Эмили Гиффин - Грусть не для тебя

• Название: Грусть не для тебя
• Автор: Эмили Гиффин
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-068233-1, 978-5-271-32730-8

Женщина должна быть красивой, глупой и эгоистичной, и тогда она получит все, о чем мечтает, — правило, которое Дарси Рон постигла с самого детства.

И раньше это правило неизменно срабатывало…

Но почему же теперь до неприличия умная "серая мышка" Рейчел увела у красавицы подруги жениха?

Почему в Англии, куда Дарси приехала лечить разбитое сердце, мужчин вовсе не прельщают ее чары?

Может, европейские холостяки просто не знают, чего хотят?

А может, прав Итон, друг детства Дарси, который собирается стать Пигмалионом и сделать из "пустой куколки" настоящую леди?

Время покажет!

---

— Она его любит, Дарси. И это главное.

— Перестань об этом твердить! Не хочу даже слышать слово «любовь». Любят они друг друга или нет — это не имеет отношения к делу… Ты не знаешь, что такое дружба.

— Дарси, не обижайся, я говорю этого не для того, чтобы сделать тебе больно. Я о тебе забочусь, ведь именно за этим ты приехала ко мне в гости… — сказал он, изображая пальцами в воздухе кавычки на слове «гости». — Но…

— Что — но? — робко спросила я, боясь услышать ответ.

— Мне кажется, это ты не знаешь, что такое дружба, — ответил он сердито. — Не знаешь. И поэтому сейчас сидишь здесь в полном одиночестве. Объявив войну Рейчел, Клэр, отцу своего ребенка, даже собственной матери, которая, как тебе известно, понятия не имеет, где ее дочь! И на меня ты тоже злишься.

— Я не виновата, что вы все меня предали.

— Тебе нужно хорошенько подумать о своем поведении, Дарси. И понять, что это все — следствие твоей ограниченности.

— Я не ограниченная, — сказала я неуверенно.

— Ограниченная. Ты крайне эгоистична, избалованна, с извращенной системой ценностей.

Итон зашел слишком далеко. Может быть, я и в самом деле немного легкомысленна, но все остальные его обвинения просто смешны.

— Какого черта!.. Что ты имеешь в виду?

— То, что ты на пятом месяце беременности. И за все это время ровным счетом ничего не сделала для своего будущего ребенка. Ты приезжаешь в Лондон, так сказать, в гости, хотя явно не собираешься возвращаться в Нью-Йорк — и в то же время ничуть не заботишься о малыше. Начать хотя бы с того, что ты слишком мало ешь, — очевидно, ради того, чтобы остаться стройной, пусть даже ценой здоровья ребенка. Вчера ты выпила два бокала вина. И вместо того чтобы подумать о малыше, которого тебе придется растить одной, бросаешь деньги на ветер, делая какие-то безумные покупки. Просто страшно смотреть, насколько ты безответственна.

Я сидела ошеломленная. А разве может быть иначе, если тебе говорят, что ты плохая подруга, безответственная мать и пустая, эгоистичная женщина? Даже если вспомнить некоторые обвинения, которые мне доводилось слышать от своих бывших, это была беспрецедентная атака. Итон сказал столько гадостей, что я просто не знала, как защищаться.

— Я принимаю витамины, — возразила я.

Итон посмотрел на меня так, будто хотел сказал: «Если это все, на что ты способна, то я умываю руки». Потом он сообщил, что идет спать. И, судя по выражению его лица, мне не стоило следовать за ним. Он явно не хотел видеть меня в своей комнате.

Но чтобы окончательно в этом удостовериться, я после долгого сидения в гостиной (где я зализывала раны и еще раз прокручивала в уме его речь) решила выйти в коридор и проверить дверь спальни. Не то чтобы я действительно ее открыла — у меня же есть гордость, в конце концов! — но просто хотелось понять, действительно ли Итон так презирает меня. Может быть, он уже сожалеет о своих резких словах? Может быть, переменил свое мнение обо мне, когда немного успокоился? Я взялась за дверную ручку и осторожно нажала на нее. Она не поддалась. Итон заперся. В этой двери, холодной и неумолимой, было нечто такое, что заставило меня одновременно разозлиться, расстроиться и преисполниться стойкости.

21

На следующее утро я проснулась на своем надувном матрасе и впервые почувствовала, как во мне шевелится ребенок. Я его как будто ощущала и до того, но на самом деле это были просто желудочные колики, голодные спазмы или нервная дрожь. А теперь не было никакого сомнения, что внутри меня, упираясь в мои внутренние органы и кости, толкаются крошечные ножки. Я положила руку на живот справа, под ребрами, чтобы почувствовать это еще раз. И опять ощутила легкие, но отчетливые толчки и движения. Понимаю, что это звучит дико, особенно если учесть, с какой скоростью мой живот приобрел форму баскетбольного мяча, но, кажется, только шевеление малыша заставило меня наконец, по-настоящему, а не просто теоретически осознать свою беременность. Внутри меня было дитя — маленький человечек, который родится через каких-нибудь несколько месяцев. Я стану матерью. Точнее, я уже ею стала.

