Сергей Антонов - Овраги

• Название: Овраги
• Автор: Сергей Антонов
• Издательство: Известия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989

Книгу известного советского писателя Сергея Антонова составили две повести — «Овраги» и «Васька». Повесть «Овраги» охватывает период коллективизации. «Васька» — строительство Московского метро. Обе повести объединяют одни герои. Если в повести «Овраги» они еще дети, то в «Ваське» это взрослые самостоятельные молодые люди. Их жизненные позиции, характеры, отношение к окружающему миру помогают лучше и глубже понять то историческое время, в которое героям пришлось жить и становиться личностями.

---

— Колхоз у вас, говорят, передовой.

— С прошлого года. Раньше туго было, а кулаков замели, и сразу все пошло на лад.

— И долго вы их разгоняли?

— А в один день. К одному старику пришли барахло записывать, так евоная сноха в закуток да восемь юбок на себя напялила. Ее, конечно, застукали. Спрашивают: «Сколь на тебе юбок?» — «Девятую надевала». — «А ну, ребята, пересчитайте!» Стали тут ее наизнанку заворачивать, она визжит, а ей юбки на голову загинают. Смехотура!

К другому пришли, велят из дому выгружаться. Дед суровый, седой, на бога похож. Лег на стол, глаза закрыл и руки крестом. Желаете, мол, выносите. Своими ногами не пойду. Активист, из бедняков, говорит: «Много я на своем веку покойников отпевал, но чтобы в валенках хоронили, сроду не видал. Сей минут, дедушка, обожди помирать, я тебе шлепанцы доставлю». А валенки у деда добрые, кожей подшитые. Надел дедовы валенки и побег во двор. Дед соскочил, замотки скинул и босой за ним. Цепняка отцепил, собака активиста — цап за воротник и распустила шубу надвое. Смехотура! А к третьему пришли…

— Обожди! Вот тут мне слазить. Стоп!.. Куда же ты едешь?

— Автомобиль не лошадь, папаша, — солидно объяснил паренек. — Автомобилю требуется тормозной путь. Коэффициент трения.

— Не больно хвастай, — сказал Макун на прощание. — И сцепление не дергай. Я тоже машину понимаю. «Фордзон» водил.

Он вышел на мороз и стоял, пока рубиновая звездочка не исчезла из вида. Стоял и думал:

«Бьешься как рыба об лед. Хочешь, как лучше. А тут помимо воли, за здорово живешь и в шевырдяевском деле замарался, и в контрреволюцию угодил. Теперича до утра не уснуть. Вот бы с Шилом поменяться, с Алексеем Тимофеевичем. Ничем парень не замаран, и думать ему не об чем. Молодой парень, а сколько смеха испытал…»

ГЛАВА 20 ПЕТЬКА ВЕЛИКИЙ

Последние дни Роман Гаврилович был не в духе. Его преследовало чувство опасности. Если бы опасность подстерегала его одного, он бы не беспокоился. Но теперь приходилось опасаться за Митю и за Катерину, и он сердился за свои потрепанные нервы.

Вечером 3 марта пришла телефонограмма из сельсовета. В ней было сказано, что 4 марта в 12 часов дня в райкоме ВКП(б) состоится совещание актива по вопросу подготовки к посевной кампании и что явка председателя колхоза Р. Г. Платонова строго обязательна.

Телефонограммы Платонову приходили довольно часто, но всегда писались чернилами и снабжались датой и подписью. Эта цидуля выглядела странно. Она была написана на листке школьной тетрадки. Тот, кто ее писал, сперва размазывал по бумаге слюну, а потом по мокрому выводил буквы тупым химическим карандашом.

Смущаясь и кляня себя за излишнюю бдительность, Роман Гаврилович показал записку Емельяну.

— Кто доставил? — спросил Емельян.

— Митька принес. Какой-то попутный возница крикнул: «Передай отцу» — и поехал на Ефимовку.

После того как Катерина обосновалась в доме Тихомирова, Емельян не спускал председателю ни одной спотыкашки. Роман Гаврилович не желал этого замечать, и внешне все оставалось по-старому.

— Загордился, председатель, — ответил Емельян. — Неужто ефимовские мужики всю твою родню в лицо знают? Нет, Роман Гаврилыч. Тут дело тоньше. Тут какому-то подкулачнику подошла надобность удалить тебя на завтра из Сядемки.

— Подкулачник умнее бы мог придумать.

— Был бы умнее, не был бы подкулачник.

Емельян как раз собирался в сельсовет с февральской сводкой и прихватил с собой на проверку телефонограмму.

Предположение его оправдалось. Телефонное сообщение с райкомом было нарушено, и Платонову кто-то подбросил филькину грамоту. Над ней весело хохотали, но, отхохотавшись, заперли в несгораемый сейф.

Из сельсовета Емельян привез невеселые новости. В Хороводах растащили зерно, в Ефимовке убили селькора Шило, в Егорьевске подожгли правление колхоза. В «Усладу» направлены конные красноармейцы, а школу временно закрыли.

Роман Гаврилович, в свою очередь, поведал, что к нему как снег на голову свалился кузнец Кабанов и под большим секретом сообщил, будто в районе действует тайное общество, которое поставило задачу ликвидировать колхозы и в районе, и в округе. В каждой деревне имеется атаман (его именуют «отделенный»), на которого возложено руководство ликвидацией активистов и двадцатипятитысячников. В Сядемку таким отделенным напросился вроде бы Петр.

