Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №11 (2003)

• Название: Журнал Наш Современник №11 (2003)
• Автор: Журнал Наш Современник
• Жанр: Публицистика

---

 

*   *   *

Москва, 26 января

 

Я приехал сюда третьего дня в субботу в 7 ч. утра, ночевав две ночи в дороге. Я начал с того, что рыскал по всей Москве, чтобы найти пристанище, потому что Шевалдышев, с которого я начал, мог мне предложить только номер за скромную цену 4 рубля в день. И все-таки, проездив полтора часа, мне пришлось вернуться к Шевалдышеву, так как теперь все гостиницы переполнены в Москве. Во всем остальном я нашел status quo. Разумеется, моя мать счастлива свиданию со мной, но жалуется, по обыкновению; затем сутолока у Сушковых; мой брат, которого я беру, как он есть, без объяснений...

Я обедаю у Уварова, где я встречу знакомых и узнаю известия из Петербурга. Самая выдающаяся новость, которую мне сообщили вчера в клубе, это проезд через Москву князя Меншикова, отправляющегося в Константинополь для передачи ультиматума. Военные слухи держатся и даже усиливаются. Русские газеты, в первый раз в жизни, позволили себе упомянуть о пророчестве на 1853 год, и великое событие, с такой любовью взлелеянное мною, совершится в ту минуту, когда я, увы, стал к нему почти равнодушен. Должно быть, верно, что ничто никогда не придет вовремя, даже занятие Константинополя. — Рославльская дорога превосходна, и не могу достаточно тебе ее рекомендовать. Постоялые дворы, большие и малые, очень хорошо содержатся и вытоплены до 19 градусов температуры, что очень приятно для путешественника, торопящегося согреться и ехать дальше.

 

Как обычно, по возвращении в Москву поэт не стал останавливаться у Сушковых. В письме так и чувствуется его сарказм в их адрес, адрес брата. Да он как раз и не выносил этой сутолоки у Сушковых. Чаще всего в старой столице он останавливался именно в гостинице Шевалдышева, на Тверской, в самом центре Москвы. Вокруг, в радиусе до одного-полутора километра, жили знакомые, родственники, здесь были театры, Английский клуб. В гостинице он мог принимать, кого хотел, благо старинные друзья за много лет уже привыкли к его гостиничному адресу.

Конечно, где, как не у Уваровых, он после почти месячного отсутствия сможет узнать самые последние новости из Петербурга. Для Тютчева, всегда бывшего в курсе всех российских политических событий, проезд через Москву генерал-адъютанта, светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова (1787—1869), во время пере­говоров с Портой в 1853 году назначенного чрезвычайным послом в Константинополе, был событием, исполненным давних надежд на занятие Константинополя и черноморских проливов. Светлейший князь, великолепно образованный человек, прекрасный собеседник, тем не менее окажется бездарнейшим военачальником российских войск в Крыму. Газеты предрекали победы русскому воинству, но если бы они могли предугадать, во что выльется предстоящая война!

 

*   *   *

Петербург, 18/30 сентября

 

Благодарю тебя за вести с прекрасных гор, которые мне мерещатся на горизонте более великолепными, чем когда-либо. Ах, как человек — или, по крайней мере, некоторые люди печально созданы и несовершенны как относи­тельно внешних впечатлений, так и самых сокровенных чувств. Ему дано испытывать в некоторой полноте лишь голод, жажду да еще скуку. Чего бы я теперь не дал, чтобы иметь перед собой красивую, настоящую гору, а когда я был около них — как я этим воспользовался? И обо многом, увы, можно сказать то же, что и о гораx... Взамен величественных альпийских картин у нас здесь, благодаря нескольким хорошим осенним дням, была прелестная игра света на водах Невы, таких прозрачных и как бы покорных, и на группах разноцветной зелени, которая скоро исчезнет. [...] В субботу я поеду в Павловск обедать у Блудовых, которых я уже посетил. Как я и ожидал, я нашел Антуанетту более сербкой и болгаркой, чем когда-либо; но, кроме нее, никто в Петербурге не принимает особенно к сердцу Восточный вопрос, и примиряются самым беспечным образом со всеми триумфами и славой, которые Господу угодно будет нам ниспослать. Однако в министерстве начинают верить в войну и предвидят, что враждебные действия начнутся со стороны турок.

Аминь.

Что же касается гостиных, то они под впечатлением, очень еще живым, смерти бедной княгини Долгорукой, рожденной С.-При, которая умерла после двух дней болезни, несколько похожей на холеру. Она вернулась несколько дней перед тем из Москвы в таком нервном возбуждении, что боялись скорее за ее рассудок, чем за жизнь.

