Евгения Шалимова - Ее старшеклассники

• Название: Ее старшеклассники
• Автор: Евгения Шалимова
• Жанр: Советская классическая проза

Недавно, на ХХ съезде комсомола, прозвучали слова о том, что "школьная реформа "буксует".

Главная причина этого, думается, в том, что педагоги и ученики как-то незаметно отдалились друг от друга.

А как сблизиться? С чего начать молодому учителю или вновь избранному комсоргу? Как увлечь делами класса всех без исключения?

Ответ на эти вопросы поможет найти повествование об одном "трудном" классе — девятом "б" — и его руководительнице.

Повесть была написана десять лет назад — по свежим следам тех событий, что легли в её основу. Но и сейчас школе нужны влюблённые в своё дело учителя и думающие старшеклассники. Пусть им поможет опыт предшественников.

---

Шалимова Евгения Ее старшеклассники

Моей маме, в чьём педагогическом таланте убеждаюсь всю жизнь,

посвящаю.

Часть 1 САМЫЕ — САМЫЕ — САМЫЕ…

1. Девятый "б".

В учительской навзрыд плакала молоденькая преподавательница биологии. Её утешала тучная, степенная Валентина Васильевна:

— Успокойтесь, милочка, что особенного, девятиклассник о женитьбе заговорил. Да нынче модны такие разговоры. Акселерация!

— Да, как же! Не акселерация, а хулиганство форменное, — сквозь слёзы, шмыгая носом, возразила юная биологичка. Маленькая, худенькая, вся какая-то беззащитная, она совсем не походила на учительницу — и, конечно, понимала это.

— Забудьте всё, идите в класс, как ни в чём не бывало, — усмехнувшись, с оттенком превосходства рекомендовала Валентина Васильевна, перебирая пухлыми пальцами листочки с контрольными работами по химии.

— Ни за что! — воскликнула Анжелика Сигизмундовна. — Подумайте, этот Усов посмел мне, учителю, сказать, что тему "Размножение" они летом на практике изучили! А Ломников, негодяй бессовестный, предположил, что я в этом вопросе только теоретически подготовлена, — и опять юная воспитательница залилась слезами.

— Да успокойтесь, девушка, — заулыбался старый математик, — вот будет вам пятьдесят лет, никто и не заговорит на эту скользкую тему, так что сейчас надо радоваться такому факту.

— Нет, пусть они с завучем разговаривают на скользкие темы, а я хочу спокойно работать! — неожиданно сердито воскликнула Анжелика Сигизмундовна и направилась к кабинету организатора, порой попросту называемого в школе завучем.

Продолжение истории звучало так:

— Усов, тебя Елена Владимировна вызывает.

— Меня? К организатору? За что опять?

Класс грохнул хохотом. Пятеро парней, рослых, красивых, но вульгарных, сопровождал Усова в его шествии по коридору.

Постучал, заглянул в кабинет.

— Можно?

— Да.

Широко раскрыл дверь, сощурился от яркого осеннего солнца, бьющего в глаза, спросил небрежно:

— Всем?

Елена Владимировна усмехнулась:

— На миру и смерть красна?

Спокойно, чуть насмешливо добавила:

— Нет, сначала наедине побеседуем.

Усов ухмыльнулся, захлопнул дверь, прошёл без приглашения в центр небольшого кабинета, сел, полуразвалившись, на стул и внимательно оглядел учительницу.

— Скажите, Усов, вы всерьёз решили жениться?

— Что?!

Он выпрямился — наглости как не бывало! — оглянулся:

— Это вы мне?! — пробормотал. — Почему это я должен жениться?

— Ну, как же иначе, если вы, молодой человек, так охвачены этой идеей, что даже с учительницей о ней беседуете! Значит, не терпится.

— Мне?!

— Естественно. Так вот что я хочу предложить вашим родителям. Школа позаботится об устройстве ученика Усова в вечернее учебное заведение, поможет найти работу… С регистрацией брака, видимо, тоже мы сумеем помочь, так как известно, что…

— Елена Владимировна! — парень вскочил, порываясь говорить.("Ах, как красив, строен, как великолепно сложен. Лицо какое умное, почему так нелепо живёт? Мы, учителя, испортили? Позволяем бездельничать, переводим из класса в класс без знаний… Надо немедленно исправлять положение. Но как?!")

— Да бросьте вы меня разыгрывать!

— И не думала кого-либо разыгрывать. Я понимаю, телевизор, магнитофон, диски…вокруг столько говорят и поют о любви, что вы…

— Почему вдруг на вы меня стали называть?

— Вырос человек… Жениться надумал…Что делать, разные бывают организмы… — учительница насмешливо поглядела на Борисика — так звала его вся школа, включая учителей и техничек.

Усов вскочил, горячась и страдая от непонимания: чего хочет от него эта женщина, так последовательно, уже не первый месяц, вынуждая его бросить привычное атаманство.

— Итак, когда же я встречусь с твоей мамой для беседы о женитьбе? ("Нехорошо как-то, бью в самое больное место, ведь отлично знаю: только мать он любит и жалеет — сердечница. Нет, всё правильно, получится, как задумала.")

— Какая женитьба? Бросьте смеяться! Что, я маленький, не понимаю? Ну, извинюсь я перед Анжеликой.

