Павел Кодочигов - Второй вариант

• Название: Второй вариант
• Автор: Павел Кодочигов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Передний, офицер, поравнялся с Шараповым, смотрит в упор. И другие вцепились глазами. Второй миновал, третий, пятый, седьмой, десятый, двенадцатый. Последний скрылся в ночи.

Разошлись!

Вздохнул полной грудью и, увлекая за собой разведчиков, бросился влево, чтобы оказаться с наветренной стороны. Упал с автоматом на изготовку. В ту же секунду, еще не понимая, в чем дело, залегли все.

Лежал, до рези, до светлых огоньков в глазах всматриваясь в метельную мглу: немцы могли уклониться от боя, не зная, много ли русских, а теперь, убедившись, что силы почти равны, могли и переиграть.

Немцы огонь не открыли, и Полуэкт начал сомневаться, видел ли он их. Спросил у ребят. Они недоверчиво закрутили головами - мало ли что померещится в такую погоду.

- Тогда и мне "померещилось". Рядышком прошли,- возразил Карянов.

Разведчики не поверили и ему. Полуэкт приказал искать следы. Они нашлись и привели к берегу. Метрах в ста от него вражеские разведчики постояли кружком и пошли назад. Похоже, тоже лед проверяли.

Всю оставшуюся дорогу Шарапов шел в подавленном состоянии. Встретились две разведки и благополучно разошлись, как расходятся на многолюдной улице случайные прохожие. Ни читать, ни слышать ни о чем подобном ему не приходилось. Да и возможно ли такое, допустимо ли? Разведчики шли с этими же мыслями и потому просили утаить от Лобатова о случившемся:

- Ему это знать ни к чему.

- Опять яриться будет.

Полуэкт и хотел промолчать, но не смог, и все, как на духу, выложил Лобатову. Ждал, что полезут вверх тонкие брови ПНШ-2 и сломаются в негодовании. Полезли и сломались, но по другой причине:

- Правильно поступил. Молодец! Полуэкт не поверил своим ушам и спросил первое, что пришло в голову:

- А почему немецкий офицер не навязал нам бой?

- Да потому, Шарапов, что он вас тоже в самый последний момент увидел, иначе обошел бы стороной, и понимал, что ты начнешь с него, а умирать дуриком кому хочется? Побили бы друг друга гранатами, порезали автоматами и все на льду остались. Пронесло вас от такой беды, что ты и не представляешь.

Полуэкт недоуменно помаргивал воспаленными, избитыми крупкой веками, виновато улыбался, а Лобатов продолжал:

- Есть такая поговорка: "Умный найдет выход из затруднительного положения, а мудрый не попадет в него". До мудрости тебе далековато, в уме же на этот раз не откажешь. Иди, отдыхай.

Разведчики не спали и встретили командира настороженным молчанием.

- Все в порядке. Даже похвалил,- сказал Шарапов.

- Не может быть! И не ругался?

- Я вам врал когда-нибудь?

Во все еще недоверчивой тишине раздался размеренный голос Вашлаева:

- Лобатов тоже может быть человеком. Почаще бы это случалось. А вообще, утро вечера мудренее. Давайте-ка спать ложиться.

Полуэкт долго не мог согреться, все крючился на нарах и кутал в шинель ноги. Заснул позже всех, и снились ему немцы. Шли они гуськом по льду озера в ясный солнечный день, и было их так много, что последние еле виднелись, а ему отказали и руки и ноги, не мог даже до гранаты дотянуться. Но и немцы не стреляли, проходили мимо, чтобы оставить у себя в тылу и взять в плен живым.

Проснулся весь в поту-Вашлаев только что сменился с поста и вовсю раскочегарил печку. Он.брился. И так ловко у него это получалось, что Полуэкту тоже захотелось попробовать. Пора было и начинать - уже и усы чернели, и о подбородок рука кололась.

Бритва была острой и без порезов не обошлось, но Шарапов остался доволен. С лицом, украшенным бумажными наклейками, показался себе очень даже значительным и взрослым. Несколько седых волосков в висках заметил и совсем обрадовался. Еще позаглядывал в обломок зеркала и чуть не хватил себя по лбу: день рождения у него сегодня!

Сказать ребятам? Не стоит, пожалуй. Если бы двадцать исполнилось, еще лучше двадцать один - другое дело, пока же лучше помалкивать. А вот домой, в городок Данилов хоть на часок заглянуть, отца с матерью, сестренок повидать захотелось до смерти. И, как наяву, увидел всех, дом свой, недалекий сквер, в котором играл с ребятами в сыщики-разбойники, школу, лыжню, что, поплутав по городу, в лес уводила. Пушка к чему-то самодельная вспомнилась. Смастерил ее с друзьями в летние каникулы после окончания финской войны. На пробный выстрел пороха не пожалели, вместо ядра натолкали в ствол камней и гаек, пыжи забивали поленом и до того усердно, что застряло оно и не вынималось. Побились, потужились с ним и бросили - заряд все равно выбьет.

