Стивен Кинг - Исход (Том 1)

• Название: Исход (Том 1)
• Автор: Стивен Кинг
• Издательство: Харьков: Дельта, 1995 г.
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1995
• ISBN: 5-7707-50-76-6

Предлагаемый вниманию читателя роман — наиболее интригующее и пугающее видение Стивена Кинга. Америка, пораженная убийственным вирусом гриппа, — опустошенные земли, вымершие города и горстка уцелевших людей, которые ищут спасения. Их исход к Скалистым горам — долгий, полный страданий и надежд путь к последнему противостоянию добра и зла…

---

Старушка села, при этом каждая клеточка ее натруженного тела застонала.

— Боже Милостивый, я же проспала весь день и всю ночь!

Если это так, то как же сильно она устала. У нее так занемели ноги, что понадобилось почти десять минут, чтобы встать с кровати и спуститься вниз, в ванную; и еще десять минут, чтобы обуться. Ходьба превратилась в пытку, но она знала, что ей необходимо расхаживаться. Если она не сделает этого, то онемение поселится в ней жгучей болью тысячи иголок.

Прихрамывая, матушка Абигайль отправилась к курятнику, вошла внутрь, морщась от жары, запаха фекалий и летающего пуха. Снабжение водой здесь было автоматическим, она подавалась из артезианского колодца Ричардсона самотечным насосом, но большая часть корма уже была съедена, да и от жары много птиц погибло. Самые слабые голодали уже давным-давно или были заклеваны до смерти и лежали на загаженном полу, словно маленькие комочки тающего снега.

Большинство выживших птиц с приходом старушки забило крыльями, но те, которые высиживали яйца, только мигали, наблюдая за ее продвижениями, глупыми птичьими глазками. Было так много болезней, уносящих кур на тот свет, и Абигайль боялась, что супергрипп убьет их, но птицы выглядели вполне здоровыми. Господь позаботился об этом.

Абигайль выбрала трех самых жирных и завернула им головы под крыло. Птицы немедленно заснули. Старушка положила их в сумку, но поняла, что слишком слаба, чтобы поднять ее. Ей пришлось волочить сумку по полу.

Остальные куры внимательно наблюдали за ней со своих насестов, пока старуха не ушла, а потом снова принялись кудахтать — видимо, жалуясь на плохой корм.

Было уже почти десять часов утра. Матушка Абигайль присела на скамью поразмыслить. Ее первоначальное решение вернуться домой в сумерки по-прежнему казалось наилучшим. Она потеряет день, но госта ее еще в дороге. Она сможет использовать этот день на то, чтобы позаботиться о курах и отдохнуть.

Теперь ее тело немного лучше слушалось ее, а в груди зарождалось незнакомое, но довольно приятное чувство беспокойства. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это был… она была голодна. В это утро она действительно была голодна, слава Богу, а сколько времени прошло уже с тех пор, как она ела только лишь в силу привычки? Последнее время она была всего лишь как истопник паровоза, подбрасывающий уголь в топку, не больше. Но когда она отрубит головы трем курицам, то посмотрит, что там осталось у Адди в кладовке, и, благодарение Господу, она насладится найденным. Видишь, говорила она сама себе, Богу лучше знать. Это благословенное подтверждение, Абигайль, подтверждение. Это знак.

Задыхаясь, она подтащила сумку к бревну, стоящему между дровяным сараем и загоном для скота. Внутри дровяного сарая она нашла топорик, висящий на колышке, сняла его и снова вышла во двор.

— А теперь, Господи, — сказала матушка Абигайль, стоя над сумкой и глядя в безоблачное летнее небо, — ты дал мне силы дойти сюда, и я верю, что Ты дашь мне силы вернуться назад. Твой пророк Исайя говорит, что если мужчина или женщина верят во Всевышнего, то они могут взлететь на небо на крыльях орла. Я не слишком много знаю об орлах, Господи, кроме того, что это самые хищные птицы с отличным зрением, но вот здесь в моей сумке лежат три курицы, я бы хотела отрубить им головы, но так, чтобы сделать это не своими собственными руками. Да свершится воля Твоя. Аминь.

Старушка приподняла сумку и встряхнула содержимое. Одна из кур до сих пор держала голову под крылом и спала. Две другие лениво трепыхались. В сумке было темно, и куры, видно, считали, что наступила ночь. Глупее куриц были только нью-йоркские демократы.

Абигайль достала первую курицу и положила ее на колун, прежде чем та догадалась, что ее ожидает. Собрав все силы, старая женщина опустила топорик, морщась, как обычно, когда лезвие, несущее смерть, глухо ударилось о дерево. Куриная голова упала в пыль. Обезглавленная птица, разбрызгивая кровь, заметалась по двору Ричардсонов, дико размахивая крыльями. Немного погодя несчастная пища поняла, что мертва, и бездыханно распласталась в пыли. Куры-несушки и нью-йоркские демократы, Боже мой, Боже мой.

Матушка Абигайль доделала работу до конца, и все ее беспокойство по поводу того, что у нее что-нибудь не получится или она поранит сама себя, оказались напрасными. Господь услышал ее молитву. Три отличные курицы, теперь ей оставалось добраться с ними до дома.

