Бенджамин Рошфор - Фанфан и Дюбарри

• Название: Фанфан и Дюбарри
• Автор: Бенджамин Рошфор
• Жанр: Исторические приключения

Историю своего героя Бенжамин Рошфор прослеживает сквозь годы детства, которое Фанфан провел подкидышем в парижском предместье Сен-Дени в компании таких же беспризорников и шалопаев, где он впервые влюбился и познал таинства любви и откуда отправился в "большой мир" — в странствия по всей Франции, где пережил свои безумные приключения, пока не был мстительной любовницей буквально продан в армию.

---

Дебора Ташингем была известна своей благотворительностью. Дружила с пастором Гассингом, ходившим раз в неделю к ней обедать. Часто наведывалась в больницы и приюты для бездомных, показывая всем свое благочестие, которым отгораживалась от мерзостей жизни. Была она почтенной вдовой полковника Ташингема, два года назад скончавшегося на войне в Америке от тифа. И, в общем, мы легко сможем понять её заботы, когда она узнала, что беременна! Она, два года как вдова английского героя, и беременна! Какой скандал!

Люди, разумеется, тут же догадаются, что виной тут Ролло, поскольку Ролло живет с ней под одной крышей!

Дебора Ташингем отвлеклась на миг от роз и посмотрела на реку, задумавшись, что делать. Хороша же награда за её благотворительность! Какую она сделала глупость, когда год назад вытащила окровавленного, бездыханного юношу из лодки, принесенной течением в камыши. Тогда, увидев раненого, она и не заметила, что в лодке был и кожаный футляр. Прилив унес лодку, но она об этом и не думала, — слишком старалась спасти прелестного юношу. Да, теперь-то ясно, что лучше было бы отправить его в больницу. Да, точно!

"— Но была ли я так уж неправа? — спросила она себя. — Ведь доктор Стенхоп говорил, что он не выдержит дороги и лучше будет оставить юношу у меня!"

И вот Дебора Ташингем послушалась доктора Стенхопа, оставив поправляться в своем доме красивого молодого человека, который так напомнил её первую любовь — Ролло, который так на ней и не женился, и пришлось Деборе выходить за болвана с мужественной внешностью, полковника Ташингема — пусть земля ему будет пухом!

Вначале Дебора с раненым намучилась: ведь его приходилось мыть, а что касается интимных частей тела, тут было нелегко, пришлось преодолеть себя и свое пуританство при виде столь необычайных достоинств! И как при этом нарастала внутренняя дрожь! Дебора Ташингем никогда подобного не видела и не пробовала, — тем более не с Ташингемом, который… — нет, пусть покоится с миром! Конечно, через несколько недель Ролло способен был бы уже мыться сам, но она — нянька выискалась — делала это и дальше, раз видела, что ему это нравится — и оттого, конечно, что милосердие было у неё в крови… И вся деревня, включая доктора Стенхопа и пастора Гиссинга, не могла нахвалиться её "самопожертвованием" — да и она не упускала случая подчеркнуть свою "самоотверженность" — ведь столько возни ("By Love"[37]) с этим несчастным! Да, в деревне говорили правду — доброта её была достойна удивления!

Так продолжалось несколько месяцев, и юноша уже шел на поправку (вначале он похож был на призрака, что не способен ни видеть, ни слышать, и тем более ни говорить). Дебора Ташингем, не жалея времени, пыталась говорить с ним, особенно по вечерам, стараясь приласкать, чтоб из его неповторимых очей исчезла черная тоска. Рассказывала о Мильтоне, о Поупе, которых так любила, а когда юноша заговорил, старалась поправлять его английский, — хотя он говорил неплохо, но употреблял такие жуткие слова, — Дебора даже их не понимала, хотя о смысле и догадывалась! Поскольку она знала и французский, то понимала и слова, которые Ролло мешал с английскими — и которые означали то же самое! Но где Ролло мог их набраться? И вдруг однажды вечером Ролло, схватившись за голову, заявил:

— Мадам, я француз, но понятия не имею, кто я такой!

С этого дня Дебора и Ролло (будем пока именовать его так) часто вели душевные беседы на языке отца и сына Кребильонов (эти французские писатели были любимым чтением молодой вдовы).

Дебора Ташингем читывала и "Нескромные прелести" Дидро, от которых её бросало в жар и которые в душе она, конечно, осуждала. Но, несомненно, именно это извращенное французское чтиво привело стойкую к соблазнам Дебору (которая столько лет сама гасила все свои порывы) в постель к Ролло… И с той поры, замирая от ужаса и стыда, она вспоминала те прекрасные минуты, которые впервые провела с Ролло, и свои истовые хвалы Господу за дарованное счастье, и все растущий страх за ждущие за это адские муки!