— Сигизмундовной!

— Да-да, Сигизмундовной…Всё, что хотите, сделаю. Не вызывайте мать. Не буду я больше пацанов смешить…

— Не могу я верить такой нечестной личности.

— Почему это нечестной?! — вспылил Борисик, чёрные цыганские глаза его зло засверкали, руки непроизвольно сжались в кулаки.("Ого, каков характер! Не зря весь микрорайон боится. Вот бы мне такого в туристскую группу штурманом. А самолюбив!")

— Не ты ли обещал на комиссии по делам несовершеннолетних прекратить свои художества, а через пару дней мальчонку из 6 "б" избили, курточками накрыв…

— Пусть не наушничает!

— Тебя бы твоим оружием!

— Не возражаю, если заслужил.

("О, как тонко чувствует изменение тона, как моментально подхватывает предложенный в разговоре стиль. Отличным помощником мог бы стать.")

— Знаешь, что не уподобляемся тебе, а то бы возражал. Кстати, девчонок твои дружки за себя дежурить заставили?

— Пусть не ябедничают, мелкота зелёная.

— Велик сам-то. Послушаешь — ты один хорош.

— А то нет? Справедливый!

— Ого! За что биолога обидел? Мужчина! Хоть бы горсть в тебе мужского… Человек первый год в школе работает, а ты охоту отбиваешь. Учительница математики готовится матерью стать — ты на её уроках петухом поёшь.

— Пусть не лезут в учителя, если толку не хватает.

— Кому же с тобой нянчиться? Неучем останешься.

— Вам, например. На литературе все по струнке ходят, а на катке с ребятами гоните, вся шпана расступается.

("Ха, потому и расступается, что с ребятами!")

— Подхалим несчастный! И не скучно тебе это?

— Я подхалим?! И ветром не подуло. Просто правду-матку люблю. Спросите у пацанов, всякий подтвердит.

— Ещё бы! Сколотил группочку, она и млеет от твоей наглости, а весь секрет в том, что ты старше и сильнее всех.

— Почему группочку? Все Борисика боятся в микрорайоне! ("Это уж точно!")

— Молодец против овец! У вас там одни дошколята. А что — на учёбу — силёнок не хватает?

— Зачем надрываться? Так переведут. Знаем, учёные.

— Да неужели? Спорим, нет?

— Ну, если вы возьмётесь…

— Непременно. За 9 "б" вообще пора взяться.

— Меня первого пометут? В вечернюю школу? — Борис задумался. Чёрные глаза налились тоской, потускнели. — А если я учиться буду? Потом в техникум подался бы. Что-то к строителям потянуло. И мать просит: одумайся, мол…

— Вот-вот, самое время.

Елена Владимировна, разглядывая задумавшегося Усова, ощутила в нём вдруг какую-то перемену, внезапно зазвучавшую надломленность.("Наверное, боится, что не догнать одноклассников. Многое упущено.")

— В техникум, говоришь? Хвастаешь, думаю. Жидковата натурочка, силёнок не хватит себя переломить. Столько заниматься нужно.

Блеснули остро цыганские глаза, белозубо сверкнула улыбка, размашистым жестом — точно шапкой оземь! — Борисик будто отмёл всё, что с ним раньше было.

— А вот посмотрим!

— Давно уж любуюсь, как ты детишек на уроках потешаешь. Скоморох!

— Этого больше не будет, вот увидите. Надоело. Правда, пора за ум браться. Мать обрадуется… Да, ещё говорят, вы новую туристскую группу набираете…

— И что?

Усов помолчал, испытующе глядя на учительницу, осторожно проговорил:

— Меня штурманом…взяли бы? ("Как чувствует собеседника, чертёнок!")

Чёрные глаза так и сверлили Елену Владимировну: не засмеётся ли? Длинная фигура подалась вперёд, лицо парня стало напряжённым, на нём ясно читалась готовность дать отпор в случае резкого отказа или издёвки.

— Штурманом? Подумаю.

— Правда? А я всегда считал — ни за что!

— Отчего же? Командирская жилка в тебе есть, воли хватит, если захочешь. Вот учёба…

— Ха, велика беда! На трояки всегда вытяну!

— Попробуй. Посмотрим, на что способен вчерашний атаман.

— А если…

— Тогда и поговорим.

— Вот слово даю! Перед Анжеликой извинюсь! Учителей больше не трону! Чего улыбаетесь? Вся школа знает: Борисик сказал — так и будет.

— Хорошо. Я всё запомнила. Иди.

Как ветром сдуло парня, едва успела учительница заметить на лице его выражение удовлетворения и даже какого-то вдохновения. В дверях столкнулся с директором школы Анной Петровной. Извинился, пропустил её, потом вышел, мягко притворив дверь.

— Что это он, какой культурный? И не узнаешь Усова, — удивилась Анна Петровна, заглядывая в глаза Елены Владимировны. — Устала? Но доканала его всё-таки?

— Ох, устала! Такое напряжение. Посложней, чем на педсовете речь держать, — учительница подошла к окну и распахнула его настежь. В кабинет хлынули волны свежего ветра, несущего от парка — он раскинулся всего в двух кварталах от школы — сочные запахи уходящего бабьего лета и последних цветов.