Карл Отто Конради - Гёте. Жизнь и творчество. Т. 2. Итог жизни

• Название: Гёте. Жизнь и творчество. Т. 2. Итог жизни
• Автор: Карл Отто Конради
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.

---

Светлым гимном любви, на мрачном фоне сложных коллизий избирательного сродства, с их печальным концом, предстает вставленная в роман новелла «Соседские дети». В ней парень и девушка, разлученные юношеской враждой, счастливо соединяют свои судьбы. Отчаянным поступком девушка приближает развязку, а юноша смело бросается вслед за ней в воду, эту элементарную стихию, и выходит победителем из единоборства с ней. Ведь автору новеллы известно, что вода — дружественная стихия для того, кто с ней знаком и умеет с ней обходиться.

Никто не может сказать с уверенностью, какие моменты из собственной жизни Гёте перенес в роман «Избирательное сродство». Минна Херцлиб, Сильвия фон Цигезар — некоторые их черты, возможно, воплощены в образе Оттилии: влечение поэта к этим двум девушкам порой достигало такого накала, что он ощущал на себе силу избирательного сродства.

В романе нет недостатка в отчетливо видимых элементах социальной критики, хоть автор и не сопровождает их обстоятельными комментариями. Совершенно очевидно, что Эдуард, человек состоятельный и праздный, при том — своенравный дилетант. Не изучив по-настоящему природу, люди, которым это позволяет достаток, вторгаются в ее царство, сообразуясь исключительно со своими вкусами, и в результате рушится плотина, а потом в озере тонет ребенок. Миттлер жонглирует формулами и фразами, не умея принести реальной пользы кому бы то ни было. Архитектор, в сущности неспособный на истинное творчество, всего лишь реставратор и копировщик. Люциана, дочь Шарлотты от первого брака, едва обретя свободу, бросается в вихрь светских удовольствий. Граф и баронесса тоже представители общества с шатким фундаментом.

В целом, может быть, допустимо усмотреть в «Избирательном сродстве» отблеск событий периода от Французской революции до военных тягот 1806 года, что, однако, невозможно подтвердить ссылкой на конкретные детали: в романе нет изображения исторических событий. Что же касается обрисовки «социальных условий», то здесь автора можно упрекнуть в недостаточно последовательном проникновении в совокупность многослойных проблем, касающихся как всего общества в целом, так и отдельных действующих лиц. В этих условиях конфликты не преодолеваются; герои хоть и видят их, но в полной мере не осознают их неизбежных последствий — стало быть, социальные условия таят в себе ростки распада и беспомощны перед натиском сверхмогучих сил.

Как пикантная приправа к «Избирательному сродству» воспринимается объемистое стихотворение под названием «Дневник», состоящее из двадцати четырех длинных строф большой художественной выразительности и психологической точности. Стихотворение это долго не находило признания и стыдливо замалчивалось по причине того, что в нем откровенно изображалась чувственная любовь. Оно близко по духу к «Римским элегиями», созданным поэтом в годы, когда, преодолев в этом плане собственные затруднения, он мог наконец легко и радостно отдаться чувственным наслаждениям. В «Дневнике» можно расслышать также и отдельные мотивы «Венецианских эпиграмм», где поэт восстает против проповедуемого христианской религией аскетизма, отказа от чувственных радостей, — впрочем, эти мотивы звучали также и в «Коринфской невесте». В романе вскрыта проблематика брака: Шарлотта и Эдуард — оба в мыслях совершают прелюбодеяние и бесконечные словопрения героев романа вращаются вокруг вопроса о том, как соотносятся между собой брак и любовь.

Однако хотя совокупность эротических влечений и определяет ход событий в романе, все же автор обходит молчанием зону собственного секса, будучи сосредоточен только на душевных переживаниях, в итоге которых Оттилия вступает на путь полного самоотречения. Другое дело — «Дневник». Возникшее почти одновременно с романом, это стихотворение передает эпизод, во время которого намечается, но не осуществляется настоящее прелюбодеяние: в решающий момент партнер оказывается неспособным к любовному акту. Однако потом, когда девушка в своей очаровательной непосредственности засыпает, недовольный собой мужчина вспоминает супружеские радости, которые дарила ему жена, и тут «тот самый» начинает вновь подавать признаки жизни: «И вот он тут как тут, теперь он ввысь безмолвно / Во всем великолепии вознесся /». Прочная привязанность к жене порождает несостоятельность мужчины в его отношениях со случайной знакомой: в минуту «опасности» эта привязанность проявляется самым неожиданным, но притом отрезвляющим образом: «Болезнь — здоровому проверка». О ночной подруге остается лишь приятное воспоминание — не больше. Будь она написана в прозе, эта история могла бы войти на правах вставной новеллы в «Избирательное сродство» или в «Годы странствий». С ее как бурлескными, так и серьезными чертами, она вполне могла бы дополнительно обогатить содержащийся в этих романах набор многократных «отсылок». Но, пожалуй, только высокохудожественный язык стихотворения способен оправдать прямоту рассказа о вышеозначенном деликатном эпизоде.

