Ричард МакГрегор - Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая

• Название: Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая
• Автор: Ричард МакГрегор
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Политика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-45952-0

Многое известно о том, как Китай превратился из нищей страны в экономическую сверхдержаву. Но о главном творце этого превращения — Коммунистической партии — информации почти нет. Ее руководство одержимо секретностью, неподотчетно никому, кроме себя самого, и яростно охраняет свои кадры от нападок извне. Ричард МакГрегор, экс-глава пекинского бюро лондонской Financial Times, за спиной у которого — 20 лет журналистской работы в Китае, знает о партии больше, чем кто-либо еще вне партийной структуры. Его книга — сенсационный, богатый деталями рассказ о том, как работает машина, управляющая самой населенной страной в мире. И о том, как и почему коммунисты сумели удержаться у власти, выпустив джинна экономической свободы.

Могла ли Россия пойти по китайскому пути и, если да, какой стала бы наша страна? Если вам интересен ответ на этот вопрос, книга Ричарда МакГрегора для вас.

Для широкого круга читателей.

---

Ян постоянно тревожился, что будет арестован, а его коллеги — наказаны. «Я ощущал себя как человек, забравшийся вглубь горной страны в надежде отыскать сокровище: один-одинешенек, а кругом тигры и прочие звери, — говорит он. — Опасность грозила серьезная, потому что такие материалы были запрещены к использованию». В поисках документальных источников для «Надгробия» он тщательно выписывал все учетные данные, вплоть до регистрационных номеров и дат. Предвидя, однако, потенциальные неприятности, Ян кое-что изъял из своих фактографических сносок, количество которых переваливает за две тысячи. Вместо того чтобы напрямую указывать архивные данные, он ссылается на них следующей формулировкой: «Оригиналы документов из очень достоверных источников».

В уезде Синьян провинции Хэнань, где голод особенно свирепствовал, власти не стали направлять Яна в официальный архив. Доброжелательно встретив журналиста, они посоветовали ему обратиться к Юй Дэхуну, бывшему работнику муниципальной водохозяйственной службы. Совет на редкость полезный: Юй оказался фанатичным краеведом, хотя его рассказы отнюдь не вращались вокруг малоинтересных достопримечательностей местного значения или истории появления первого паровоза на городском вокзале. В конце 1950-х гг., когда Юй занимал должность политического советника мэра, он своими глазами видел мини-холокост в родном городе, прилегающих деревнях и даже собственной семье. По самым осторожным оценкам, за трехлетний период в восьмимиллионном Синьяне погиб миллион человек. Юй не раз получал советы бросить копаться в этой истории, но подготовил-таки подробную сводку и направил ее первому секретарю горкома. «Меня спрашивают: «А вам не кажется, что вы уже достаточно наделали ошибок?» — говорит он. — Но даже если этот материал не войдет в нашу официальную историю, он, по крайней мере, станет частью моей биографии. А документарных свидетельств у меня предостаточно».

Синьян славится хорошими урожаями — в отличие от остальной части провинции Хэнань, презрительно называемой «страной попрошаек» из-за частого недорода и всеобщей бедности. Однако чиновники свели любые преимущества уезда к нулю. В ту пору Хэнань и Синьян находились во власти радикальных лефтистов, фанатичных приверженцев Мао, рассматривавших производство зерна исключительно через призму жестокой классовой борьбы. Юй хорошо помнит серию сюрреалистических совещаний 1959 г., на которых восемнадцать уездов Хэнани отчитывались об урожае. Истинная цифра составила 2,9 миллиарда цзиней (в одном цзине — полкилограмма). Стремясь удовлетворить политическим требованиям, каждый уезд дико завышал реальные показатели. Когда подсчитали совокупный итог по всем уездам, выяснилось, что в относительно неурожайный год с полей сняли умопомрачительные 35 миллиардов цзиней зерна, в то время как год назад, в благоприятном 1958-м, — только 5 миллиардов цзиней.

Один из коллег Юя выразил сомнение в правильности данных и предложил их уменьшить. Поначалу собрание решило остановиться на 30 миллиардах, но недоверчивый чиновник не унимался, и цифра упала до 20 миллиардов, а потом и до восьми — но тут не выдержал первый секретарь. Мао лично предписал новые, рекордные показатели урожайности, и, стало быть, снижение цифр означает попытку противопоставить себя Председателю. После яростных споров чиновники решили задекларировать 7,2 миллиардов цзиней, что чуть ли не в три раза превышало реально достигнутый объем.

Такого искажения оказалось более чем достаточно, чтобы запустить цепную реакцию катастрофы. Правительство, которое ежегодно рассчитывало квоту обязательных госпоставок, забрало себе более половины реального урожая. «В то время царил принцип сбора любых излишков сверх повседневной нормы питания для крестьян, так что, когда рассчитали квоту исходя из 7,2 миллиардов, целые деревни остались вообще без еды, — говорил Юй. — Ну и, разумеется, власти запретили открывать хранилища, потому как зерна должно было оставаться еще вдоволь». Мало кто из жителей держал личные запасы, поскольку маоистская политика коллективизации предписывала питаться в коммунальных столовых. Вскоре массовый голод охватил город и прилегающие районы.

