Назип Хамитов - Философия одиночества

• Название: Философия одиночества
• Автор: Назип Хамитов
• Издательство: Наукова думка
• Жанр: Философия
• Год: 1995
• ISBN: 5-12-003959-6

Тема одиночества, как и тема смерти, запретная для нашего сознания. Автор хочет не соблюсти запрет и приподнять завесу. И начинает с самого неоспоримого — одиночества дамского и мужского. В образной, эссеистической форме рассматриваются проявления одиночества представительницы слабого пола и представителя сильного пола на различных шагах жизни.

---

К подобному выводу мы пришли в конце предыдущей части. Однако данное рассуждение вновь выходит за рамки этой главы. Его время все еще не пришло. Мы вернемся к нему в конце книги. Сейчас же стоит спросить себя, все ли ипостаси сексуального одиночества раскрыты нами? Нет, есть еще одна. Это одиночество человека, связанного с тем или иным извращением.

5

Современная сексопатологическая наука относится к извращениям значительно мягче, чем на заре нашего века и бесконечно мягче, чем в предшествующие ему века. Границы нормы и патологии стали очень гибкими и относительными. Норма есть все то, что не приносит партнеру страдания и не разрушает его здоровье. С другой стороны, любая необычная сексуальная фантазия есть потенциальная патология. Два этих представления очерчивают границы современного понимания извращения. Его хотят вывести из-под влияния морали, объявив в лучшем случае эстетическим (антиэстетическим) явлением. Отношение к сексуальному извращению фаталистично. Его пытаются увидеть как тайное начало в толще бессознательного, которое можно и нужно заранее уловить и обезвредить. Этим занимаются психоаналитики всех народов и стран, пытаясь за деньги пациента сделать его более обычным, а потому менее одиноким человеком. Но в отличие от инквизитора психоаналитик менее последователен в своем стремлении. Фантазия, укоренившаяся и реализованная в бытии, воспринимается им как нечто данное и неизменное. Психоаналитик выступает против бытия пациента, если ему предлагают деньги для его трансформации; но подобная трансформация не является его внутренним мотивом, ему больше хочется познать, чем изменить. С завидной толерантностью готов он склониться перед ужасами чужого бытия и порождаемым ими одиночеством.

В эпоху, именуемую Возрождением, сексуально извращенный человек мог угодить на костер инквизиции. В Новое время ему дается большая свобода, но он по-прежнему воспринимается получудовищем-полуживотным. Таков образ маркиза де Сада, который преодолевает свое одиночество лишь в пределах своих произведений среди воображаемых друзей и последователей…

В XIX веке сексуально извращенный человек по-прежнему чувствует себя изгоем и все так же носит внутреннее клеймо одиночества.

И лишь в XX веке возникло и открыто расширилось явление сексуального меньшинства — общества, объединяющего людей данной патологии. В нем снимается одиночество каждого из них. Более того, они попадают в микрокосм, который позволяет им чувствовать себя выше обычных людей. Это суперкомпенсация за века одиночества и гонения. Однако карающий меч СПИДа проникает сюда и, отделяя зерна от плевел, грозит оставить лишь одно сексуальное меньшинство — здоровых людей…

6

В известном смысле сам психоанализ есть форма сексуального удовлетворения, открытая и освоенная для XX века Фрейдом. Это удовлетворение достигается благодаря процессу вопрошания о сокровенном (психоаналитик) и рассказу о нем (пациент). При этом психоаналитик и пациент могут меняться ролями. Роль сокровенного играют, как правило, первые эротические переживания детства и связанная с ними Травма. В целом психоанализ может быть определен как учение о Детской Травме, которая строит лабиринт психической жизни и, осознанная, становится объяснением практически всех ее мотиваций.

Постижение этой Травмы травм, проникновение в нее через слои бессознательного аналогично половому акту и во многом носит садистический характер. Роль пациента мазохистична. Акт психоанализа как садо-мазохистическое действо-переживание есть бегство от одиночества благодаря приобщению к «психике нормального человека». Но возвращение в норму и обыденность рано или поздно может привести к новому срыву.

С другой стороны, процесс психоанализа как познание глубин другого и себя может стать и сублимацией ненормального в сверхнормальное. Это возвышение чувств, которое очищает акт тайного наслаждения травмой пациента через свое и его творчество. Психоанализ в этом случае становится искусством и нравственно наполняется. Лишь творчество выводит психоаналитика и его пациента из сексуального меньшинства психоаналитиков и их пациентов на просторы истинно человеческой жизни. Солнечный свет и свежий ветер врываются в сумрачный кабинет психоаналитика, освещая рождение нового бытия.

