Бронислав Малиновский - Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии

• Название: Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии
• Автор: Бронислав Малиновский
• Жанр: Культурология

Бронислав Малиновский выдающий британский антрополог, основатель функциональной школы. Понимал культуру, как целостную, интегрированную, согласованную систему, все элементы которой тесно связаны друг с другом. Сравнительный анализ культур, проведенный Малиновским, позволяет открыть универсальные культурные закономерности.

---

Для подтверждения такой трактовки этнограф обычно приводит лингвистическоедоказательство: существует лишь одно слово для обозначения нарушения экзогамии — suvasova, — идет ли речь об инцесте с ближайшим родственником или просто о сек- суальных отношениях с женщиной того же клана. Более того, такое словоупотребление является типичным выражением клановой солидарности, так называемого добровольного повиновения закону и обычаю. Клановая солидарность проявляется также в едином имени, едином тотемном животном и во многих других формах принадлежности к тотемической группе. И, как дополнительное доказательство ее существования, имеет место классификационное употребление терминов родства.

И тем не менее у нас уже есть указания на то, что ни внутри-клановая солидарность, ни классификационная природа родства, ни полнота экзогамных табу совершенно не поддерживаются в реальной жизни. Не только не существует широкой шкалы наказаний и ответственности за разные степени нарушения экзогамии, но и браки в рамках одного и того же клана не суть нечто неизвестное, и даже наиболее вопиющие нарушения этогорода табу предполагают наличие обходных путей и возможность урегулирования в рамках обычая.

Сопоставляя сущность высказываний туземцев и результаты непосредственного наблюдения, единственное, что я хочу ясно выразить, это то, что между первым и вторым существует серьезное противоречие. Высказывания, о которых идет речь, выражают собой идеал племенной морали, наблюдение же показывает нам, насколько реальное поведение соответствует этому идеалу. Высказывания туземцев демонстрируют глянцевую поверхность обычая, которую неизменно предлагают любознательному чужаку; непосредственное же наблюдение за туземной жизнью вскрывает лежащие в ее основе такие пласты человеческого поведения, которые, бесспорно, сформированы жестким обычаем, но в глубинной своей части испытывают влияние тлеющих костров человеческого естества. Впечатление приглаженности и единообразия, которые, на основании исключительно словесных заявлений, представлялись единственной формой человеческого поведения, рассыпается после более близкого знакомства с реалиями тробрианской культуры.

Поскольку в этом расхождении (между методом сбора данных на основании опросов и опытом изучения жизни дикарей из первых рук) мы имеем очень важный источник этнографической ошибки, то следует пояснить, что вину за эту ошибку нельзя возлагать на туземных информаторов, скорее, в ней повинен сам этнограф, всецело полагающийся на метод «вопрос — ответ». Излагая определенное моральное правило, указывая на его строгость и безупречность, туземец вовсе не пытается ввести чужака в заблуждение. Он просто делает то, что сделал бы любой уважающий себя примерный член общества, где все хорошо отлажено: он игнорирует оборотную и безобразную сторону человеческой жизни, он пренебрегает собственными проступками и даже проступками своих соседей,он закрывает глаза на то, чего не хочет видеть. Ни один джентльмен не хочет знать осуществовании того, что «не принято в обществе», что всеми считается дурным, что неприлично. Традиционное сознание игнорирует такие вещи, и прежде всего при разговоре с чужаком, поскольку грязное белье не стирают на людях.

Меланезиец так же чувствителен к неделикатности и так же традиционен в вопросах соблюдения приличий и пристойности, как какой-нибудь среднего возраста джентльмен середины викторианской эпохи или же старая дева. Вообразите себе этнографа с Марса, расспрашивающего нашего респектабельного джентльмена (или старую деву) о брачной морали в Англии. Ему бы было сказано, что моногамия — это одна-единственная форма брака, что добрачное целомудрие требуется от обеих сторон и что супружеская измена строго запрещается законом, нормами морали, что она противна нашим нравам и кодексу чести. Все это в известном смысле совершенно верно: в этом воплощается религиозный и нравственный идеал. Но если марсианин пойдет дальше и будет выяснять, случаются ли супружеские измены в реальной жизни, наш джентльмен или старая дева будут возмущены подобным вопросом, считая, что в нем содержится оскорбление, и станут в этой связи холодны или начнут горячиться. Ведь вы должны помнить, что они привыкли к тому, чтобы быть информаторами, не более, чем наш меланезийский джентльмен, которому вы даете палочку табака за полученную информацию.

