Всеволод Кочетов - Предместье

• Название: Предместье
• Автор: Всеволод Кочетов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Питание и труд всё перетрут! - говорил Козырев, поощряя то одного, то другого из таких вечерних гостей легкими подзатыльниками.

Бровкин сердился на это, возражал, говорил, что Тишкин лозунг неправильный и вредный.

- Почему же неправильный? - не сдавался Козырев. - Взгляните на товарища председателя, на Маргариту Николаевну. Чтобы труд был как полагается, она как полагается наладила питание. Верно я говорю, ребята? Нет, Василий Егорович, поесть - лозунг не вредный. Да вы, гляжу, против него только в словах, а не на практике. Ложка у вас так и свищет!

- Тьфу ты, змей! - плевался Бровкин и бросал ложку. - Свяжешься с тобой - рад не будешь!

В один из таких вечерних часов, когда котел был уже не только опорожнен, но и чисто выскоблен, к костру подошла сама "товарищ председатель". Козырев, как ни дергал его за край гимнастерки Бровкин, встал и вытянулся перед Маргаритой Николаевной, точно перед начальством на смотру, готовый ответить на приветствие. Но не знавшая, что в таких случаях надо делать Маргарита Николаевна смутилась и, обращаясь к сидевшему тут же Цымбалу, сказала:

- Виктор, мне надо с тобой поговорить.

- Вольно! - со смехом скомандовал Цымбал Козыреву, поднялся и отошел с Маргаритой Николаевной к подрубленной снарядом старой липе.

- Когда же вы закончите ремонт? - начала Маргарита Николаевна строго. - Он идет у вас невероятно медленно, а земля начинает сохнуть. Много ли я напашу на пожарных клячах? Ждать больше нельзя, Виктор. Если и дальше так пойдет, мы окончательно рассоримся.

- А мы разве уже ссорились?

- Не знаю, не знаю! Мне это все равно.

- Если все равно, так зачем же повышать голос? Завтра к вечеру выйдет один трактор, послезавтра еще два и так далее. Из двенадцати машин я соберу восемь. Для колхоза это за глаза. Да еще каким-нибудь подсобным хозяйствам можно будет оказать помощь.

- Другие хозяйства меня не касаются. Ты обработай мое! - Маргарита Николаевна сердилась.

- Ее не касаются! - ответил Цымбал. - А меня касаются! Я директор, и мои задачи одним колхозиком не ограничишь.

- Колхозиком? И не стыдно тебе! Да знаешь ли ты, как наши женщины работают! Да мы одними ростками засадим более десяти гектаров картофеля. Ты зашел бы хоть раз на парники, посмотрел, что на месте этого развала делается теперь. Огуречные семена по всем комодам скребли, капустная рассада взошла; редиска растет... Странный ты какой!

- Хорошо, хорошо, - миролюбиво остановил ее Цымбал, - не колхозик, а могучий мировой колхозище... Название-то его как?

- А вот будет побольше народу, соберем собрание и решим, как назвать. Не в этом дело, мне землю пахать надо.

- Вспашем. Как, ребята, двинем завтра в бой первую машину? - Цымбал обернулся к костру. - А то, сами слышите, председатель колхоза уже выражает неодобрение нашей работе.

- Двинем! - выкрикнул маленький Миша Касаткин, сын Лукерьи Тимофеевны.

Голосок у Миши был необыкновенно звонкий и пронзительный, совсем не по его пятнадцати годам. И все засмеялись. Даже Маргарита Николаевна не удержалась от улыбки.

4

Нелегка была задача Вареньки Зайцевой. Весь район, даже в самых его отдаленных от переднего края уголках, просматривался с немецких аэростатов наблюдения; все населенные пункты его простреливались, все дороги тоже были под контролем артиллерии противника. Жить в таких условиях было невозможно, и люди из на поразбрелись кто куда. Одни, понятно, ушли в армию, другие на оборонные стройки, третьих переселили в тыловые, спокойные районы. Но кто-то и оставался. Их надо было найти, непременно найти.

Где на попутных машинах, где пешком, Варенька, как топограф, методично обследовала одно селение за другим, точно остатки этих селений. Глаза ее повидали много удивительного. В деревеньке Болотнике от двух десятков дворов остались только три сенных сарая, баня на огороде да один-единственный покосившийся нескладный дом. Когда в сопровождении Курочкина, приданного ей начальником милиции якобы "для компании", а на самом деле, конечно, для ее безопасности, Варенька вошла в это жилище, она была потрясена увиденным.

Изба внутри напоминала громадный муравейник. Переборки были сняты, вдоль стен стояло не менее дюжины кроватей и топчанов с подушками и одеялами всех колеров и оттенков; посреди возвышалась русская печь, на шестке которой две женщины ворочали чугуны; вокруг печи, возле забитых фанерой окон возились, прыгали, дрались и плакали дети - от ползунков до семи-восьми- и десятилетних. Взрослые - несколько женщин и два старика сидели, лежали, шили, что-то мастерили, унимали детей. Седая сгорбленная бабка в углу молола на ручном жернове зерно.