Я свернулась клубочком и закрыла глаза; на меня нахлынули эмоции. Это потрясающая радость. Неописуемое счастье, какого я прежде никогда не испытывала, — счастье, которое не сравнимо с радостью от покупки новой сумки или пары красивых туфель. Я улыбнулась и чуть не засмеялась.

Но моя радость быстро сменилась тревогой, когда я поняла, что мне не с кем поделиться этой новостью. Нельзя позвонить ни отцу ребенка, ни бабушке. Мне даже не хочется разговаривать с Итоном после того, что он мне наговорил. И, что еще важнее, я не могу позвонить Рейчел. Впервые с того дня, когда я обнаружила Декса в ее шкафу, мне было по-настоящему тоскливо без нее. У меня оставалась Аннелиза, но это совсем другое. Раньше, когда у меня бывали хорошие или плохие новости, трудно было даже толком осмыслить их, не добежав сначала до Рейчел или не набрав ее номер. Начиная с самого детства Аннелиза всегда была следующей после Рейчел. Я вспоминала о ней уже позже, и она вечно узнавала все второй. Когда Рейчел сошла со сцены, Аннелиза вроде должна была заменить ее. Но я начала понимать, что этого не произойдет. Рейчел незаменима. Клэр не смогла занять ее место. И Аннелиза не сможет. Интересно почему? В конце концов, я была уверена, Аннелиза отреагирует как надо и будет очень любезна. Но в том, что касается душевных излияний, толку от нее никакого.

Я встала, чтобы взглянуть в окно, и тут вспомнила слова Итона: я плохая подруга, избалованный, эгоистичный и ограниченный человек. Меня охватил стыд, когда я поняла, что в этих обвинениях есть доля правды. Факты налицо: я еще не была у врача, не подумала о том, на что буду жить, не известила семью, потеряла близких подруг. Мои сбережения почти что исчерпаны, и все, что у меня теперь есть, — это гардероб, полный дорогущих вещей, большинство из которых мне уже малы. Я приехала в Лондон, чтобы начать новую жизнь, но ничего на самом деле не изменилось. Мое существование — просто болото. Нужно сделать нечто большее. Для себя и своего ребенка.

Я смотрела сквозь зарешеченное окно на тусклый утренний Лондон и клялась сделать этот день, когда во мне впервые зашевелилось дитя, поворотным моментом в своей жизни. Надо доказать Итону, что я вовсе не такая, как он думает. Я встала (это было нелегко, особенно если учесть, что мой матрас лежал прямо на полу) и нашла на дне чемодана блокнот. Вырвала листок и написала: «Как сделаться лучше». Подумала немного, вспоминая слова Итона. И начала:

1. Пойти к врачу и начать готовиться к родам.

2. Вести здоровый образ жизни, то есть лучше питаться, не пить кофе и не употреблять алкоголь.

3. Найти новых подруг (и не соперничать с ними).

4. Сказать своим, что я в Лондоне и у меня все в порядке.

5. Найти работу (лучше всего — что-нибудь связанное с благотворительностью).

6. Прекратить покупать одежду, обувь и т. д. и начать экономить.

Чего-то недоставало, и я добавила:

7. Работать над собой (больше размышлять, думать не только о себе и т. д.).

Когда я перечитала этот список, то мне стало интересно, что скажет Итон, когда увидит его. Оценит он мои усилия или фыркнет: «Не будь такой наивной, Дарси. Нельзя просто составить список и измениться за одну ночь. Так не бывает».

Да и вообще, с какой стати меня должно волновать, что подумает Итон? Отчасти мне хотелось его возненавидеть. За то, что он заодно с Рейчел. За те ужасные слова, которые он мне сказал. За ложь. Но я не могла. Почему-то больше всего на свете мне хотелось увидеть его или по крайней мере, постараться, чтобы он начал думать обо мне по-другому.

Я еще ненадолго прилегла, чтобы набраться сил, а потом решительно встала и направилась к Итону. Убедившись, что его нет, я пошла на кухню и соорудила себе очень правильный омлет. Потом сверилась со своим списком и решила прибрать в квартире. Я вымыла посуду, пропылесосила полы, отдраила туалет, вынесла мусор, в два захода перестирала белье в его крошечной стиральной машине (у большинства англичан дома жалкая дешевая бытовая техника), аккуратно сложила газеты и журналы и привела в порядок кухню.

Когда квартира засияла чистотой, я написала маме письмо, сообщив ей, что я в Лондоне у Итона. «Знаю, что мы сейчас не очень друг другом довольны, — писала я, — но мне все-таки не хочется, чтобы вы с папой беспокоились. У меня все в порядке». Потом я записала номер Итона на тот случай, если ей вздумается позвонить, запечатала письмо, наклеила марку, привела себя в порядок и отправилась в город под мелким дождиком, от Кенсингтон-Черч-стрит до Ноттинг-Хилла. Я боролась с соблазном зайти в бутик и черпала силы из своего списка, который был аккуратно сложен вчетверо и лежал в кармане пальто. Я даже заглянула в магазин, торгующий подержанными вещами и отдающий выручку на благотворительность, — вдруг им нужны работники? Вакансий не было, но я преисполнилась гордости оттого, что хотя бы попыталась.