Пушка бабахнула сильно, весь городок содрогнулся, а она целехонькой осталась. Прибежали милиционеры и конфисковали смертоносное орудие. "Артиллеристы" разбежались и порку от родителей получали вечером, а он даже подзатыльника не схлопотал. Отец уехал в командировку, а мать по-своему рассудила: "Что мне с тобой делать, прямо и не знаю,- начала советоваться с ним.- Нравится мне, что ты всем интересуешься - пригодится когда-нибудь, но почто же вы, дурьи головы, пороха-то столько натолкали? Сыпанули бы немного, и ладно. Все равно бы бабахнула".- И, задумавшись о чем-то своем, забыла про него.

Он любил и уважал отца, а мать считал необыкновенной женщиной, подлинным самородком. Она вышла замуж из большой семьи и работу знала всякую, а расписаться не могла. Стала учиться. Сначала ликбез закончила, потом на домашний рабфак поступила, а когда ему исполнилось десять лет и родились двойняшки, Аля и Вера, мать решила, что ей надо учиться дальше. Кто будет помогать детям, если сам все время в разъездах? Пошла в вечернюю школу. И очень гордился Полуэкт, что перед этим она не с отцом, а с ним посоветовалась: "Возьмешь на себя новую обузу - пойду, а откажешься, так не знаю, что и делать. Нинушке бы надо нянчить, девчонка все-таки и на год всего младше, но с тобой мне как-то надежнее".

Зашлось сердце от такой похвалы и доверия такого, пообещал: "Учись, чего уж там. Я справлюсь". И справлялся. Вечерами с маленькими сестренками возился, днем и в школу успевал сходить, и в магазин за продуктами, и уроки приготовить, и в футбол поиграть, и на лыжах походить.

Хорошая жизнь была до войны. В детстве.

2

Время было послеобеденное, ленивое. Поели без аппетита. Если повар свой и готовит по заказу, а между завтраком и обедом можно чаи погонять, сильно не проголодаешься. Не спеша помыли котелки. Кому положено- ушли на посты, кому стоять на них ночью - спать завалились. Бахтин попросил Бербица, чтобы анекдоты потравил, но тот рыкнул, чтобы Вася отвалил.

Последнее время перепалки между Андрейчуком и Тинибаевым отошли на второй план, а вот если схватывались Бахтин с Бербицем, тут было что послушать. Но Вася почему-то промолчал, взял гармонь, поперебирал лады, откинул назад челочку и тихо запел:

Многие из девушек никогда не думают,

Что, когда за Родину грянет жаркий бой,

Ты за них, за девушек, в первом же сражении

Кровь прольешь горячую, парень молодой...

Эту перефразированную каким-то обманутым женихом песню во взводе любили и пели тревожно, словно в предчувствии будущих измен. Но какое отношение она имела к Бербицу? Ему лишь моргнуть, и любая на якоре будет. Вася, видно, это понял и завел другую, и тоже где-то с середины:

И в грудь навылет раненный,

Скомандовал: "Вперед!

За Родину, за Сталина!"

Упал на пулемет.

Бербиц открыл глаза и насторожился.

Однажды утром раненых

Полковник навестил.

- Откуда ты, отчаянный?

Он ласково спросил.

Спел Бахтин еще один куплет, сжал меха и вздохнул:

- Хотел Мишу развеселить, да все слова не те попадаются. "И в грудь навылет раненный" - подходит, а дальше? Полковник его не навещал, и не с Васильевского острова Миша, и пулемет он только издали видел.

Бербиц не откликался.

- Миша, тебя, часом, пчелы не покусали? Нет? А что ты такой тихий и печальный? Не отвечает. Заснул,- понизил голос Бахтин,- Тогда я вам, ребята, об одной охоте расскажу. Леса вокруг нашей деревни гу-стущие, и чего в них только нет, а уж медведей! Летом к ульям как тракторы прут и ничего не боятся. Так вот, собрались мы зимой одного из берлоги поднять, а он храпит, аж в Москве слыхать...

- Ты, конечно, в группе захвата был? - не удержался Бербиц.

На него зашикали - не мешай, дай высказаться.

- Я его должен был раздразнить, Миша, чтобы он из берлоги вылез. Вырубил жердинку подлиннее, один конец заострил, и как пикой его под седьмое ребро.

Взревел так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Снег от его рева обвалился, и в берлоге как бы амбразура получилась. Лапа из нее показалась, вторая, и вылезает из берлоги прямо на меня Миша-Бербиц.

От потрясшего землянку хохота проснулись спящие, стали спрашивать, что случилось? Отвечать было некому, даже Бербиц покачивался из стороны в сторону, его глаза довольно поблескивали, а нос возбужденно подрагивал.

- И дальше что было? - спросил Миша у Бахтина, когда смех пошел на убыль.

- Больше ничего. На этом все и кончилось,- уже чувствуя какой-то подвох, настороженно ответил Бахтин.