Сара Рейн - Темное разделение

• Название: Темное разделение
• Автор: Сара Рейн
• Издательство: Астрель
• Жанр: Триллер
• Год: 2006

Гарри Фитцглену поручают сделать репортаж о талантливой фотохудожнице Симоне Андерсон. Журналист настроен скептически, но встреча с таинственной Симоной ставит перед Гарри ряд интригующих вопросов.

Что стало с сестрой-близнецом Симоны, пропавшей несколько лет назад? И какая связь между ними и близнецами Виолой и Соррел Квинтон, родившимися 1 января 1900 года?

Расследование приводит Гарри в деревушку на границе с Уэльсом и к зловещим руинам особняка Мортмэйн. История Мортмэйна завлекает Гарри в сети тайн прошлого, каждая из которых оказывается еще более неожиданной — и пугающей, — чем предыдущая…

---

Тэнси насчитала двенадцать ударов, пока телега людей-свиней увозила ее прочь, и она знала, что двенадцать означает полночь. И когда бой прекратился, она поняла, что друзья ее потеряны для нее навсегда.

* * *

Каминные часы Гарри были без боя, но по зловещему совпадению стрелки показывали ровно полночь, когда он закрыл «Врата слоновой кости» на этой странице.

Он лег в постель, и голова его была полна мыслями о героине Флоя, беспризорной девочке, которая пряталась в своем страшном потаенном месте, когда приходили торговцы детьми, но, несмотря на это, была поймана ими. Во сне снились ему темные дома и железные клетки для людей, словно явившиеся из сказки «Гензель и Гретель», и узкие серпы холодных лун, бездушно взирающие вниз на любую жестокость…

А еще Виола и Соррел, чьи имена вызвали в памяти переплетенные цветами сонеты Шекспира, запах осеннего дождя и дыма поленьев… И загадочная буква «Ш», которая могла обозначать имя мужчины или женщины, кто мог непостижимым образом быть связанным с Тэнси, роившейся под несчастливой звездой…

И думал он о самой Тэнси, которая, возможно, жила лишь только в воображении Флоя.

Из дневника Шарлотты Квинтон

8 февраля 1900 г.

Наверное, однажды все это покажется смутным и поблекшим, и я сама буду сомневаться, произошло ли это все на самом деле или было всего лишь обманом, игрой воображения.

Зато удалось наконец решить вопрос с Мэйзи: когда я вернусь в Лондон, она останется в Западной Эферне и будет работать горничной в одном из домов по соседству. Эти люди владеют несколькими фермами, но им присуще то, что мама называет довольно небрежным отношением к домашнему хозяйству. «Они добры, Шарлотта, они чрезвычайно добры». Главное в том, что они знают о скором появлении ребенка и не возражают.

Все эти заботы помогли мне немного отвлечься от мыслей о Флое, о Виоле и Соррел, дочерях, которых он никогда не видел. Небольшой рассказ маме о том, что произошло в Мортмэйне — совсем немногое, — помог еще больше. Мама пришла в ужас, она была поражена описаниями общей нужды и Цеха бедняков, однако отметила в то же время:

— Таких людей нельзя баловать, Шарлотта, иначе они вовсе не захотят отрабатывать свое проживание, и где тогда мы окажемся?

Знаю, мама — дитя своего поколения, и потому нельзя осуждать ее за те или иные взгляды, но на подобное продолжаю досадовать в тихом бешенстве. Все же удалось добиться от нее, что она попытается узнать о Робин и что-то сделать для нее.

— И, кто знает, может, мы сможем устроить девочку в хороший дом, Шарлотта.

Не могу себе представить маленькую непокорную Робин в любом услужении, но согласна, что это было бы лучше для нее, чем те условия, в которых она находится теперь.

— И, — сказала мама, в чем я и не сомневалась, — я также сделаю несколько очень жестких запросов о структуре управления Мортмэйна — в таких учреждениях всегда есть руководящая структура. Может оказаться, что при церкви действует попечительский совет. Я думаю, что смогу поговорить с ректором — да, это будет удобным способом узнать больше. Я приглашу его на стаканчик шерри в воскресенье.

Мама считает, что она даже может каким-то образом попасть в соответствующий комитет, поскольку ясно, что что-то нужно сделать — нельзя, чтобы с детьми дурно обращались. Сочетание маминой обходительности, приглашения ректора на шерри и выхода на соответствующий комитет может дать ход делу. Дорогая мама.

Мэйзи заплакала, когда узнала, что я все устроила, и сказала, что никогда не забудет того, что я для нее сделала. Думаю, что с этих пор ее поведение будет образцом христианской добродетели и безупречной морали. Ужасно скучно (а еще ребенок, когда он родится!), зато без новых проблем.

Я сказала, что от нее теперь ожидают правдивости и искренности и надеюсь, что, когда Мэйзи будет придерживаться этих строгих принципов, она сможет убедить всех во мнении, что она вдова, согласно выдуманной нами истории. Иначе репутация наша полетит к черту, и не в последнюю очередь репутация моей мамы, которая нашла Мэйзи это место.

* * *

Июль 1900 г.

Пришли вести из Западной Эферны: несмотря на тщетные поиски, мама не смогла найти Робин; по ее словам, Девочка больше не живет в Мортмэйне.

Мама пишет, что, возможно, несколько детей были переведены в другое учреждение: «Законы, управляющие благотворительными учреждениями, очень сложны, даже твой отец говорит это», но я ужасно боюсь, что кто-то обнаружил, что они содеяли в тот день, и им вынесли наказание.

Более приятное известие: мама пишет, что Мэйзи благополучно разрешилась от бремени и родила девочку; и мать и дочь в добром здравии.

Мама послала в подарок Мэйзи детские пеленки, и я поступила так же, послав все, купленное и сделанное самой, и все, что я получила в подарок для моих собственных детей… Нет смысла сентиментальничать по поводу сорочек и детских платьев, но я глупо проливала слезы, пока упаковывала их в коричневую бумагу и относила на почту.

Не могу избавиться от мысли, что прямая и самая тривиальная отправка денег принесла бы Мэйзи-Дэйзи больше пользы, но Эдвард не то чтобы скупой, но ведет точный учет хозяйственных расходов. Не оставляет мысль о том, чтобы как-то обмануть его — попросить деньги на покупку платья или шляпки — и отправить деньги Мэйзи почтовым переводом, но, к сожалению, пришлось оставить эту затею, не столько из-за угрызений совести, но потому, что Эдвард мог снисходительно попросить посмотреть платье и шляпку. Ну почему же у леди не может быть собственного дохода, совершенно частного и отдельного от дохода мужа!

Все же Эдвард не очень-то весел в последнее время, поскольку обеспокоен ситуацией с торговлей в Европе. Если верить ему, Германия расширяет рынки, конкуренты терпят убытки, и Англии нужно выждать время.

Абсолютно не понимаю, что он имеет в виду (и не уверена, что он сам понимает), но чувствую, что он начинает говорить, как мой отец.

* * *

Не могу даже представить, что смогу забыть о том, что случилось в Мортмэйне, — и я думаю, что должна попытаться узнать, что случилось с Робин и другими детьми, хотя это и трудно, поскольку Эдвард не очень-то приветствует мои частые поездки в Уэльс-Марш. Но я сделаю все возможное.

Я никогда не забуду взгляд Флоя, когда он говорил о выборе между вратами слоновой кости и вратами простого рога. Конечно, он презирал меня за то, что я избрала врата слоновой кости. Но действительно ли это путь обманов и лжи? А как же долг перед другими людьми?

Эти дети — Робин, Энтони и другие — сделали выбор в тот день, хотя они и не знакомы с философской поэзией Вергилия. Не знала бы об этом и я, не будь Флоя, который меня так многому научил и так много открыл, как никто не мог бы сделать, и меньше всех — Эдвард.

Эти дети объясняли убийство человека, который похищал их друзей, самыми простыми словами. Они знали, что он — зло, они прекрасно знали, что он и такие, как он, делали, — и они покарали его, чтобы изгнать зло и спасти своих друзей. В этом была какая-то пугающая простота.

Но если бы я смогла провести Эдварда вновь и найти Робин и ее друзей! Я пройду все условности — благотворительные танцевальные вечера, обеды по две гинеи за человека, комитеты и заседания. Но мне не кажется, что они принесут Мортмэйну избавление от зол, и меня вновь посещают мысли о социальной революции, которая смягчила бы людскую жестокость.

Смогу я найти этих детей и помочь им или нет, я никогда не забуду их, как никогда не забуду Виолу и Соррел — дочерей Флоя: мускусная роза и лесной колокольчик, нашедшие свой последний приют на северолондонском кладбище, но чьи бесплотные призраки всегда останутся со мной.

Глава 24

Было уже почти семь часов вечера в понедельник, когда Анжелика проводила один из своих сеансов молниеносного преображения в крошечном офисе на верхнем этаже Блумсбери.

— Совсем нет времени пойти домой переодеться, и я думаю, блестящая идея держать здесь несколько платьев, как ты думаешь?

— Именно. — Симона склонилась над столом, колдуя над фотопленкой, рассматривая кадр за кадром.

— Ты ведь не останешься, Сим? Уже ведь так поздно.

— Я еще немного задержусь. Мне нужно поработать над этим. Или хотя бы определить, что с этим можно сделать. — Две неуловимые идеи стали связываться в ее мозгу, и если она не поймает их сегодня, то вообще потеряет. — Так что не закрывай дверь внизу, я запру се, когда буду уходить. И включу сигнализацию.

— Хорошо. Сегодня убирает миссис Уотнот, она приходит позже.

Галерея Торн не была открыта для публики по понедельникам, но если Симона отправлялась фотографировать — что Анжелика называла производственной практикой, — то она обычно появлялась здесь. Всегда было чем заняться; у Анжелики были административные дела, а Симона приходила работать со снимками или проявлять пленки. Теперь она частенько использовала цифровой фотоаппарат, но любила и старый добрый метод — снимать и проявлять в темной комнате. Это давало ей ощущение рукотворного создания собственного произведения.