Так как ты еще занимаешься русским языком, то вот тебе нечто для испытания твоих познаний. Это стихи, о которых я тебе говорил, навеянные Неманом. Чтобы их уразуметь, следовало бы прочесть страницу из истории 1812 года Сегюра, где говорится о переходе через эту реку армии Наполеона; или, по крайней мере, вспомнить картинки, так часто попадающиеся на постоялых дворах и изображающие это событие.

Неман

(Проездом через Ковно)

 

Ты ль это, Неман величавый?

Твоя ль струя передо мной?

Ты столько лет с такою славой —

России верный часовой!

Один лишь раз, по воле Бога,

Ты супостата к ней впустил,

И целость русского порога

Ты тем навеки утвердил.

 

Ты помнишь ли былое, Неман,

Тот день годины роковой,

Когда стоял он над тобой,

Он сам — могучий, южный демон?

И ты, как ныне, протекал,

Шумя под вражьими мостами,

И он струю твою ласкал

Своими чудными очами.

 

Победно шли его полки,

Знамена весело шумели,

На солнце искрились штыки,

Мосты под пушками гремели,

И с высоты, как некий бог,

Казалось, он парил над ними

И двигал всем, и все стерег

Очами чудными своими.

 

Лишь Одного он не видал;

Не видел он, воитель дивный,

Что там, на стороне противной,

Стоял Другой — стоял и ждал...

И мимо проходила рать,

Все грозно-боевые лица,

И неизбежная Десница

Клала на них свою печать.

 

И так победно шли полки,

Знамена гордо развевались,

Струились молнией штыки,

И барабаны заливались...

Несметно было их число...

И в этом бесконечном строе

Едва ль десятое чело

Клеймо минуло роковое...

 

*   *   *

С.-Петербург, суббота

 

С сегодняшней почтой пишу тебе лишь несколько слов. И знаешь, почему? Потому что мне крайне стыдно, что, хотя я и пишу из Петербурга, но не могу тебе сказать, будем мы воевать или нет. Ах, в какой странной среде я живу! Бьюсь об заклад, что в день Страшного суда в Петербурге найдутся люди, которые станут притворяться, что они об этом и не подозревают. Вот, впрочем, что кажется достоверным: князем Горчаковым только что получено от Турции требование очистить княжества в кратчайший срок. Это было бы, конечно, очень смешно, если бы не являлось началом событий столь важных и столь роковых, что никому из живущих ныне не охватить умом ни значения их, ни размаха... Я вернулся из Царского , куда ездил за новостями, но все, что мне удалось узнать, это — подробности, правда, очень любопытные, о вертящихся и пишущих столах; по-видимому, только одни столы и занимаются текущими событиями, ибо именно стол, отвечая на мой вопрос, написал мне самым красивым своим почерком, что в будущий четверг, то есть 8/20-го этого месяца, появится манифест с объявлением войны. Итак, два важных вопроса должны будут сразу разрешиться самое позднее через пять дней (ибо сегодня 3/15 октября): во-первых — вопрос о войне, а затем о том — правду ли говорят столы. Хотелось бы мне прибавить к ним и третий, разрешение коего не перестает занимать меня посреди катастроф и чудес, но когда я спросил у стола насчет себя, он набросал под моей рукой лишь фестоны и арабески, что меня вовсе не удовлетворило. Льщу себя надеждой, что в течение ближайших недель я буду лучше осведомлен более обычным, но зато более точным путем — посредством письма, полученного по почте.

Здесь — в салонах, разумеется, — беспечность, равнодушие и косность умов феноменальны. Можно сказать, что эти люди так же способны судить о событиях, готовящихся потрясти мир, как мухи на борту трехпалубного корабля могут судить об его качке... К счастью, это только пена, плавающая на поверхности, и так или иначе мы скоро увидим, что таится в глубине.

 

Еще до отъезда Тютчева за границу, в мае 1853 года, из-за отказа Турции признать привилегии православного населения в Турции, произошел разрыв русско-турецких отношений; в результате в июне того же года русские войска под командованием князя М. Д. Горчакова (1793—1861) заняли дунайские княжества Молдавию и Валахию. 27 сентября/9 октября Турция потребовала от России очистить княжества, а 4/16 октября объявила ей войну. В начале 1854 года в коалиции с Турцией вступили в войну Англия и Франция. He узнав подобные сведения в Царском Селе, поэт обратился к “вертящимся” и “пишущим” столам. “Столоверчением” в то время увлекались в гостиных и придворных кругах. От этого, кстати, предостерегали поэта его дочери. Еще более точных сведений Тютчев ждал от жены, едущей на свидание к своему брату.