Лев Роднов - Журнал «День и ночь» 2010-1 (75)

• Название: Журнал «День и ночь» 2010-1 (75)
• Автор: Лев Роднов
• Издательство: Редакция литературного журнала для семейного чтения «День и ночь»
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010

---

Георгий работал технологом в стальцехе на автозаводе и был просмолён «навечно, как мумия», так шутил он. На надушенных и нарядных женщин от него резко пахнуло горькими производственными маслами. Однако в заслугу достойному мужу будь сказано, он был пока поразительно трезв!

— Кутью-то, бабушка, приготовила? Ох, и ушлая ты, Серафима! — громко забасил он.

Поминальная-то каша-кутья в печи томилась, а на столе, возвышаясь над разнообразными праздничными блюдами, радуя глаз неравнодушного к питию гостя, торжественно сияли бутылки с алкогольными и безалкогольными напитками.

После окончания утрешней трапезы планировалось снести записочки с заупокойным поминанием в церковь, да сообща пройтись на кладбище. Грех — не почтить память усопших! Гости дружно рассаживались за праздничным столом. У всех не на шутку разыгрался аппетит.

— Что ж, выпьем за Родину, незабвенную страну нашу, где хозяином был человек труда! — бодро начал свой обычный тост Георгий, являя собой мудрое мужское начало. — За страну героев, не дрогнувших ни на военных, ни на трудовых фронтах! С Богом, родные! — поднял он свой полный «стопарик», его собственный карманный мерный сосуд.

— Да, героическая была у нас Родина! — вздохом отозвалась гостиная.

— Помянем Родину! — чуть не хором дружно согласились женщины. — Без Родины не жизнь, маята одна.

— Родина — род — рождение — родители — предки наши!

— Помню, — опять вбился в гул женских голосов бас Георгия, — на автозаводе у нас в былые-то времена на маёвки в лес выезды организовывали. Особенно в те места, где встреча советских войск с партизанами состоялась, ведь директор наш, Иван Михайлович, партизанским командиром был. Дак на автобусах цехами людей свозили. Широко гуляли, из фронтовых кружек пили. Полевую кухню обустраивали. Дней эдак пять с ночёвками! Директор наш незабвенный самолично всем руку жал. Кремень — мужик! Подлинный герой! Помянем его память вставанием!

Все с готовностью поднялись и дружно выпили.

— По две смены, а также в праздники мы, передовики, на родном заводе «пахали»! За Переходящее Красное Знамя жизни своей не щадили! — продолжал входить в азарт трудового энтузиазма производственник.

— Вот и споили тебя на маёвках-то, все наши мужики поспивались, включая полный состав Комсомольского Прожектора во главе с незабвенным Володей Пыжом! — подсекла расходившегося муженька обычно сдержанная Галина.

— Наотмечались трудовых завоеваний, детей своих сиротами оставили… — подала голос недавняя вдова Ирина.

— Да не трави душу, Ира, ведь святое время было — идёшь по заводу — всё твоё! — распалялся Георгий.

С улыбкой внимательно слушая взрослых, Николай встрял в разговор.

— А я, помню, мне папа маленькому стишки читал:

«Папа мне принёс с работы настоящую пилу!»

— Разворовался народ без хозяина! Попробовали бы при Сталине что-нибудь с завода стянуть! — вырвалось у Серафимы. Все заволновались. Ирина-социолог встревоженно подняла голову:

— А нашу фирму турок инвестирует. Теперь он — наш хозяин! Думаю, искоренит он наше общественное расхитительство. В Турции раньше ворам руки за кражу отсекали!

Николай опять вмешался в разговор:

— А помните, как в «Джентльменах удачи», про чан с дерьмом, когда вор повторно попадается! С ятаганом! — раскраснелся отрок.

— Тебе пора автомат брать в руки, эту самую, всего натерпевшуюся нашу Родину оборонять, а ты тут под ногами путаешься! — зыкнула на юнца баба Тася.

— Это я — под ногами, — ваше будущее! — обиделся парнишка-допризывник, — давайте лопату, участок копать пойду! — в сердцах заявил он.

— Да что ты в праздник-то, окстись! Попробуй лучше огурчика, — льстиво-примирительно «погладила по шёрстке» любимого сынка Валентина, — мало ли, что дядя Гоша придумает!

— А что? Мужикам и слово сказать воспрещается?! Матриархат какой-то! И ты, Колька, под бабскую дудку уже пляшешь! — Георгий, задетый за живое, на этот раз отмахнул себе водочки уже не в свой мерный сосуд, а в отысканный где-то, могучий гранёный стакан. Николай понял, что «рубит сук, на котором сидит» и смутился.

