Бенджамин Рошфор - Фанфан и Дюбарри

• Название: Фанфан и Дюбарри
• Автор: Бенджамин Рошфор
• Жанр: Исторические приключения

Историю своего героя Бенжамин Рошфор прослеживает сквозь годы детства, которое Фанфан провел подкидышем в парижском предместье Сен-Дени в компании таких же беспризорников и шалопаев, где он впервые влюбился и познал таинства любви и откуда отправился в "большой мир" — в странствия по всей Франции, где пережил свои безумные приключения, пока не был мстительной любовницей буквально продан в армию.

---

Напротив них ошеломленный Рампоно не веря себе взирал на свой ещё дымящийся пистолет.

А женщины были тут же заколоты штыками десятком разъяренных солдат, считавших их виноватыми в смерти своего товарища. Тела их бросили на съедение грифам.

На могиле Гужона-младшего, прозванного Гужоном-Толстяком, воздвигли крест, а на него повесили его треуголку.

Тюльпан, Альберт Драйн и Пердун шагали в самом конце колонны, когда они выступили в поход, — медленный и мучительный, ещё больше затрудненный раненными, стонавшими в повозках, которые толкали их товарищи.

Трое друзей Гужона-Толстяка все время оглядывались назад, пока треуголка на кресте совсем не исчезла из виду.

Вот почему Фанфан-Тюльпан никогда не смог забыть эту безымянную деревушку! И в огне геройства и страданий он уже принял мужественное решение.

На следующее утро полковник де Рампоно обнаружил на своей палатке приколотый обрывок рубашки с такой надписью: "Мсье полковник, я вас ещё найду! Боец Тюльпан. Прощайте."

Прощайте? Да, потому что в ту ночь Фанфан-Тюльпан дезертировал…

4

На лоб, лицо и шею Фанфана-Тюльпана падали струйки воды, и Фанфан услышал тихий размеренный шум, напоминавший шум спокойного моря. Но у него не было сил открыть глаза.

— Это ты, Гужон? — проворчал он и отвернулся, чувствуя, что он лежит в удобной теплой постели, но где — понятия не имел. Наконец его веки понемногу приоткрылись и то, что Фанфан увидел перед собой, оказалось песком! Правда потом, подняв глаза, он увидел две босые ступни, а выше стройные, дочерна загоревшие ноги!

— О-о! — простонал он, пытаясь подняться и сесть. Маркитантки у них в отряде вроде не было? Но тут он вытаращил глаза и даже присвистнул: какая красивая девушка! И даже больше чем красивая — потрясающая! На ней было что-то вроде полуразорванного платья, едва достигавшего колен, и все равно столь ослепительной красавицы он в жизни не видел! Она все ещё держала в руке маленький глиняный кувшин, из которого, видимо, и поливала его голову морской водой, чтобы привести в чувство. В чувство однако она привела не только голову, но и все остальное, так что ошеломленный Тюльпан торопливо прикрыл стыд обеими руками, ибо осознал, что наг как Адам!

— Это ты? — спросил он.

— Ага. Ты был весь в крови, так что я тебя раздела, чтобы вымыть. У тебя все тело в шрамах.

— Это от камней и скал, — сказал Тюльпан. — Я несколько раз с них срывался. Давно я здесь?

— Когда час назад я вернулась с моря, где ловила рыбу, — показала она на небольшую лодочку, вытащенную на песок, — ты здесь уже спал, или лежал без сознания.

— Точно без сознания! Я уже три дня и три ночи ничего не ел! Только мышь как-то поймал — не особое лакомство! Ты позволишь, я надену штаны, а то как-то мне перед тобой неудобно?

Она кивнула, улыбаясь — и улыбка эта показала безупречные белые зубки и очаровательные ямочки на щеках — а потом направилась к своей лодке.

— Любишь рыбу? — спросила она, гордо демонстрируя огромную рыбину, бившуюся у неё в руке.

— Я бы съел и конское копыто, — заявил Фанфан, с восхищением глядя, как она собирает хворост и траву, чиркает кресалом и разводит огонь. И вот уже рыба поджаривалась на железном пруте, ловко закрепленном над огнем.

После долгого молчания коротко спросила:

— Француз?

Кивнув головой, он заметил, как испытующ стал её взгляд, из которого вдруг исчезла бархатная нега.

— Значит ты был на волосок от смерти. Как тебя зовут?

— Фанфан-Тюльпан. А тебя?

— Летиция Ормелли. Мне уже пятнадцать.

— Но почему я был на волосок от смерти?

— Вначале я хотела перерезать тебе глотку, вот! — спокойно ответила она. — Но потом решила, что ты — дезертир, недаром же сберег ружье. Оно вон там, в моей палатке видишь?

— Я дезертировал, потому что был сыт всем по горло! Я пережил такое…

— 315

— Я знаю! Живу уже здесь неделю. Я из Альтано, — так называлась наша деревня. Называлась!

— Да, понимаю, — уныло протянул Тюльпан.