С наступлением весны от земли поднялся запах. Смену сезонов в 1960-м Юй уже никогда не забудет. Из-под снега появлялись человеческие тела в гротескных позах, в которых их застала смерть. Трупы словно продержали в морозильнике, а затем рассыпали по полям и дорогам. Одни были одеты, другие лежали голыми; на ногах и ягодицах недоставало мяса. Под теплым весенним солнцем тела быстро оттаивали. Густой смрад стал атрибутом повседневной жизни местного населения, оцепеневшего от этого зрелища.

Выжившие позднее оправдывались, что у них не хватило ни сил, ни рук, чтобы вовремя похоронить бренные останки. Обглоданы же трупы были бродячими собаками, говорили местные. Собаки эти якобы сбивались в стаи, от пожирания человеческой плоти их глаза стали алыми. «Сплошное вранье, — сказал Юй. — К тому времени собак вообще не осталось: люди их попросту съели. Какие могут быть собаки во время повального голода?» Трупами кормились отнюдь не бродячие животные, а местные жители. Ту зиму (и еще два года подряд) люди продержались, поедая умерших членов своих семей или случайно найденные тела.

По словам Юя, той зимой он направил в вышестоящие инстанции шестнадцать докладных записок о приближении катастрофы. Записки эти ему припомнили, назвав «16 преступлениями», и выгнали с должности советника мэра. Среди критиков был некий Ли Вэньяо. Так вот, отец этого Ли тоже умер от голода, а его жена собственноручно носила домой вареное человеческое мясо, чтобы кормить детей (хотя сама ни разу не съела ни кусочка). Юй не мог поверить, что такой человек осмеливается его критиковать за попытку уведомить вождей о голоде. «Твоя собственная жена приносила домой человечину! Твой родной отец умер с голоду, а ты на меня нападаешь?! — говорил он этому Ли. — Хоть что-нибудь человеческое в тебе осталось?»

Отцы города выставили часовых на железнодорожном вокзале и прочих транспортных узлах, чтобы слухи о голоде не просочились наружу. Должностных лиц, вздумавших протестовать, забивали до смерти. Отловленных жалобщиков кидали за решетку, где они зачастую сами умирали с голоду. «Городское руководство словно обезумело», — свидетельствует Юй. К концу 1961 г. ни центральные, ни провинциальные власти уже не могли делать вид, будто ничего не происходит, и в Синьян были направлены следственные бригады, а также военные части, которым приказали взять город под контроль. За минувшие годы были приняты все меры, чтобы воспоминания о голоде канули в темный омут городского прошлого.

Рассказы очевидцев потрясли Яна. «Я и не думал, что подобное вообще возможно, — говорит он. — В далеком прошлом встречались случаи каннибализма в неурожайные годы; народная память сохранила, к примеру, свидетельства о жутком обряде «обмена детьми», потому что люди не могли заставить себя съесть собственного ребенка. Но здесь было гораздо хуже». Даже окончательное, общенациональное число жертв, известное на Западе уже более двадцати лет, оказалось для Яна настоящим откровением. При расчете он пользовался закрытыми данными, которые сам же нашел в провинциальных архивах. Результат Ян решил перепроверить с помощью еще одного «подпольщика», который многие годы тайком собирал документы о великом голоде.

Ван Вэйчжи выучился на демографа в Советском Союзе, откуда вернулся в 1958 г., то есть непосредственно перед началом катастрофы. Его назначили в Управление общественной безопасности, другими словами, в МВД, где он прослужил следующие тридцать лет. Работа дала Вану уникальную возможность проследить за картиной развития трагедии. За всю свою историю Китай лишь три раза проводил общенациональную перепись населения, а именно в 1953, 1964 и 1982 гг., то есть в течение первых тридцати пяти лет коммунистического правления. А вот полиция обновляла сведения о регистрации домохозяйств дважды в год. Теоретически Ван мог получить доступ к самым свежим данным по каждому уезду.

Впервые он заметил неладное в 1962 г., то есть через год после окончания голода, когда его откомандировали в уезд Фэнъян, провинция Аньхой, где смертность не уступала Синьяну. Полиция направила в Фэнъян своих сотрудников вовсе не для расследования сообщений о массовом голоде, которые попадали в Пекин на протяжении двух предшествующих лет. Такой курс действий был бы слишком «неполиткорректным». Нет, полицейских демографов прислали оттого, что был зарегистрирован загадочный всплеск рождаемости. Крестьяне с сардоническими улыбками предупредили своих пекинских гостей, что рождаемость подскочит и в следующем, 1963 г. Причину понять несложно: пожилые и младенцы во всем уезде погибли до последнего человека. «Самому старому жителю было сорок три, а самому юному — семь», — свидетельствует Ван.