Всеволод Волин - Неизвестная революция 1917-1921

• Название: Неизвестная революция 1917-1921
• Автор: Всеволод Волин
• Издательство: НПЦ «Праксис»
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-901606-07-8

Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась. Для Волина Российская революция не сводилась к деяниям Керенского и Ленина, социал-демократов, эсеров или даже анархистов. Она представляла собой взрыв массового недовольства и массового творчества, стихийный, незапланированный и неполитический — подлинную социальную революцию, какую за полстолетия до того предвидел Бакунин.

Будучи великим народным движением, «восстанием масс», Российская революция нуждалась в Волине, чтобы иметь свою историю, рассмотренную «снизу», как сделали Кропоткин и Жан Жорес в отношении революции во Франции. «Все огромное множество людей вышло наконец на авансцену», — писал Жорес о 1789 годе. То же самое можно сказать о России периода 1917–1921 годов, когда в стране совершались глубочайшие перемены, которые затрагивали все сферы жизни и в которых важнейшую роль играли простые люди. Аналогичные процессы происходили и в Испании в 1936–1939 гг. Именно в России и в Испании имели место величайшие либертарные революции двадцатого века — децентралистские, спонтанные, эгалитарные, осуществлявшиеся не какой-либо одной партией или группой, а прежде всего самим народом.

Наиболее выдающаяся черта этой «неизвестной революции» состояла, по Волину, в децентрализации и рассредоточении власти, спонтанном образовании автономных коммун и советов и в возникновении самоуправления трудящихся города и деревни. Действительно, все современные революции сопровождались созданием комитетов на местах — фабричных и домовых, образовательных и культурных, солдатских, матросских и крестьянских, — которые рождались из расцвета прямого действия низов. В России народными органами прямой демократии были Советы — пока большевики не превратили их в инструменты централизованной власти, подсобные структуры нового бюрократического государства.

Таков основной тезис Волина. Он подробно описывает усилия рабочих, крестьян, интеллигентов, стремившихся создать свободное общество, Основанное на принципах местной инициативы и автономии. Широкое освещение получает в его книге либертарная оппозиция новой советской диктатуре, главным образом, в Кронштадте и Украине. С глубокой симпатией рассказывает автор о махновском движении, не замалчивая, однако, и его негативные черты, такие, как пьянство Махно или образование вокруг него своего рода военной камарильи. (Как уже отмечалось, Волин расходился с Махно по вопросу об «Организационной платформе», и противоречия между ними так никогда и не были полностью изжиты.)

Тем не менее, книга Волина не лишена и некоторых недостатков. Говоря о предыстории российского революционного движения, автор лишь мимоходом упоминает о великих крестьянско-казацких восстаниях XVII и XVIII веков, не принимая во внимание их ярко выраженный антигосударственнический характер. Несмотря на все свои «примитивные» черты, восстания Разина и Пугачева являлись все же антиавторитарными выступлениями, борьбой за децентрализованное и эгалитарное общество. Далее, как это ни странно, Волин совсем не пишет об анархистах в главе, посвященной революции 1905 года, хотя именно тогда российские анархисты впервые выступили как серьезная сила, игравшая важную роль в происходивших событиях. (Стоит вспомнить, что Волин был в то время социалистом-революционером и перешел на позиции анархизма лишь в 1911 г.).

Описание Волиным социальной революции 1917 года также требует дополнений. Очень мало говорится в его книге о рабочем и крестьянском движении за пределами Кронштадта и Украины; игнорируются анархисты-индивидуалисты, интересная, хотя и относительно небольшая группа; не отражена и роль женщин в анархистском и революционном движении. А ведь именно женщины — в очередях за хлебом и забастовочных пикетах, на демонстрациях, на баррикадах и в партизанских отрядах, убеждавшие солдат и своих товарищей по работе, создававшие бесплатные школы и детские сады, охваченные всеобщим стремлением к обретению достоинства и равенству — играли главную роль в той самой «неизвестной революции», которая находилась в центре внимания автора.