Тем временем младшие дочери Валентины, Даша да Наташа, успели нарезать бумаги для записочек по усопшим для поминовения в церкви. Под руководством хозяйки они быстро раздали всем по четверти листика, а также авторучки. Установилась тишина, все стали вписывать умерших родных в поминовение. Таисия назидательно заметила:

— Не забудьте, женщины, мужей своих вписать! Все сидели задумчиво, склонив головы. Из-за

тяжёлых льняных штор вдруг выпросталось-таки солнце и заходило по всему пространству, высвечивая на стенах в непритязательных рамочках портреты давно покинувших сей мир, семейных родительских пар. В раме старинного зеркала чёрно-белой сеткой зарябило глаз от дробных фотографий родственников и их друзей. Мудрая хозяйка старого дома уже несла гостям три истёртых пузатеньких семейных фотоальбома.

— Эх, вспомянем жизнь былую! Ставь, Коля, на патефон «Ландыши!» — скомандовала она бодро.

Коля, а за ним девочки вперегонки бросились к раритетной бабушкиной технике. Хрустальная наивная мелодия песни заполнила дом. Таиса и Серафима, обнявшись, уселись на диванчик, прихватив с собой на колени наиболее старый из альбомов

— Помнишь, Тася, — мы — школьницами… Ты — ещё в начальных классах, косички «корзиночкой»…

— А ты, смотри, на выпускной идёшь, причёска «я у мамы дурочка». Это ж надо такое было придумать!

— Посмотри, платья у нас — «солнцеклёш» да «шестиклинка»! Рукава — крылышками да фонариками — светлые платья нашей юности! А как рады за нас родители!

— А вот и герои наши — мужья благоверные, глянь, обнявшись, сидят!

— Худющие-то, послевоенное детство голодное, а с задором зато!

— Наверное, потому, что молоды были. Молодёжь всегда мечтает, петь любит.

Даша и Наташа, отбирая наиболее пожелтевшие от времени, колоритные фотографии, периодически перебивали мерный диалог старшего поколения, то и дело следовали их вопросы:

— А это кто? А когда это было? А тогда кем он нам приходится?

В дверях, из смежной комнаты, в руках со старинной гитарой, сомнамбулически подняв глаза вверх, появился Николай. На гитаре большим замысловатым атласным бантом была увязана красная лента времён середины прошлого века. Девочки-близняшки моментально отключили захрипевший патефон, сберегая жизнь старинной пластинке и последним патефонным иглам. Николай бережно тронул струны «исторической» гитары:

 — Эпитафии, эпитафии.
Чёрно-белые фотографии!
Промусоленные страницы.
Открываю альбом-гробницу!

Он обвёл глазами держащих в руках старые фотографии, внимающих ему родичей:

 — Я домысливаю биографию
Неизвестной мне фотографии.

По дому резонансом разносилась незамысловатая мелодия. Мальчик уже серьёзно, нисколько не ёрничая, отдавал дань уважения Прошлому. Он был любителем стихов и бардом, продолжая семейные традиции:

 — В светлой памяти, я, шалея,
Затворяю дверь мавзолея,
Но билетом в толпе мгновений
Остаётся стихотворенье!

— Здрав будь, внучек! — прослезившаяся Серафима сухощавой горячей рукой взъерошила волосы мальчика, своего любимца Николеньки. — За что я тебя люблю — почтение у тебя к старшим! В армию пойдёшь — помни о долге перед дедами. На-ко, возьми, себе к выпускному подарочек! — Из-за божницы она ловко извлекла пачку накопленных денежных купюр. — А это — девчонкам. Уже заневестились! — Серафима щедрой рукой наделила и Дашку с Наташкой. — Телефоны себе купите, на шею повесите, щебетать начнёте! — засмеялась она.

Таиса также не устояла перед соблазном одарения малолеток. Началась радостная всеобщая возня с объятиями и трепетом ответной благодарности.

— Здравствуйте Вам! — раздалось неожиданно. В дверях появился Миша, соседский сын, погодок Николая. — Я стучу, стучу — никто не открывает! Музыку слушаете! Я пришёл за записками поминальными — служба-то заканчивается, опоздать можете! Снесу батюшке, а вы поторопитесь, ко Кресту поспеть надо!

Миша был сыном церковного старосты, частенько нёс послужение в церкви, помогая священнику. Чуть заметная бородка мягко курчавила его подбородок.

— Давайте сюда записочки! Пока собираетесь, я мигом их священнику передам. Встретимся в Храме!

Миша принял записочки и исчез, как не бывало. Все дружно поднялись из-за стола.

— Ах ты, батюшки! — встрепенулась Галина, — а Гоша-то где? Уже убаюкался, до рюмки добравшись! — И верно, из соседней спаленки доносился раскатистый храп Георгия. Тут вдруг Галина всплеснула руками: