Андрей Буровский - Человек будущего

• Название: Человек будущего
• Автор: Андрей Буровский
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-699-39248-3

Новая вызывающая книга популярнейшего автора, заслужившего славу главного "возмутителя спокойствия"! Шокирующая правда о людях будущего и невероятных перспективах человеческого рода. Увлекательнее любого фантастического романа! Скандальнее самой "желтой" прессы! Читается взахлеб!

"Наверное, часть читателей очень обидятся на меня за эту книгу. Ведь людям хочется знаний о самих себе - но таких, которые не разрушали бы привычные представления. Люди хотят любой ценой сохранить любимые мифы, привычные утешительные сказки.

Предупреждаю - этого не будет..."

Андрей Буровский

---

Всегда было: чем выше общественное положение человека, тем строже соблюдает он эти общественные законы. Допустимое для слуги немыслимо для джентльмена.

Чем богаче человек — тем он культурнее и образованнее. Царица Елизавета не знала, можно ли проехать в Англию посуху, и это вызывало смех и современников, и потомков — именно потому, что речь шла о царице.

Вот прачка вполне могла понятия не иметь, где вообще находится Англия, и это не вызвало бы ни осуждения, ни даже иронии.

Предки по одной какой-то черте могли безошибочно определить, с кем они имеют дело. Человек, одетый во фрак, не мог быть беден (по крайней мере, беден — в понимании крестьян или городских низов). Материально обеспеченный человек не мог ни курить махорку, ни ругаться матом, ни спутать Афину Палладу с Афродитой.

«Низкие» элементы культуры никак не соединялись с «высокими». Даже мультимиллиардер, не умеющий есть ножом и вилкой и не знающий французского, не мог оказаться за одним столом с «цивилизованными» людьми.

Формально никто не запрещал пукать за столом, есть руками или приводить проституток в собственную квартиру на Невском проспекте или на Пикадилли. Но это никому просто не приходило в голову.

Мужик в лаптях и армяке не мог выйти из раззолоченной кареты на Дворцовой площади. Это было так же невероятно, как появление на Невском проспекте человека с медвежьей головой или говорящей собаки.

Поэтому вызывает чувство тревоги, жути, непонимания не только появление на улицах Петербурга человека с медвежьей головой или говорящей собаки, но и появление в мире проститутки-королевы или неграмотного миллионера.

У нас это вызывает тревогу и чувство жути потому же, почему вызвала бы тревогу и страх лошадь, закурившая сигару.

Нравственная неопределенность

Происходящее в культуре очень хорошо прослеживается в литературном процессе. Литература, все виды искусств — классическая «подкорка» культуры, отличное «зеркало» протекающих в ней процессов.

Вот В. Набоков написал свою «Лолиту» — про любовь педофила к 11-летней девочке. И оказалось, что самые мерзкие вещи можно проговорить на вполне приемлемом литературном языке. С тех пор, кстати, эксперименты этого рода делались много раз — в том числе Д. Хармсом, А. Войновичем и многими-многими другими.

В мире, который создается фантазией литераторов, постоянно действуют личности, которых трудно назвать «аморальными». Они скорее «внеморальны». В нравственном отношении некоторые герои современной литературы (например, многие герои Александра Бушкова или Николая Корецкого) находятся на уровне развития животных. Они просто ничего не слышали о том, что нельзя воровать, насиловать и грабить на больших дорогах.

А если и слышали, к ним это «как бы» не имеет отношения.

В системе классических представлений они даже не могли бы считаться взрослыми людьми... и даже вообще людьми как таковыми. В них странно и причудливо сочетается умение водить машины, пользоваться компьютером, читать и писать — и не иметь практически никаких нравственных представлений и убеждений.

Мы живем в мире, где культурная традиция... даже не утрачена, а скорее «пережита». Наша мораль также «больше» традиционной морали, как наши города боль-

ше Старого города. Новый город включает в себя Старый, как свое неотъемлемое ядро... Но он его больше, и намного.

В мире, в котором мы живем, нет устойчивого представления о целях и смысле человеческого существования, а границы «можно» и «нельзя» стали в лучшем случае расплывчаты.

Причем для многих, чересчур для многих эти границы вообще никак не существуют.

Когда в мире царит неопределенность, чертами массового сознания становятся тревога, страх, неуверенность. Нет веры в мир, нет веры в завтрашний день.

Впрочем, для неверия в завтрашний день есть и еще более важные причины.

Глава 5 . Эпоха без гарантий

...право ковырять в носу за королевским столом и охотиться к востоку от Арканара.

А. и Б. Стругацкие

Отсутствие гарантий

Мы порой завидуем стабильности, порядку ушедшего общества... но обычно забываем, какой ценой он бывал куплен. И «в упор не видим» грязи и крови «золотого» XIX века.

Возьму только один, и не самый устрашающий, пример — описанную красноярским писателем Александром Бушковым медвежью яму и систему охоты на людей, случайно попавших в руки «новым русским»[65].

«Такого никогда не было... не могло быть! Никто бы и не подумал!» — восклицают обыватели, заламывая руки и возводя очи горе. Имеется в виду, конечно же, современное падение нравов. Полноте! Так уж никто и никогда?!

Но медвежья яма — в точности как на описанной Бушковым «северной заимке» — быт XVII века на Руси. Не эксцесс, а именно повседневный быт самой заурядной барской усадьбы. Только тогда все было привычно и понятно; мужик или холоп знали, что надо делать, чтобы в яму не угодить. А чувство униженности... Так откуда оно возьмется в обществе, насквозь пронизанном идеей рабства и неравенства? Это же вам не конец XX столетия!

И что, так уж никто и никогда не организовывал охоту на людей? Наша эпоха уникальна? Полноте, господа! «Цивилизованная» Европа середины просвещенного и гуманного XIX века, эпохи парламентаризма и пароходов не охотилась на людей... в самой Европе.

Европейцы выносили сии забавы на периферию своей цивилизации — в колониальные страны. Жить в Англии или Голландии было достаточно безопасно...

Но вот о том, что проделывали голландские плантаторы на Яве, как отдыхали некоторые из вице-королей Индии, рассказывать не буду — пощажу нервы читателя.

А в США и не было нужды ехать пакетботом тысячи морских миль, чтобы (замечу — законнейшим образом) поохотиться на человека. Тем, кто отказывается верить, советую перечесть место из «Хижины дяди Тома», где Элиза с малышом на руках прыгает по льдинам реки, а на берегу беснуются науськанные на человека собаки[66]. О забавах Саймона Легри тоже полезно перечесть взрослым дядям и тетям.

У А. Бушкова в лице у «человека в красном комбинезоне», жертвы таежной «охоты», не остается, «по сути, ничего человеческого. Загнанное животное»[67].

Но у Брета Гарта есть схожее описание того, как превращается в загнанное животное негр, на которого охотятся с собаками[68]. Есть ли разница? Или она только в том, что А. Бушков повествует о человеке нашего времени и «нашего круга», а тот южный негр с плантации... ну конечно же, он чужд нам и в культурном, и в интеллектуальном, и, что греха таить, в расовом отношении.

В России причудливо смешалась благополучная, безопасная Англия и колониальная Вест-Индия. И вот Ф.М. Достоевский рассказывает, как помещик затравил собаками восьмилетнего мальчика — ребенок отдавил лапку любимому песику.

Современные люди отвыкли от таких сцен и возмущаются: «Какое право!..» Так вот — помещики ИМЕЛИ ПРАВО пороть крепостных. Убивать и калечить — не имели, а все остальное было в их праве.

В XIX веке суд приговаривал преступников к порке кнутом — в том числе женщин.

Собрались неглупые образованные люди, рассмотрели проступок, раскрыли толстые книги. Торжественно вынесли приговор.

«Крестьянку молодую» били ПО ЗАКОНУ, совершенно легально.

Точно так же владельцы рабов в США ИМЕЛИ ПРАВО пороть рабов, продавать отдельно супругов, родителей и детей, а беглого раба совершенно ЗАКОННО ловили с помощью специальных собак.

Разумеется, ни в каких законах Британской империи не было написано, что на людей можно охотиться как на диких животных. Но индусы и тем более люди из «диких» племен стояли ведь ВНЕ ЗАКОНА.

Разница между мальчиком, которого затравил помещик, и персонажем Бушкова не в том, что невозможное вчера стало возможным сегодня.

Разница в том, что мальчик и не имел никаких человеческих прав. А мы имеем... на бумаге. И если мы, хрипя, побежим по тайге под лай собак — то это говорит не об отсутствии законов, а об отсутствии гарантий.

Законы есть, и мы — под их защитой. Но нет никакой гарантии, что эти законы будут выполняться.

В XIX веке человек или имел права, или не имел.

Мы вроде имеем права, но никогда не знаем, будут ли они соблюдены. И еще одно...

Люди нашего круга

В XVII—XIX веках нечеловеческое отношение испытывают на себе в основном те, кто не писал книг. Так сказать, «внешний и внутренний пролетариат». Индусы из сметенных артиллерией деревень были неграмотны. Кхонды, в которых веселые британцы палили с высоты обученных охоте слонов, и вовсе были первобытными людьми, не знавшими, что можно писать и читать.