Виталий Корягин - Винг

• Название: Винг
• Автор: Виталий Корягин
• Жанр: Альтернативная история

Палестина, Сицилия, Аквитания, Англия — настоящий фантастический экшен 1191 года. Дружба, любовь, душевные терзания в огне битв Третьего крестового похода.

---

— Эх, сэр, говорил я вам: поедемте вместе! А если бы мы запоздали? — отечески укорил рыцаря немолодой бейлиф, чей отряд, встреченный сегодня утром в Ротерхеме, так вовремя нагнал путешественников.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ОТВЕРЖЕННЫЙ

Глава тридцать девятая. Родовой замок

Преследовать рассыпавшуюся в лесу шайку было явно невозможно, и стражники, выстроившись опять в колонну со связанными и перекинутыми через седла арестованными в середине, покинули поляну.

Трясясь на рыси рядом с рыцарем, бейлиф отрывистыми фразами пытался описать обстановку в графстве:

— Трудно, сэр! Скажу откровенно, как сакс саксу: господа норманны рубят сук, на котором сидят! Их законы соблюдать — йомену никакой мочи нет! Грабят народ подчистую, а кто рот раскроет — вешают! Раньше такого не водилось, старики вспоминают, что прежде таны простым людям были, ну, как отцы родные. Наказывали, не без этого… Ну, мужика распускать нельзя, а то забалуется.

Сакс, больше от толчков, машинально кивал головой.

— Ведь отчего к Локсли в шайку бегут? — продолжал страж правопорядка. — А куда деваться? Землю всю отняли, работать невыгодно, платят-то гроши… когда платят! Норманнские бароны да графы между собой передрались, им не до хозяйства. Нынче поместье — его, а завтра — соседа, так хоть сегодня успеть урвать побольше. Вот и выходит, кто и хочет вкалывать, не прокормится с работы. Эх, сэр, я и сам-то в стражники пошел, чтобы кусок хлеба иметь. Народ нищает с каждым днем… Вешаем, вешаем — никакого толка! Не убавляется разбойников… Рабы от хозяев тоже в лес бегут… На границе скотты, как крестовый ваш поход кончился, опять же нажимать стали. Миль до ста их шайки в Англию промахивают. Захватят какой-нибудь городишко, заложников возьмут… Выкуп не соберут жители, так и порешат бедняг. А господа в замках затворятся и сидят, не выковыряешь, а не то сами в Шотландию за добычей наладятся. Король наш, его величество Дик, уж который год незнамо, где болтается, а братец его, его высочество Джон все норовит во вред ему. Столько всего наобещал, да ничего доброго не сделал! Ну, я так соображаю: год, два, пять ли — начнется опять война в королевстве!

— А вы, сэр, мне сегодня невольно и помогли! — сменил скользкую тему бейлиф. — Это на мой отряд паршивцы засаду устроили, своих отбить чаяли, не иначе, да жадность, видать, одолела, хотели и вас успеть проглотить, да нарвались — мы-то поторопились, зная, что вы в лесу. Их счастье — успели удрать, дозорный проморгал, на заваруху зенки пялил, засвистел-то только в последний момент. Начальник ихний разбойничий его не помилует… Дисциплина в шайке, у-у, хлеще, чем в армии.

— В деревнях, городах у Локсли свои люди, бедняки-голодранцы за него, конечно, горой, он им, вроде, пособия дает. Да и купцы некоторые ему отступного платят, но и доход получают, награбленное-то сбывать надо. А честные люди его боятся, оружие-то мужикам запретили иметь, руки рубят, если найдут у простого сакса меч или кинжал, опасаются восстания, дескать, пусть шерифская стража пасет вас от грабителей, а денег на нас почти не дают, вот никак и не выходит народу от разбойников оборониться.

— Эх, дали бы шерсти нарастить, было бы с чего платить по справедливости от доходов в казну, да пользы для королевства им не надо, кошель бы себе набить. И власть никак не поделят, а сколько денег идет на свары! — заключил ветеран службы порядка на въезде в Донкастер. — Одно слово — рыцари! Прошу прощенья, сэр!

— Ну, нам сюда, сэр, — махнул он рукой на площадь, где возвышались два столба с перекладиной, с которой что-то свисало.

— Ежели интересуетесь, сэр, сейчас шериф Ноттингемский приговорит этих, сразу и вздернем!.. Пока не отбили… Надо только место освободить… Кто у меня сегодня штрафной? Падаль убрать немедля, Джок, и не дрызгайся, веревку перережь повыше, да за нее и оттаскивай… Руки-то потом не отмоешь, так воняет… Не забыть сказать олдермену, чтобы работников прислал зарыть это на скотомогильнике.

Эдвард остановил коня на перекрестке:

— Прощайте, сэр бейлиф, спасибо за выручку, а на мертвецов я в Палестине достаточно насмотрелся. Поехали, ребята, — тронул он поводьями шайра.

— Да-а, — с края площади оглянулся на бейлифа Алан, — послушать его, так раньше и куры неслись вдвое чаще, и коровы доились не иначе, как сливками.