Что Кабанов врал, а что не врал, сказать трудно, однако было видно, что больше любой смуты он страшился Петра.

— Когда Кабанов у тебя был? — спросил Емельян.

— Только ушел.

— Интересно. А еще интересней, как он разнюхал, что сегодня мы решаем вопрос о его раскулачивании. Случайно он прибег к тебе сегодня? Считаю, не случайно. Кто натрепался про раскулачку, как думаешь? Повестку дня знало только правление. Тебя и себя исключаю. Шишова на прошлом правлении не было. Петра тоже можно отсеять. Остаются Пошехонов и Катерина. Тебе райком приказывал посадить Катерину. А ты что?

— Она и сидит.

— Где?

— Сам знаешь где. На будущее имей в виду: за Катерину я отвечаю, как за себя. И точка. Из списка трепачей можешь ее вычеркнуть. А вот почему Петра выгораживаешь, непонятно.

— Если Петр загодя предупредил Кабанова о раскулачке, — сказал Емельян, — зачем бы Кабанову наговаривать на Петра? Разве свой своего топит?

— В политике такое иногда случается. Ты секретарь ячейки. Должен бы знать.

— Пущай так. А не может быть проще: твой Кабанов сознательно Петра грязью мажет? Петр-то у нас не то, что ты. Напролом идет. Дай ему волю, всех кулаков перестреляет Петр у нас…

— Петр у нас, — перебил Роман Гаврилович, — щеголяет в фуфайке Чугуева и позорит звание комсомольца. Сколько ни говорю — сдай правлению, будто не слышит. В доме Чугуева постановлено разместить правление колхоза, а Петр забрал ключи и играется там с приемником.

— Видали вы его! — Емельян развел руками. — Кто у нас председатель правления? С Петром справиться не можешь. Небось с Катериной в момент управился.

— Давай не отвлекаться, — мрачно перебил Роман Гаврилович. — Петр — большой любитель раскулачки, это верно. Это его плюс, а не минус. А только еще больше норовит он сам в кулачки выскочить. Разуй глаза! Вспомни фуфайку Чугуева, дом Чугуева и погляди. Твой Петр прямо-таки с головой влазит в кулацкую шкуру. С лица — заведующий разумными развлечениями, а в душе — махровый кулак.

Емельян нехорошо усмехнулся.

— Гдей-то читал я, — сказал он, — что влюбленный все предметы видит через увеличительное стекло.

Роман Гаврилович заиграл желваками.

— Сколько тебе говорить: забудь эту тему.

— Ладно. Скажу всерьез. Если ты веришь кулаку Кабанову больше, чем мне, дороги у нас с тобой разные.

— А ты что, сам не чуешь, как гарью потянуло? Неужто не моргнул, узнавши, что телефон в сельсовете молчит? Это что значит? Значит, кто-то провода перерезал. Тебе известно, в чьей баньке Петр в Хороводах парился?

— Там у всех баньки.

— То-то и дело. Неизвестно. А мне кой-что известно. Известно, к примеру, что где-то здесь, рядом с нами, состоялось секретное сборище, что на этом сборище присутствовал Петр… Советую тебе отнестись к этому серьезно и не ограничивать свои подозрения Катериной.

— Давай, Роман Гаврилович, не скалиться, — остановил его Емельян. — Как только Петр придет на правление, я сбегаю к его бабе. Фроська хоть баба пуганая, а мне доверяет. Я ей выкройку срисовывал. Мне она скажет, уходил Петька ночью из дому или нет. А если уходил, то куда.

— Попробуй. Спроси, с кем он в Хороводах парится.

— Это запросто…

В два часа дня правление колхоза имени Хохрякова приступило к обсуждению недостачи семфонда и раскулачки кузнеца Г. Н. Кабанова.

Помимо Платонова присутствовали Катерина Суворова, Петр Алехин, Ефим Пошехонов и Герасим Шишов.

Кроме того, присутствовал Емельян Фонарев, который после первого вопроса отлучился.

Протокол вел Митя. Тексты речей по второму вопросу восстановлены приблизительно по Ммтиному изложению;

Председатель колхоза Платонов. Вопрос о раскулачке Кабанова оброс бородой. Я к Гордею Николаевичу подступался и по-плохому и по-хорошему — завлекал его в колхоз и кнутом и пряником. Отыгрывается прибаутками и желает жить единоличным господином. Формальных причин к его раскулачке не имеется. Скота у него на сегодняшний день числится лошадь да корова. Наемной силой не пользуется. Батраков не держит. Ни мельниц, ни маслобоек — ничего такого у него нет, а есть оставшаяся от деда кузница. Но это официально. А на самом деле, всем известно, есть у него еще три коровы — одна в Ефимоввке, другая в Хороводах, а третья здесь, в Сядемке, — сданные или проданные шут их знает на каких условиях приятелям и родне. В кузнице каждый день коптятся сядемские ребята, по два, а то и по три парня, а все его десятины, как известно, возделаны в добровольном порядке сядемскими и дальними мужиками за какие-то неизвестные долги. Из райисполкома на днях пришло распоряжение — уже не первое! — о взыскании с Кабанова штрафа за эксплуатацию батраков без договора. Так дальше продолжаться не может, товарищи. Дурную траву с поля вон. Давайте вынесем гражданина Кабанова на общее собрание на предмет раскулачивания.