Все население этого сухопутного ковчега обернулось на скрип двери, и, когда Варенька объяснила цель своего прихода, одна из женщин ответила:

- У нас и так здесь колхоз. И детишек перепутали - которые чьи, и еду в общем чугуне на всех варим, и ячменный колос на прошлогоднем жнивье вместе собирали. Только дальше-то что делать, не знаем.

Вареньке рассказали, что в избе живут люди самых разнообразных профессий. Есть доярки, есть скотницы; Анастасия Кукушкина была поставлена в прошлом году звеньевой в огородную бригаду, один из дедов - колесный мастер, а другой - шорник, все они, за исключением бабки, крутившей жернов, обрадованы "так, что уж и сказать нельзя!" - тем, что их зовут в колхоз, который на ноги становится. Только бабка прошамкала, что, дескать с насиженного гнезда сниматься хлопотно и неизвестно еще, как там будет, на новом месте.

Переезд был решен. Некоторые хотели тут же идти пешком, но Варенька пообещала прислать грузовики. В избе захлопотали, увязывая скарб в одеяла. Бабку, которая еще пыталась говорить, толкали, просили уйти с дороги; она насупилась, бросила свою работу, села в углу возле жернова и водянистыми, старческими глазами, почти не мигая, смотрела на поднявшуюся суету.

О чем она думала? Может быть, о том, что жизнь ее прожита, дети выращены - трое воюют против немца - и не все ли теперь равно, где коротать ей остаток дней?.. Хлопотно, конечно, и канительно переезжать, но, коль бабы это затеяли, пусть сами и возятся, ее дело сторона.

Мало-помалу бабкино внимание привлекла предотъездная суета; ей показалось, конечно, что многое делается в спешке совсем не так, как следовало бы, и, заметив неумелую возню девочки-подростка, которая, пытаясь покрепче увязать узел, лишь попусту изводила веревку, старуха не выдержала, принялась показывать, как сделать дело половчее, и незаметно сама втянулась в эти беспокойные сборы.

В колхозе за Невой стучали, стругали, пилили, приводили в порядок домики; все больше народу выходило на работу в поле, на парники; а детишек собралось столько, что Маргарита Николаевна поспешила посоветоваться с Долининым, нельзя ли открыть для них ясли и детскую площадку.

Перед Варенькой стояла теперь последняя, но зато, пожалуй, самая сложная задача - добраться до Коврина, почти на передовую. Говорили, что там в землянках тоже есть обитатели - чуть ли не десять семей.

Провожать Вареньку в Коврино вызвался лейтенант Ушаков. "Мало ли что может случиться, Варвара Васильевна! Лишний шутник никогда в такой обстановке не помешает", - высказался он. Но, увидев Курочкина, Ушаков уже иначе стал думать о лишних спутниках и всю дорогу недовольно косился на милиционера: зачем, дескать, тащится этот представитель охраны порядка и законности, когда и без него вполне можно обойтись. Лейтенант даже попытался постращать Курочкина, рассказывая, как бы между прочим, о том, что не только Коврино, но и дорога туда вдоль и поперек простреливается из пулеметов и минометов, не говоря уже об артиллерии, которая перепахала там каждый квадратный метр земли. Курочкин ответил на это:

- Наше дело с товарищем Зайцевой маленькое. Прикажут - и в немецкие тылы пойдем партизанить. Как, Варвара Васильевна?

Понимая, из каких соображений лейтенант напускает на Курочкина страху, Варенька бодро ответила:

- Ну конечно же, товарищ Курочкин, мы при исполнении служебных обязанностей. Тут уж не до страхов.

Лейтенант между тем был совсем недалек от истины. Дорога на Коврино представляла большую опасность. Варенькину экспедицию то и дело останавливали патрули, проверяли у всех троих документы, расспрашивали, с какой целью они идут на передовую; то справа то слева начинали падать и рваться мины, и тогда надо было поспешно искать местечко в канаве или воронке и переждать там обстрел.

Измазанные весенней землей и глиной, они добрались наконец до деревни и там за разрушенной кирпичной часовенкой, возле которой в прошлогоднем сухом бурьяне лежал ее сбитый снарядом синий куполок, обнаружили несколько тесно, одна к другой, нарытых землянок. Над крайней из них дымила жестяная труба.

По глинистым скользким ступеням спустились к узкой щели и откинули грязную мешковину. После солнечного света мрак под землей показался непроницаемым, но постепенно освоились с ним. Варенька стала различать людей вокруг топившейся печки-чугунки, нары у стен, стол, табуреты и даже рыжую кошку, разлегшуюся на постели.