Но чтоб Господь простил вдове Деборе Ташингем её прегрешения, добавим вот что: Дебора полагала, что Ролло — человек весьма незаурядный; его таинственные раны, лодка, прибитая к берегу реки, потеря памяти и знание французского сделали его в её глазах настоящим романтическим героем! И более того: доктор Стенхоп, который при первом же осмотре раненого юноши заметил на его ноге татуировку, не скрыл своего удивления и сказал ей:

— Милая моя, это эмблема какой-то французской масонской ложи! И хотя, конечно, этот юноша рожден не из бедра Юпитера, во всяком случае он не простого происхождения!

Такое заявление старого приятеля до предела возбудило врожденный снобизм Деборы Ташингем. Когда-то, много лет назад, ещё юной девушкой случилось ей путешествовать по Франции, и португальский посланник предоставил ей возможность целый час провести в благородном обществе, собравшемся вокруг тогдашней королевской фаворитки графини Дюбарри. Она приметила тогда удивительные глаза знаменитой женщины — такие же глаза были у Ролло! Сложив все это вместе и поразмыслив логически (она была довольно неглупа), пришла к ошеломляющему выводу, что Ролло — сын Людовика XV, и в результате как-то знойной ночью накинулась на Ролло как на величайшую на свете драгоценность!

И вот после долгих лет непереносимого воздержания чуть ли не с самой юности (поскольку полковник по этой части оказался не на высоте) теперь она вся отдалась любовным утехам — в известной мере сводя счеты со своей сестрой, вышедшей замуж за француза и славшей из Франции вызывающие письма с описанием его бесстыдных ласк. Раз уж сестра без экивоков описала своего любовника, Дебора не задумываясь (хотя и непрестанно краснея) отправила обширное письмо о Ролло. Нет, впрямую в письме, конечно, ничего не говорилось, на это наша сочинительница не отважилась, но, прочитав, сестра должна была понять, что Дебора от неё не отстает.

Зато теперь Дебора в сотый раз повторяла одно и то же:

— Господи Боже, что мне делать? Как быть?

Оторвав взгляд от Темзы, медленно направилась к своему прелестному домику по дорожке, обсаженной кустами роз и боярышника.

Ролло сидел в салоне и читал. Читал рассеянно — впрочем, рассеян он был всегда, когда не занимался любовью — а тут уже все женщины, изведавшие его как любовника, сразу узнали бы Фанфана-Тюльпана. Но Ролло все ещё был не в себе. Часто ходил на долгие прогулки, как будто надеясь найти то, что помогло бы ему стать самим собой. Нет, он не был ни счастлив, ни несчастен.

Узнав, поправившись, что раненым был найден в лодке, он ничего не вспомнил! Когда же разразилась буря, выбежав в сад Ролло упорно вглядывался в небо, где сверкали огромные молнии. Потом вдруг, потрясенный, повернулся к Деборе, которая пришла уговорить его вернуться в дом, и, сдавив руками виски, словно пытаясь оживить память, сказал ей:

— Тогда ведь тоже была буря…и небо все в огне…и я слышал гром…

Потом Ролло умолк и не сказал уже ничего больше.

***

Когда Дебора вошла в салон из сада, Ролло, подняв глаза, ей улыбнулся — такой отсутствующей улыбкой, которая порою появлялась на его лице, но тут же снова скрывалась за завесой тревоги или меланхолии.

— Ты выглядишь взволнованной, — заметил он, хотя и без особого интереса. — Мне кажется, в последнее время тебя что-то беспокоит!

— Я тебе должна сообщить такую новость! — Дебора была так расстроена, что даже не садилась. — Я долго не решалась — хотела быть уверена! И вот теперь уверена!

— Но в чем?

— Что я беременна! — в отчаянии воскликнула она и разрыдалась.

— Ого! — удивленно воскликнул он и, встав, обнял её. — Это и вправду серьезно!

— Серьезно? Ужасно! Теперь я обесчещена!

— Ну что ты, вовсе нет! И перестань плакать! Ты что, не любишь малышей? Ведь говорила, что всегда хотела детей, не так ли? Теперь у тебя будет по крайней мере один, и я горжусь, что стану его отцом!

Но будущая мать расстроилась ещё больше.

— Ты слишком молод, чтобы быть отцом! Разве мы можем пожениться? Все бы решили, что ты женишься на своей тетушке! А я лишилась бы своей пенсии вдовы офицера!

Ролло-Тюльпану и в голову не приходило на ней жениться, но будучи человеком любезным, он предпочел ответить так:

— Я совсем не против женитьбы! — но тут же поспешно добавил, — Но ты права, это не пойдет, создаст слишком много неудобств!

Дебора хмуро на него покосилась, как будто сочтя, что слишком уж быстро он успокоился, но не сказала ничего, хоть в голове мелькнула мысль: " — А почему это он не хочет жениться?"

Во всяком случае, здесь свадьба была невозможна. При одной мысли о том, как будут на неё смотреть местные поселяне, и уж тем более пастор Гиссинг, ей становилось нехорошо. И к тому же, как она могла выйти за человека, не знавшего, кто он такой? Что, записать в свидетельстве о браке "Миссис Теодора Ташингем и мистер Икс?" Это немыслимо! Тогда пришлось бы ей до дна испить чашу своих несчастий!