7

Психоанализ становится психосинтезом. Он перестает быть разложением на части человеческого Я, которые вращаются в странном космосе вокруг Травмы. Психоанализ теряет свой фаталистический характер. Теперь речь может идти не только о детской Травме, приводящей к одиночеству-ненормальности, но и о Травме любого возраста. Излечение от Травмы становится не просто возвращением заблудшего ягненка в стадо нормальных людей, умеющих более искусно скрывать свои травмы. Психоаналитик и пациент создают совместный миф, который возвышает Травму до Уникальности.

Проанализированный человек складывается в новую целостность, и именно направленность на это очищает садомазохическую сексуальность психоаналитического акта.

Глава 3 Сексуальное и эротическое одиночество: трагизм позиции Вейнингера

1

Вернемся к намеченной выше противоположности сексуального одиночества мужчины и женщины. Кто когда-либо ухаживал за женщинами, может сказать, что женщина в целом легче мужчины переносит сексуальное одиночество; ей проще дается воздержание. Обладая внесексуальной полнотой общения с мужчиной, она может забывать о сексе.

Эротическое и сексуальное одиночество воспринимаются женщиной как абсолютно разные вещи. Для большинства мужчин, напротив, эротическое и сексуальное одиночество — одно и то же. Для них принципиально важно обладать любимой женщиной как сексуальным партнером. Лишенный этого обладания мужчина чувствует себя одиноким.

Отношение женщины к сексуальному одиночеству является одной из причин, которая позволяет говорить, что женское и женственность есть метафизическое начало.

2

Уже одно это позволяет полемизировать с позицией Отто Вейнингера, который отождествляет женское и материю.

«Мужчина только тогда окажется в состоянии уважать женщину, когда она сама оставит свое желание служить объектом и материей для мужчины, когда она начнет стремиться к истинной эмансипации женщины, а не к эмансипации проститутки», — пишет он и добавляет: «Еще до сих пор не было откровенно сказано, где следует искать корень рабской покорности женщины: в державной, боготворяемой власти над ней фаллоса мужчины»[8].

В этих словах есть безусловная доля истины. Далее, Вейнингер говорит о вине женщины перед человечеством и идеей человечества. Рабски подчиняясь сексу, женщина толкает человечество в пучину все новых и новых рождений. Позиция Вейнингера здесь приближает его к ереси катаров, считающих материальный мир миром дьявола и мечтающих вернуть человечество небу через отказ от рождения. Вейнингер презрительно спрашивает людей, мотивирующих свою сексуальность заботой о продолжении рода: «Совершал ли кто-нибудь половой акт, руководствуясь тем соображением, что он обязан предотвратить гибель человечества?..»[9].

Точто так же, как и катары, Вейнингер отрицает какую-либо ценность телесного человечества. Его воинствующий идеализм, наполненный юношеской страстностью и отвергающий любой компромисс, обжигает нас:

«Это поразительное опасение, для которого самой страшной мыслью представляется возможность вымирания рода, является не только выражением крайнего неверия в индивидуальное бессмертие и вечное существование нравственной личности. Оно не только отчаянно иррелигиозно: им доказывается собственное малодушие и неспособность жить вне стада.

Кто так думает, для того земля представляется в виде толкотни и суетни людей на ее поверхности. Мысль о смерти пугает его меньше, чем мысль об одиночестве»[10].

Вейнингер убежден, что женщина есть глубинная причина земного несовершенства человеческого рода. Женская эмансипация должна стать, по его мнению, эмансипацией женщины от нее самой. Однако его вывод о будущем этой эмансипации пессимистичен:

«От такой эмансипации женщина счастливее не станет, блаженства она ей не может обещать, а до Бога все еще далека дорога. Ни одно существо, находящееся между свободой и несвободой, не знает счастья. Но тогда окажется ли женщина способной сбросить с себя цепи рабства для того, чтобы стать несчастной?

Речь не может идти о том, чтобы сделать женщину святой; вопрос скорее заключается в следующем: может ли женщина честно подняться к проблеме своего существования, к понятию вины? Проникнется ли она, по крайней мере, желанием свободы?»[11]

Итак, судьба женщины трагична; выходя за пределы обыденности, она становится одинокой по отношению ко всему миру, а главное — по отношению к своей собственной сущности. Однако Вейнингер сам впадает в трагическое противоречие: отказывая женскому быть бессмертным и нематериальным началом, он вместе с тем заявляет о том, что высшее существо, как он говорит, Самосущее, не может быть ни мужчиной, ни женщиной.