Необходимо также добавить, что книга Волина страдает от стилистических погрешностей. По словам Джорджа Вудкока, Волин «не был прекрасным писателем в литературном смысле». Он имел склонность к многословию, и его история выиграла бы от большей сжатости. И тем не менее, несмотря на все свои недостатки, «Неизвестная революция» — впечатляющий труд. Это новаторское исследование малоизвестного аспекта Российской революции. За частичным исключением истории махновского движения Аршинова и истории большевистских репрессий Максимова, это единственная работа такого рода.

(с) А. Дубовик

---

С другой стороны, такая двусмысленная и нестабильная ситуация представляла собой явную опасность для правительства. Пойдя на уступки, оно тем самым выказало свою слабость, что возродило надежды в буржуазных кругах и придало новый импульс тем силам и элементам, чьи настроения и активность могли в ближайшем будущем угрожать режиму. Тем более что симпатии масс к большевизму после 1917 года сильно уменьшились, о чем было известно правительству. Особенное беспокойство вызывал у него рост буржуазных аппетитов у части крестьянства.

Члены партии и привилегированные слои, уже возникшие в новом государстве и ставшие довольно влиятельными, испугались. В правительстве стали раздаваться голоса о необходимости покончить с нэпом и возвратиться к режиму сильного государства-хозяина.

Все эти причины поставили Сталина, сменившего умершего в 1924 году Ленина, перед выбором: либо расширить рамки нэпа, то есть, несмотря на остававшиеся в распоряжении партии «командные рычаги», открыть двери экономической и, возможно, политической реставрации частнокапиталистического режима; либо возвратиться ко всеобщему огосударствлению, тоталитарному режиму и возобновить наступление государства на крестьян.

Взвесив все, будучи уверен во всемогуществе государства, активной поддержке привилегированных слоев, а также значительной части армии, других сил принуждения и «своего аппарата», Сталин в итоге склонился ко второму решению. Начиная с 1928 года он приступил к полному огосударствлению сельского хозяйства, названному «коллективизацией» и представляющему собой четвертый период эволюции сельского хозяйства в СССР[98].

Прибегая к вооруженному насилию, террору, который принял невиданные ранее формы и масштабы, государство начало отнимать у сельских собственников их земельных участки, даже небольшие. Земля перешла в его полное владение.

До этого в СССР существовали:

1) «Совхозы» — государственные сельскохозяйственные предприятия;

2) «Колхозы» — коллективные крестьянские хозяйства, работавшие под руководством и контролем государства;

3) Индивидуальные земледельцы, нечто вроде государственных арендаторов, вынужденные, как и колхозы, сдавать значительную часть своей продукции государству.

«Коллективизация» уничтожила эти различия. Отныне сельское хозяйство стало делом самого государства, реально владеющего землей.

Всех крестьян силой загоняли в «колхозы». Их земельные наделы и имущество конфисковывались. Подчеркнем, что речь шла не только о более или менее зажиточных крестьянах, но и о миллионах бедных земледельцев, которые едва добывали себе пропитание, не нанимали батраков и имели лишь самое необходимое для индивидуального труда.

С тех пор каждый крестьянин в СССР был накрепко привязан к «колхозу», как рабочий — к своему заводу. Государство превратило его даже не в арендатора, а в крепостного и вынудило работать на нового господина. Как всякий хозяин, оно оставляет ему лишь самый необходимый прожиточный минимум (большая часть произведенного им поступает в распоряжение правительства)[99]. И как всякий хозяин, распоряжается полученным по своему усмотрению, не спрашивая у крестьян. Конечно, в СССР нет капиталистов, которые бы обогащались за счет трудящихся, зато есть другие привилегированные слои.

Теоретически государство «покупает» у «колхозов» их продукцию. Таким образом оно вознаграждает труд крестьян. Но, являясь единственным собственником и покупателем, оно платит им жалкие гроши. Это всего лишь новая форма эксплуатации крестьянских масс капиталистическим государством[100].

Чтобы понять это, достаточно отметить, что, по данным «советской» печати, в 1936 году государство получило около 25 миллионов рублей чистой прибыли от продажи закупленной у «колхозов» продукции. Еще один факт: в 1937 году «колхозникам» выплатили лишь половину реальной стоимости произведенных ими товаров. Остальное было удержано в качестве налогов, административных и прочих издержек.