Она сложила тушки в сумку и повесила топорик на место. Затем отправилась в дом в поисках съестного.

Она задремала, пережидая дневную жару, и ей приснилось, что гости ее почти совсем рядом; они были на юге от Йорка, ехали в пикапе. Их было шестеро. Один из них глухонемой. Но все равно очень сильный мальчик. Он был одним из тех, с кем ей необходимо поговорить.

Старушка проснулась в половине четвертого, тело немного затекло, но все равно она чувствовала себя отдохнувшей и свежей, Следующие два с половиной часа она потрошила кур, отдыхая, когда пальцы начинали слишком сильно ныть, а затем снова принималась за работу. Во время работы она пела гимны — «Семь врат города (Аллилуйя Господу)», «Доверься и повинуйся» и ее любимый «В саду Эдема».

Когда она разделалась с последней курицей, каждый палец ее рук невыносимо ныл, а дневной свет приобретал ту спокойную золотистую окраску, которая означала приближение сумерек. Теперь уже конец июля, а значит, дни становятся короче.

Старая негритянка вошла в дом и снова перекусила. Хлеб засох, но не заплесневел — никакая плесень не посмеет сунуть свое зеленое обличье на кухню Адди Ричардсон, — и еще Абигайль нашла полбаночки арахисового масла. Она съела бутерброд и сделала еще один, положив его в карман платья на тот случай, если проголодается в дороге.

Было уже двадцать минут седьмого. Взяв сумку, Абигайль вышла из дома и осторожно спустилась по ступеням крыльца.

Тяжко вздохнув, она произнесла:

— Я ухожу, Господи. Возвращаюсь домой. Я пойду медленно, не думаю, что доберусь раньше полуночи, но Книга говорит, что страх — это не ужас полуночи и не томленье полудня. Я выполняю Твою волю как только могу. Пойдем со мной, пожалуйста. Ради всего святого. Аминь.

К тому времени, когда она дошла до того места, где шоссе переходило в грунтовую дорогу, стояла уже кромешная тьма. Звенели цикады, где-то в низине надрывались лягушки. В небе висела огромная красная луна, но она изменит свой цвет, как только поднимется выше.

Старушка присела отдохнуть и съесть половину бутерброда с ореховым маслом (она бы смазала его еще и черносмородиновым желе, чтобы скрасить не слишком приятный вкус, но Адди держала все свои припасы в потребе, а туда вело слишком много ступеней). Сумка лежала рядом с ней. Все тело матушки Абигайль болело, казалось, что силы вот-вот покинут ее, а ведь ей еще идти мили две с половиной… но она чувствовала странное возбуждение. Сколько уже прошло лет с тех пор, когда она в последний раз выходила в темень ночи под покрывало из звезд? Они сияли ярко, как и всегда, и если удача будет сопутствовать ей, то она увидит падающую звезду и загадает желание. Теплая ночь, звезды, луна, только что поднявшая свой прекрасный красный лик над горизонтом, все это снова навеяло воспоминания о ее девичестве, со всеми его мечтаниями и чаяниями, желаниями, возвышенной уязвимостью, стоящей на грани мистерии. О да, она была когда-то девочкой. Были люди, не верившие в это, такие, которые не могли бы поверить и в то, что огромная секвойя когда-то была тоненьким зеленым росточком. Но к тому времени матушка Абигайль уже была девушкой, ее детские ночные страхи немного поблекли, а взрослые страхи, приходящие по ночам, когда все вокруг безмолвствует и можно услышать внутренний голос души, эти страхи были еще впереди. В этот краткий промежуток ночь была благоухающей загадкой, временем, когда, глядя в звездное небо и прислушиваясь к ветерку, приносящему такие пьянящие запахи, ощущаешь себя приближенным к биению сердца самой Вселенной, любви и жизни. Кажется, что вечно будешь молодым, и что… Твоя жизнь в моих руках.

Вдруг последовал резкий рывок сумки, заставивший подпрыгнуть ее сердце.

— Привет! — выкрикнула старушка надтреснутым, дрожащим старушечьим голосом и подтянула сумку к себе.

Раздалось тихое рычание. По дороге, по самой обочине кралась огромная коричневая ласка. В ее глазах, уставившихся на старушку, отражался кровавый диск луны. К ласке присоединялись другие зверьки, их становилось все больше и больше.

Абигайль взглянула на другую сторону дороги и увидела, что дорога просто кишит всяким зверьем. На нее уставились десятки злобных, выжидающих глаз. Они почуяли запах кур из сумки. «Как же могло собраться такое несметное количество вокруг меня?» — подумала матушка Абигайль со все возрастающим страхом. Однажды в детстве ее покусала ласка; Абби залезла под крыльцо Большого Дома, чтобы достать красный резиновый мяч, закатившийся туда, и что-то, показавшееся Абби огромной пастью иголок, впилось ей в руку. Не сама боль, а внезапная агрессия, агония, ворвавшаяся в обычный ход вещей, заставили ее закричать. Она отдернула руку, а ласка повисла на ней, коричневый мех зверька был закапан кровью, туловище ее раскачивалось из стороны в сторону, как гибкая змея. Абигайль кричала, размахивая рукой, но ласка не отцеплялась: казалось, она стала неотъемлемой частью девочки.