Если такой марсианин, сведущий в современных методах полевой работы, вроде тех, что рекомендуются некоторыми антропологическими школами, обратится к «конкретному опросу», он может нажить себе неприятности. На конкретный вопрос: «Сколько раз вы спали с женой вашего друга и как часто ваша жена спит с другим мужчиной?» — ответ может последовать не словом, а действием. И наш марсианин, если он в состоянии будет это сделать, внесет в свою записную книжку: «Обитатели земной планеты никогда не совершают супружеских измен; существует сильное груповое чувство, если даже не групповой инстинкт, предохраняющий их от данного преступления; даже предположительное упоминание о возможном нарушении священного закона приводит их в необычайное душевное состояние, сопровождаемое эмоциональными всплесками, взрывными выражениями и теми бешеными действиями, которые делают термин "дикие" столь подходящим для грубых туземцев Земли».Такое утверждение было бы явно односторонним, и, однако, земной информатор никоим образом не пытался ввести в заблуждение исследователя. В случае с нашим собственным обществом нам известен ответ на эту загадку. Наш информатор, хотя и знает о возможности нарушений супружеской верности, не только не хочет выставлять их напоказ перед чужаком, но всегда готов сам забыть о них под влиянием сильной эмоциональной приверженности идеалу. В данном случае для меланезийца сам факт возможного инцеста с ближайшей родственницей по материнской линии является в высшей степени шокирующим, тогда как нарушение экзогамии — один из тех сюжетов, которые следует обсуждать лишь в доверительной обстановке и среди друзей. Джентльмен с Тробрианских о-вов так же, как и мы сами, готов обманываться, когда чувствует, что этого требует честь племени. Ему предлагают несколько палочек табака и просят рассказать об интимных и деликатных вещах. Антрополог с его быстрыми и порой проницательными вопросами, с его настойчивостью в отношении фактов и подробностей, вызывает ту же реакцию, какую вызвал бы у нас гипотетический исследователь с Марса. Туземец может почувствовать себя задетым и отказаться обсуждать данные предметы, что и случается время от времени с полевым исследователем на первых порах в его этнографических изысканиях. Или же информатор расскажет о том идеальном положении дел, которого требует его представление о пристойности и которое делает честь ему самому и его соплеменникам, не компрометируя никого из них и никакую из сторон общинной жизни.

Ибо, кроме чувства собственного достоинства и традиционного стремления поддержать честь племени, существует и другая серьезная причина, почему туземец не хочет знакомить какого-то случайного европейского болтуна с изнанкой жизни своей общины. Он привык к тому, что белые люди суют свой нос в его сексуальные дела: одни — чтобы добраться до его женщин, другие (и более скверные) — чтобы читать ему мораль и совершенствовать его, а третьи (самые опасные из всех) — чтобы издавать законы и установления, привносящие в его племенную организацию трудности, порой непреодолимые. Стало быть, элементарная осторожность диктует ему, что не надо выходить за пределы наиболее очевидных общих мест, а надо просто излагать основные контуры своих моральных правил и установлений, которые покажутся безупречными даже самому настырному миссионеру или правительственному чиновнику.

Вывод из всего этого состоит в том, что склонный к поспешности полевой исследователь, полностью полагающийся на метод «вопрос — ответ», в лучшем случае получает безжизненный корпус законов, установлений, моральных правил и условностей, которым следует подчиняться, но с которыми в реальной жизни часто только и делают, что обходят их. Ведь в реальной жизни правилам никогда не подчиняются до конца, так что остается (и это наиболее трудная, но совершенно необходимая часть работы этнографа) установить, каковы масштабы имеющихся отклонений и их механизм.

Однако чтобы добраться до исключений, отклонений, нарушений обычая, необходимо непосредственно познакомиться с поведением туземцев, а это можно сделать, лишь изучив их язык и продолжительное время прожив в их среде. Но самое современное полевое исследование, выполненное с применением быстрых и точных (порой чересчур точных) методов, основанных на вопросах и ответах, страдает чрезмерным упрощением и чрезерной стандартизацией представления об устройстве туземной культуры[138]. К сожалению, такого рода материалы, кроме того, способствуют созданию антропологической доктрины о непогрешимости туземных рас, о присущей им приверженности закону и врожденному, автоматическому, рабскому подчинению обычаю.