За время разговора девушка разделила рыбу пополам, положив на большие листья. Съели они её молча, но Фанфан заметил, что Летиция при этом тихо плачет, не всхлипывая и не вздыхая.

— Можешь мне все рассказать, — заметил он, — если считаешь, что это поможет.

— Вся моя семья… — только и сказала она.

— Отряд Рафаэлли?

— Они нам не представились!

— Но ты здорово говоришь по-французски!

— Дедушка научил. Он был священником, закончил семинарию во Франции.

Немного помолчав, спросила:

— Что будешь делать?

Фанфану это в голову не приходило, так что он мог ответить?

— Переберусь во Францию и спрячусь там подальше от полковников и вообще от армии! — Он горько рассмеялся. — Но здесь зато как в раю! — тихо добавил он, глядя на сверкавшую синеву моря, на золотой песок, на густой зеленый лес вокруг пляжа, в котором пели птицы: — Какой бы здесь был рай, не окажись мы здесь после стольких несчастий!

Летиция закусила губу и Фанфан, чтобы хоть на миг отвлечь её от тяжелых воспоминаний, весело добавил:

— Но это все же рай! Рай, где живет одна Ева! А это противоречит Библии!

— Теперь здесь есть и Адам, — улыбнулась она. Но тут же, заметив, как внимательно он её разглядывает, покраснела.

— Ты прекрасна, как восход солнца, Летиция Ормелли! — негромко сказал он.

— Я пойду взгляну на свои силки, подожди меня здесь! — вместо ответа бросила она. Фанфан-Тюльпан вновь разделся и пошел купаться. Вода была ещё холодной, но приятно освежала. Вернувшись на берег, он уже почти забыл о своих ссадинах. Обсохнув на солнце, потом, само собой разумеется, направился к шалашу Летиции. Это был, собственно, простой навес из ветвей и листьев, а вместо мебели там было лишь одеяло, на котором лежали его ружье и сумка.

Он лег и тут же уснул. Когда проснулся, было уже темно. Шалаш сотрясался от сильного ветра, и море шумело сильнее. Рядом с ним лежало стройное теплое тело, на талии он чувствовал её руку.

— Спишь? — шепнул он.

— Нет. Но теперь усну. Прошлые ночи были ужасны. Я так боялась, мерещились то французы, то волки — большие волки… Но с тобой я спокойна. Знаешь что, Адам?

— Что, Ева?

— В одном силке был заяц, так что завтра у нас будет королевский пир!

— Спи, ты мой ангел-хранитель! — сказал он, чувствуя, что тронут до глубины души — но при этом один вполне естественный порыв предупредил его, что может быть не безопасен этому невинному ангелу, что, разумеется, он предпочел замолчать.

— Спи, ангел мой! — повторил он, заворачивая Летицию в одеяло.

— Твои глаза — как летние звезды! — чуть погодя сказала ему Летиция. И я так рада, что понравилась таким глазам.

— Я так боялся, что обидел тебя, когда сказал об этом… ведь ты сразу ушла к своим силкам. Обиделась?

Та тихо прыснула.

— Меня учили, что нужно обидеться, но почему-то я обиды не почувствовала!..

Посреди ночи Летицию вдруг пробудил какой-то тихий звук. Ветер и море были спокойны, и Летиция стала прислушиваться. Потом спросила:

— Где ты?

В темноте она разглядела его позади себя, и оттуда-то и долетел этот тихий звук. И тут она поняла.

— Фанфан, ты плачешь?

— Ох, — не выдержал он, — они убили моего старого друга, лучшего друга Гужона-Толстяка, и я словно на десяток лет постарел!

— Дай, я тебя обниму! — она приблизилась к нему, и стала целовать лицо, и гладить волосы, и окружила его столь нежной и всепонимающей лаской, что наш герой Тюльпан расплакался ещё больше, став снова, как в детстве, малышом Фанфаном. Он вправду горько плакал, и в самом деле был так несчастен, но вместе с тем ему было так хорошо в её удивительно материнских объятиях, что сам он стал себе казаться маленьким ребенком и как грудной ребенок и уснул.

***

Где теперь Франция? Что с ней? Где та война, и смерть людей, и жертвы? Все это сразу удалилось на столько световых лет… и время вовсе перестало для них существовать!

Сколько уже дней Фанфан здесь, в бухточке, на пляже золотого песка, с видом на бескрайнее море, сколько дней он дышит этим влажным воздухом, который вечерами освежает легкий бриз? Солнце — и он, лазурная вода — и он, небо — и он! И Летиция, Летиция, Летиция! И этот ритм и неизменный круговорот земного рая, далекого и от людей, и от богов! Вставали они на рассвете и, хохоча, носились по пляжу. Потом, забежав в море, как дети осыпали друг друга фонтанами брызг. Взирали на свои нагие тела без смущения, хоть иногда и не без внутреннего беспокойства — Летиция порою, вдруг покраснев, отворачивалась. Часто прохаживались рука об руку, не говоря ни слова, ибо слова не были нужны: все говорил единый вздох, пожатие пальцев, короткий взгляд увлажнившихся глаз.