Наталья Рубанова - Welcome to Рязань (Эссе-сон, или Экскурсия жизнь спустя)

• Название: Welcome to Рязань (Эссе-сон, или Экскурсия жизнь спустя)
• Автор: Наталья Рубанова
• Издательство: Редакция литературного журнала для семейного чтения «День и ночь»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

---

Наталья Рубанова Welcome to Рязань (Эссе-сон, или Экскурсия жизнь спустя)

«Добавь сюда рязанское Шоссе Энтузиастов, которое упирается в кладбище, первый автобус до психбольницы и рекламу погребальной конторы на боку реанимации — и сложится вполне стройная картинка[1]…»

* * *

Что, в самом деле, может сказать человек о некой точке на карте, само название которой почти полжизни разглядывает исключительно с помощью оптики, и которая подавляющему большинству не по глазам? Если само название давно пишет с подвыподвывертом (выговорите-ка сие «уездное» с первого раза), а при упоминании, скажем, об «историко-культурном музее-заповеднике» неизбежно прищуривается? То-то и оно…

* * *

Экскурсовод: В Рязани, как и в других городах необъятной R, определенно что-то есть: Кремль, автобусы, помойки, аптеки, кафе и проч.: голуби, люди, скамейки. Есть и нечто, не сразу вставляющееся (сказали, термин из психиатрии) в мозги приезжих, а также родных и близких покойных: о том-то, господа, и поговорим. Во-первых, конечно, пресловутое кладбище у Шоссе Энтузиастов. Во-вторых — остановка «Памятник Павлову», аккурат за которой — Концертный зал имени Есенина (разумеется, чтобы все спрашивали, почему не Павлова): впрочем, как Циолковский, Салтыков-Щедрин и К°, С.А. — «Приокское Всё», а потому no comments. А в-третьих — и это уже несуразность непросвечивающая, непрозрачная — рождение автора приводимых зд. и далее строк. И нет бы, явиться ему на свет, к примеру, в старой доброй Европе или, на худой конец, на питерском ее «подоконнике», так нет же. С чего начинается р-р-родина?

Голос: «С Рязани. Сами мы не местные…»

Автор: Как занесло, так и вынесло — гут, не вперед ногами; впрочем, поводов для именно такого exit’a оказывалось в местечке, дюже понравившемся некогда монголо-татарам, предостаточно: начиная роддомом (подробности рождения в выходной опускаем) и заканчивая… нет-нет, совсем не тем, о чем вы только что.

Экскурсовод: Население Рязани составляет, согласно данным последней переписи, более полумиллиона жителей. Расположен город на правом берегу Оки при впадении в нее реки Трубеж. Средняя зарплата жителя нашего города составляет…

Голос, заглушающий экскурсовода: Рязань, о сколько в этом звуке!..

Экскурсовод: …и в сущности ничего не стоит. Центр Рязанского княжества находился в пятидесяти километрах от современного города (городище Старая Рязань).

Автор: Вы что, правда намереваетесь об этом?…

Экскурсовод: Да как вам… В общем, да… Именовавшись поначалу Переяславлем…

Автор (вонзая серебряный нож для резанья бумаги в стол): Всё! Хватит!

Экскурсовод (пожимая плечами и удаляясь): А детей там чаще всего теперь называют Арсентиями и Анастасиями, да-с!

…Итак, Арсентиями и Анастасиями. Каждый раз, приезжая в город, где не прошли «мои университеты», глаз цепляет то новое, чего не было «в прошлой жизни», — а подумать, была ли она? Со всей своей неизбывной «провинциальной грустью» (хм, будто грусть бывает «столичной»!) и снежными (солнечными, дождливыми, пыльными) улицами? Со всей своей очерченностью и предсказуемостью? (Как-то: с характерной теткой в растянутой кофте, которую каждое утро в одно и то же время встречаешь именно на этой остановке и, проходя мимо серой хрущобы, думаешь, что легче, ей-чёрту, с подоконника, чем просуществовать в таком вот домике то оставшееся, что Господину Богу ты в жилетку наплакал.) И — дальше, дальше… А дальше — Шоссе Энтузиастов: не промахнешься. Шестой автобус довезет до конечной: «Товарищи-господа, новопреставившиеся рабы! Не забудьте оплатить проезд белкового тела. В продаже имеются абонеме…»

Рязанская область расположена в подтаёжной и лесостепной зонах. Почвы на севере дерново-подзолистые, местами заболоченные, серые лесные, на юге — чернозёмы оподзоленные, выщелоченные на лёссовидных суглинках, в долинах рек — аллювиально-луговые. Леса (основные породы — сосна, берёза) занимают около 1/3 территории. Сохранились лисица, заяц‑русак, бобр, белка, хорёк; из грызунов — суслики, хомяки, тушканчики; из птиц — чирки, кряква, серая утка и др. На территории Рязанской области — Мещёрский национальный парк, Окский заповедник.

