Михаил Бубеннов - Белая береза

• Название: Белая береза
• Автор: Михаил Бубеннов
• Жанр: О войне

Роман воссоздает события первых месяцев Великой Отечественной войны - наступление гитлеровцев под Москвой осенью 1941 года и отпор, который дали ему советские воины. Автор показывает, как порой трудно и запутанно складываются человеческие судьбы. Одни становятся героями, другие встают на гибельный путь предательства. Через все произведение проходит образ белой березы - любимого дерева на Руси. Первое издание романа вышло в 1947 году и вскоре получило Сталинскую премию 1-й степени и поистине всенародное признание.

---

Глаза Андрея вдруг налились густой смолевой чернотой, и в ней остро сверкнули зрачки. В эту секунду — впервые за жизнь — Андрей почувствовал в себе такое ожесточение, что даже не мог крикнуть, а только страшно, судорожно скривил бескровные дрожащие губы:

— А-а, поганые души!

Один гитлеровец из той группы, что залегла на крайнем дворе под огнем озеровцев, бросился вперед — к изгороди, к кустам акации. Почти не целясь, Андрей выстрелил в этого гитлеровца. Схватившись за грудь, будто поймав пулю, немец кособоко шагнул еще три шага и рухнул на землю.

Но тут же из кустов акации выскочил другой гитлеровец. Одним махом он хотел перепрыгнуть изгородь, но Андрей успел выстрелить второй раз, и гитлеровец, оторвавшись от изгороди, круто обернулся и замертво свалился в кусты.

— А-а, змеиные души! — опять прохрипел Андрей.

С каждой секундой он чувствовал в себе все больше и больше непривычной для него властной злой силы. В нем все клокотало и горело. "Так уж и думаете — ваша взяла? — рвались в нем мысли. — А ну, змеиные души, где вы?"

Раз за разом он начал бить по кустам акации. Он действовал с лихорадочной, но расчетливой и зоркой быстротой. То и дело в сторону от него летели звонкие пустые гильзы.

В этот момент Андрей впервые услышал, что бой идет не только по всей окраине деревушки, но и за нею, по всей западной части лесной поляны. Что-то призывное, обнадеживающее и даже освежающее послышалось ему в грохоте боя. Андрей почувствовал себя уверенным и смелым. Он поднялся, чтобы броситься вперед, хотя и не подумал о том, для чего это нужно; в правой стороне — у сарайчика — раздались крики и выстрелы. Несколько гитлеровцев, незаметно пробравшись с правого фланга, неожиданно выскочили из-за сарайчика на двор. Не замечая Андрея в развалинах кладовки, они начали бить из автоматов по дверям избы.

Андрей рванул с пояса гранату и бросил ее в гитлеровцев с такой силой, что она засвистела в воздухе. Не успев разглядеть, что произошло после взрыва, он бросил в дым, поплывший над двором, вторую гранату и только после того, как услышал у сарайчика смертные крики, подумал, что ему надо бы, бросая гранаты, падать в развалины. Но эта мысль мелькнула, не оставив следа. Андрей тут же выскочил из развалин и, захваченный порывом ярости, бросился вперед.

В несколько больших прыжков он оказался на соседнем дворе, где у изгороди торчали кустики акации. Он не отдавал себе точного отчета, зачем бежит именно на этот двор, но, оглянувшись, с удовольствием заметил, что вслед за ним бегут другие озеровцы, и закричал во весь голос:

— Сюда! За мно-о-ой!

Выскочив на пепелище, он обернулся и, махая рукой, еще раз закричал, защищая слова от ветра:

— Сюда-а! Дава-ай!

Среди пепелища, груды битого кирпича, покореженной огнем жести и головней могуче высилась русская печь с высокой задымленной трубой. Она стояла как символ бессмертия разоренного крестьянского двора. Кроша и разбрасывая сильными ногами хлам сгоревшей избы, Андрей подскочил к печи, прижался к ней, холодной и ободранной, плечом и, заметив на крайнем огороде гитлеровца, рванул затвор винтовки. Ее магазин оказался пустым. Андрей схватился за подсумок, — и там не было патронов.

— Тьфу, черт! — выругался Андрей.

Из-за печи выскочил гитлеровец в каске. Длинные полы шинели, чтобы не мешали бежать, были пристегнуты у него за ремень. Держа у живота автомат, он нажал спуск, — автомат дал мимо Андрея струю пуль. Андрей мгновенно понял, что гитлеровец не заметил его, а бьет, сам не зная куда, и в ту же секунду, изловчась, ударил его наотмашь прикладом винтовки.

— Э-эк! — крикнул гитлеровец, опрокидываясь у печи.