Зимнее солнце клонилось к лесу, а до дома оставалось еще почти десять миль, и путники дали усталым лошадям шпоры.

Часа через два в угасающем свете заката Эдвард и его спутники различили впереди над макушками деревьев зубцы серых башен Грейлстоуна. Рыцарь невольно улыбнулся, когда, будя в нем впечатления детства, встречный ветер донес мощный аромат свинарника. Хрюкающие источники доходов тана давали о себе знать издалека.

Раньше Эдвард как-то и не замечал этих пасторальных особенностей Грейлстоуна. А сейчас… За два года войны сакс чего только не перенюхал! Гарь пожарищ, трупный смрад, кислая испарина лихорадки, невыносимая вонь антонова огня, вроде бы ко всему притерпелся и не выделял особо ничего. И вот, поди ж ты, родной, мирный, домашний свинячий дух заставил чаще забиться сердце!

Древний, ему исполнилось больше трехсот лет, замок сохранил сакского владельца до сей поры потому, что в печальный год завоевания Вильгельмом Нормандским Англии тогдашний тан перенес в Грейлстоуне тяжелую осаду войск претендента Тости, был ранен и не успел под Гастингс, не сгинул там, не скомпрометировал и впоследствии себя участием в заговорах против норманнов, и они этот сакский род, морщась, терпели и ныне, используя его авторитет среди исконных жителей Йоркшира.

Здесь не жаловали захватчиков, но и не поддавались на соблазны и посулы многочисленных диссидентских сакских партий, регулярно поставлявших необходимое количество голов для украшения стен Тауэра. Но сидеть меж двух стульев, оставаться милым и нашим и вашим вредно для нервов, и грозные таны Грейлстоуна, не имея возможности отмстить по справедливости оккупантам, сварливо отыгрывались на домашних. Закон стаи: если тебя укусила сильная собака, тяпни шавку слабее тебя.

Отец Эдварда, тан Альред, не портил мягкостью характера семейную традицию. Ветеран Палестины, рыцарь и блудный сын невольно поежился в чаянии неизбежной сердечной встречи.

Ворота замка были закрыты с наступлением темноты, в кургузой надвратной башенке тусклым желтым светом мерцала бойница. В дружине тана к моменту бегства Эдварда в крестоносцы оставалось всего с пяток воинов. Явись сейчас, через сто с лишним лет, проклятый Тости, нипочем бы не выдержать осаду. Правда, окрестные мужики-йомены обязаны были являться с луками и топорами на зов господина-тана, но проверять их готовность не стоило по двум причинам: чтобы не дразнить гусей-норманнов бряцаньем оружия, ну, и чтобы не разочаровываться в преданности вассалов. От сознания вопиющей захудалости Альред спасался отечественным продуктом — элем, а на свиные деньги докупал к праздникам заморское виноградное зелье.

Старик привратник долго не мог уяснить, кто приехал, а когда, наконец, понял, его скрипучий, как колодезный ворот, голос выразил такую радость, что у Эдварда потеплело на сердце.

— Вы вернулись, молодой сэр! Как будет счастлива наша леди!

На подгибающихся от дряхлости ногах страж скатился по лестнице во двор и бросился в дом, где по патриархальному обычаю хозяева как раз ужинали всей семьей вместе с работниками.

Через минуту загрохотали засовы на воротах. Сунув узду шайра в руки Алана, Эдвард бросился под арку, влетел во двор и почти столкнулся с матерью, выбежавшей из дома ему навстречу.

Она обняла сына, вздрогнула, обжегшись о заиндевелые доспехи, но не отпустила, притянула к себе его голову, вгляделась в полумраке в лицо, непривычно пересеченное черной лентой повязки.

Вместе с матерью Эдвард вошел в трапезный зал, гудевший от нежданного появления опального наследника. Все головы сразу повернулись к двери, глаза уставились на него. Рыцарь в свою очередь обвел взглядом давно, с младенчества, привычную картину.

Во главе Т образного стола восседал старик Альред. Сжимая в руке серебряный кубок, он, как и все, глядел на сына. Эдвард с первого взгляда понял, как сильно сдал за два года отец, волосы на голове и короткая борода, окаймлявшая всегда красное, будто обветренное, лицо, стали совсем серебряными. Радостное лицо Бренды выглядывало из-за плеча дяди. Эдвард почти забыл за время разлуки, как выглядит предмет его юношеского обожания. Здесь же у стены притулился старенький лысый замковый капеллан отец Бартоломью. Ниже господ за столом устроились воины маленькой дружины тана, среди них за два года совсем не прибавилось молодых бойцов, а с ними какой-то бродячий монах в выцветшей рясе и музыкант с волынкой и лютней. Ближе к середине стола разместились работники: слуги, конюхи, коновал, плотник, торговец-коробейник… В самом конце теснились, сидели и стояли рабы-свинари в медных и железных ошейниках, обернутые в лохмотья и лоскуты облезлых шкур. В громадном новомодном камине, переделанном из обычного, топившегося по-черному в дни молодости нынешнего тана очага, жарко горели дубовые дрова, каждое полено в рост человека.