Наше Всё:

«Там чудеса, там леший бродит…»

Там до сих пор мучаются артритом те самые троллейбусы, из прошлой жизни — странно, впрочем, если было бы по-другому: вероятно, тогда б Рязань и называлась как-то иначе. А ее маскировка именем произошла, вестимо, от «Резань» — «резать»; можно интерпретировать и как «вырезать лучшее», «не дать ни глотка воздуха» — девиз, воплощавшийся «в жысть» долго ли, коротко ли — а точнее, с 1095-го. (СПРАВКА ИЗ ЖИЛКОНТОРЫ: «Все претензии направлять лично Господину Богу». Точка. Далее через запятую: «…, оттеняющему с помощью подобных пространств блеск и нищету кур… простите, столиц»). Сего безвоздушья, столь опасного для любителей проветривать помещения, и бежали радивые — кто куда; для многих мегаполисные «прививки» (как по ту, так и по эту сторону границы) оказались небесполезными, хотя и сопровождались в отдельных случаях повышением температуры вплоть до жара и бреда — однако с последующим восстановлением сознания. Впрочем, следы людей теряются, как затеряется сейчас и этот вот — видите? — конфетный фантик, уносимый порывом ветра с Театральной площади в сторону Дома быта, которого уж нет как нет, и новоявленные Арсентии с Анастасиями увидят его, если полюбопытствуют на предмет «корней», лишь в иллюстрированных изданиях (кудрявая буквица «Р» на обложке) или на открытках… Да, Дом быта снесли, и в один из приездов это неприятно кольнуло (подножка воспоминания, ножичек у спины — со свистом; не в спину). От этого, абсолютно никакого здания, исходило необъяснимое тепло, быть может, связанное со словом «дом» — кто знает… (казалось? приснилось?). Но так ли важно?… Ведь и сейчас, сию секунду, мы с мамой находимся именно там, внутри: в доме, который построил Джек.

«Первое условие для счастья — живые родители», — говорит она, потеряв своих. Деда знала вся Рязань: работал в угрозыске. Бандиты боялись его и уважали: было за что — всё, впрочем, описано в его воспоминаниях и моем эссе[2]. Но не описано другое: город забыл о своем герое, стоило лишь ему оказаться «ненужным» (в скобках: старым). Неудивительно, впрочем, для удивительной сей страны. И удивительнейшего сего града, с которого давным-давно Салтыков-Щедрин сосканировал свой г. Глупов.

«Оулдофф» в Рязани хоть отбавляй — смертность, как водится in Russia, превышает рождаемость; рожать нет смысла (далее см. уэльбековскую «Возможность острова»). Вот «верхи» и «отбавляют» методично: при крошечной пенсии цены на этой территории почти мааасковския. И те, кому за…, по-прежнему экономят на спичках (буквально: от одной стараются зажечь сразу несколько газовых конфорок), а «великая страна» (как в столичной, так и в провинциальной «точке») по-прежнему не желает видеть своего — через отношение к слабейшим и беззащитнейшим проявляющегося — перверзного самоунижения. Поневоле помянешь добрым словом старушку Европу: в одном из «ихних» городков я глаз не могла оторвать от окон некоего странного (странного для «нашенских») кафе. Там, внутри, за столиками, сидели одни лишь почтенные дамы и господа, убеленные сединами. Они улыбались. Возможно, даже заводили романы. Официанты разносили им кофе, etc. Этим cafe оказалась зала Дома престарелых. Не страшно ли представить там их беззубых (зубы нынче дороги) Рязанских — и не только — провинциальных «погодков», выброшенных на помойку жизни по причине многоразового использования (и как следствия — износа) «мясной машины», что делает ее непригодной для дальнейшего обслуживания Системы?

Шоссе Энтузиастов: разросшийся Город мертвых в Стране глухих. Ходить в одиночку по кладбищу небезопасно — говорят, бомжи. Говорят, свежие цветы с могил собирают и продают тут же. Говорят, там — лучше:

Всё выше, выше, и выше,
Стремим мы полёт наших птиц…

Всё выше, почти гордо: «На Театральной!» — почти по-чел-овечьи (что за зверь?). Это самая маленькая площадь города, где: Драмтеатр, заколоченный на зиму фонтан да памятник так и не «поделенного» Калугой и Рязанью Циолковскому, открытие которого помню: ходили с дедом (или это теперь кажется, будто ходили, а на самом деле он — рассказывал, а я — слушала только?). Есть еще кафе «Театральное» с довольно дикой — народ и не то ест — музычкой (с этим в провинциальных — не только Рязанских — заведениях просто беда, так что если у вас «уши понежней», оставьте их по-одесски дома). Даже алкоголь на иных персонажей в подобных ресторациях не действует — встает поперек мозга; последний раз была там несколько лет назад, по делу. Запомнился не столько разговор, сколько печальная официантка бальзаковских лет, убийственные — для не оставленных «дома» ушей — звуки, да громкоговорящие тожеприматы (дворовая порода people) за соседним столиком. Впрочем, «говорят», есть в Рязани и другие места — …а кто говорит, тот пусть и пишет, коли буквы знает. Я же свои плету: «Рязанские кафе даже с неплохим интерьером неизбежно опошлены рвущейся из динамиков попсой, гарантирующей вам рвотный рефлекс, а также равнодушными/измученными/почтиникогданеулыбающимисяофициантами, делающими клиенту одолжение в виде чашки кофе…».