Почти все сельское население в СССР сегодня находится на положение крепостных. Эта организация сельского хозяйства напоминает пресловутые аракчеевские «военные поселения» времен царя Александра I. Действительно, «советское» сельское хозяйство «механизировано», «бюрократизировано» и «военизировано».

Для достижения своих целей Сталину пришлось прибегнуть к жестоким насильственным мерам в отношении крестьян. Во многих местах село отказывалось подчиниться добровольно, возмущалось. Сталин ожидал такого оборота событий и действовал без колебаний. За малейшее сопротивление миллионы крестьян арестовывались, высылались и расстреливались. Этим занимались «части особого назначения» — нечто вроде мобильной гвардии или жандармов. Во время их «экспедиций» многие непокорные и мятежные деревни были сожжены, уничтожены артиллерией и пулеметами.

Более того — во время этих событий во многих регионах разразился голод, унесший миллионы жертв[101].

В конце концов «верх взял закон». В этом нет ничего удивительного. Нам известны и другие примеры, такие, как фашизм и гитлеризм, когда всемогущий авторитарный режим полностью подчиняет себе народные массы и навязывает им свою волю, несмотря на все препятствия и сопротивление, поскольку полиция и армия ему повинуются.

Кто-то скажет, что большевики не могли иначе сохранить свой режим, спасти страну от перманентного голода и других бедствий, худших, чем средство их избегнуть, не могли иначе«добиться прогресса в сельском хозяйстве», «обеспечить переход к социализму».

Все верно, кроме конечных целей.

Да, государство, правительство не имеет других средств в своем распоряжении. Но это как раз неопровержимо доказывает ошибочность государственнической доктрины и безвыходность ситуации, к которой она привела. Ибо подобными методами социализм построить невозможно.

Эта система может «обеспечить» переход не «к социализму», а к государственному капитализму, еще более отвратительному, чем капитализм частный. Она не является «переходным» государством, как нам зачастую внушают: это просто другой способ господства и эксплуатации. Впереди у трудящихся — как и в прошлом, как и в настоящем — по-прежнему борьба с системами, основанными на господстве и эксплуатации.

Что касается «прогресса в сельском хозяйстве», мы убеждены, что подлинная прогрессивная коллективизация этой отрасли — как и всей экономики — будет осуществлена силами, не имеющими ничего общего с политической государственной диктатурой.

Мы говорили, что одно время аграрная проблема в СССР серьезно усложнилась. Крестьянские массы вели подспудную, но небезуспешную борьбу против государства-хозяина, саботировали работу «колхозов», и производительность сельского хозяйства начала катастрофически падать[102]. Тогда, чтобы стимулировать «колхозников» к труду и примирить их с системой, им разрешили, одновременно с работой в «колхозах», вести индивидуальное хозяйство, впрочем, в очень ограниченных масштабах: дозволялось иметь немного земли, скота, инвентаря. Колхозникам позволили поработать и на себя[103].

Неизбежный результат этой меры не замедлил себя проявить: борьба между крестьянами и государством завязалась вокруг «частного сектора» («вокруг коровы», как говорили в стране).

С тех пор крестьяне упорно стремятся расширить свою «собственность», свои права и возможность трудиться индивидуально в ущерб колхозам.

Государство, разумеется, противится этой тенденции. Но, с другой стороны, оно вынуждено по возможности оберегать «частный сектор», производительность в котором выше, чем в колхозах, что вносит значительный вклад в благосостояние государства.

В настоящее время эта борьба и колебания представляют собой сердцевину аграрной проблемы в СССР. Вполне возможно, страна находится накануне нового, пятого этапа развития своего сельского хозяйства.

Однако детали эти существенно не меняют общую картину, которую мы обрисовали.

Глава IV Положение функционеров

Третий социальный слой, приобретший в СССР огромное значение, — слой бюрократов, функционеров.

Когда различные категории трудящихся были лишены, одновременно со свободой инициативы и деятельности, возможности непосредственных контактов между собой, работа государственной машины неизбежно стала обеспечиваться посредниками, зависящими от центрального руководства. Этих посредников назвали функционерами, что наилучшим образом характеризует их роль — обеспечить функционирование.