И звезда, что в раннем детстве снилась мне,
Не горела больше в черной вышине.

Нет, ее не сняли сказочным копьем —
В этом мире вовсе не было ее.

Ледяное поле. Я иду один
Средь полярной ночи и полярных льдин,
Только ты, родная, в горечи земной
Рядом, как живая, день и ночь со мной.

1949

Тбилиси

«Явись ко мне сквозь тысячи миров…»

Явись ко мне сквозь тысячи миров,
Сквозь вихри звезд и лунные покровы,
Сквозь гущу огнедышащих костров,
Сквозь тьму веков и плит многопудовых.

Явись ко мне, бредущему без крова,
Сквозь пустыри обледенелых строф,
Средь горьких снов, что создал Саваоф,
Явись во имя самого святого.

Я жду тебя в душевном озаренье,
Как первый взлет младенческой весны,
Как музыку, как счастье, как спасенье,
Как весточку неведомой страны.

И все печали, боли, наважденья
Твоей улыбкой будут сметены.

1949