НА НОВЫХ И СТАРЫХ ПУТЯХ

Знакомство с Буассере. Внимание к средневековью

В мае 1810 года было издано «Учение о цвете», и Гёте ощутил, что с его плеч спал большой груз. День 16 мая, как подчеркнуто в «Анналах», он счел «счастливым днем освобождения», когда «сел в карету, чтобы ехать в Богемию». Год назад от поездки на курорт пришлось отказаться — слишком смутной была тогда политическая ситуация. Наполеон простирал границы своего владычества все дальше. 5 июля 1809 года его армия разбила под Ваграмом австрийцев, которые ранее, собравшись с силами, победили французов в битве под Асперном. Осенью того же года Наполеон продиктовал противнику условия Шенбруннского мира, он был заключен 14 октября. Политику Австрии долгие годы стал определять новый министр иностранных дел — Меттерних. С тех пор как властитель Франции задался целью завоевать Европу, было неясно, что сулят немцам ближайшие годы. И тот, кто не участвовал в сопротивлении завоевателям, пытался существовать в тени большой политики. Гёте внимательно следил за развитием событий с неизменным тайным почтением к демонической личности Наполеона — личности, несомненно, прометеевского масштаба. «Его жизнь была шествием полубога от битвы к битве, от победы к победе» (запись 11 марта 1828 г. — Эккерман, 561); уже в эти годы Гёте начал догадываться, насколько опасно «все принести в жертву ради осуществления своей идеи» (запись 10 февраля 1830 г. — Эккерман). Но сам он по-прежнему держался привычного круга служебных обязанностей, как и своих многочисленных занятий, да и вообще не верил, что кто-то сможет стать достойным противником императора Франции.

В Богемии Гёте провел несколько месяцев (с середины мая до середины сентября 1810 года), и все это время в его сознании зрела идея создания автобиографии, которая впитала бы правду и поэзию его жизни. Шестидесятилетний Гёте внезапно осознал себя частицей истории и принялся подводить жизненные итоги. Вплоть до последних дней поэта в его письмах к друзьям часто встречались абзацы, обобщающие опыт прожитых лет; строки, пронизанные сознанием своего душевного одиночества, своей отчужденности от устремлений молодого поколения. Но впереди его ожидали еще и внезапные взлеты, и новые встречи, и по-юношески пылкие переживания.

Летом 1810 года на поэта, судя по всему, произвела сильнейшее впечатление австрийская императрица Мария Людовика. Эта двадцатитрехлетняя женщина стала третьей женой императора Франции, который был старше ее более чем на два десятка лет. Шестого июня, в день прибытия императрицы в Карлсбад, ей преподнесли стихотворение, написанное в ее честь самим Гёте по просьбе правителя округа. За этим первым стихотворением вскоре последовали три других, причем сам автор придавал всем четырем настолько важное значение, что издал их за свой счет тиражом в триста экземпляров. Находясь летом 1812 года в Теплице, Мария Людовика часто, чуть ли не ежедневно, встречалась с Гёте. В самой что ни на есть непринужденной обстановке поэт читал ей стихи и неоднократно, через фрейлину ее, графиню О'Доннелл, передавал ей письма. Сама Мария Людовика остерегалась писать что-либо в ответ — наверно, чтобы не давать повода для сплетен. И в данном случае тоже никто не сможет сказать, в какой мере к этой необычной дружбе примешивались любовное влечение или влюбленность, как со стороны поэта, так и со стороны императрицы. «Едва ли возможно составить себе понятие о ее достоинствах, — писал Гёте Кристиане 19 июля 1812 года. — Вас изумит, если не испугает, многое из того, о чем мне предстоит вам поведать». И в Веймаре, и в других местах немало было пересудов о теплицком эпизоде, который запомнился поэту на всю жизнь. 13 августа 1812 года, через три дня после отъезда императрицы из Теплице, Гёте писал Рейнхарду: «Когда на излете дней перед твоим взором предстанет подобное явление, то столь велика отрада, им даруемая, словно ты умираешь при восходе солнца и всеми чувствами, как и душой, вновь убеждаешься в вечной животворящей сути природы, до самого основания божественной и полной жизни, верной своим установлениям и не подверженной старению».