У винтовки сломалось ложе. Андрей бросил ее и кинулся на гитлеровца, который дергался, хватаясь за кирпичи, стараясь перевалиться на живот. Андрей схватил его за плечи и разом уложил на лопатки. Из ноздрей гитлеровца текла кровь. Он щерил большие желтые зубы, думая, видно, закричать. Андрей не знал, что делать с ним, не успел подумать об этом, как почувствовал, что рука сама собой схватилась за нож, который он стал носить у пояса в дни похода. Увидев в руке нож, он понял, что должен сделать, и закричал, навалясь на гитлеровца:

— На, собака! На! На!

Андрей не помнил, сколько раз бил ножом. Очнулся он, услышав, что кто-то рванул его сзади от гитлеровца. Он ударил последний раз ножом в золу и кирпичи.

— Стой! — крикнул Озеров, приседая около. — Погоди!

Андрей не сразу узнал капитана Озерова. Обессилев, он привалился спиной к печи и, тяжко поводя грудью, некоторое время смотрел на него, не разжимая занемевших зубов. Через двор, крича, бежали озеровцы. Стрельба продолжалась за околицей деревушки. Заметив, что вся правая рука в крови и золе, Андрей весь передернулся и начал обтирать руку о штаны.

— Вот! — сказал он неопределенно. — Видали, а?

Взглянув на гитлеровца, Озеров удивился: он был похож на Курта Краузе, пленного летчика, самолет которого сбили недалеко от Ольховки. И Озеров ярко вспомнил тот лесок, где допрашивали пленного, темнокожую липку, под которой стоял котелок с недоеденной лапшой, и Андрея с дрожащими у швов руками…

За деревней стихала стрельба.

VI

Почти вся рота обер-лейтенанта Рудольфа Митмана погибла у Сухой Поляны. Когда был снят передовой пост русских на лесной дороге и рота стремительно вырвалась к деревушке, Рудольф Митман решил, что небольшая "советская банда", захваченная врасплох, будет уничтожена за несколько минут. Командир немецкой роты не знал, что в Сухой Поляне только небольшая часть русских, а все остальные расположены по обе стороны от нее, под прикрытием леса. Он понял это, когда сотни русских солдат бросились в атаку с двух сторон, пустив в дело гранаты и штыки. Но в это время уже нельзя было ничего сделать, чтобы спасти роту от гибели. Две цепи русских ударили по ней, как две дуги капкана.

В этом бою озеровцы дали полную волю своему чувству мести. Из роты Рудольфа Митмана чудом осталось в живых пять человек. Озеровцы захватили их в плен и пригнали к избе, где размещался штаб полка.

Вскоре сюда же подошли крытые брезентами двенадцать тяжелых немецких повозок, захваченных на лесной дороге. На первой повозке, погоняя вожжами куцехвостых рыжих коней, сидел Семен Дегтярев — весь грязный, но веселый, разгоряченный, как от вина. Проворно соскочив с повозки у крыльца штабной избы, он закричал, подбирая вожжи:

— Принимай, дружки, мой пай!

— О, Семка! — шагнул с крыльца Умрихин. — Жив, Сема?

— А ты помер? — съязвил Дегтярев. — Принимай!

— Чего принимать-то! Где?

— Ослеп? Вон, на повозке!

На повозке, связанный веревкой, лежал немецкий офицер в темном прорезиненном плаще и в каске.

— О, — подивился Умрихин. — Не их ли ротный?

— Точно! С крестом! — хвастливо объявил Дегтярев подбегавшим солдатам, по-хозяйски разнуздывая коней. — А вот, поди ты, очумел от страха, идти не может! Офицер, а жилка слаба! Не дюжит!

Капитан Озеров попросил комиссара Яхно заняться всей подготовкой к выступлению из Сухой Поляны, а сам отправился допрашивать захваченного в плен командира немецкой роты.

…Дней пять назад пехотный полк, в котором служил обер-лейтенант Митман, был снят с передовой линии, где он безуспешно вел наступательные бои, и отведен в тыл на отдых и пополнение. Но отдохнуть и здесь не удалось, хотя Рудольф Митман крайне нуждался в этом: в последнее время он ощущал большой упадок сил и тяжелое расстройство нервной системы. Вчера ночью близ пункта, где расположился полк, произошел взрыв большого артиллерийского склада. Через несколько минут после того, как расплескался в осенней ночи грохот взрывов, командир полка, старый полковник фон Гротт, вызвал к себе обер-лейтенанта Митмана. Полковник приказал немедленно выступить с ротой на поиски небольшой "банды", которая нанесла такой огромный ущерб немецкой армии.

— Vernichten![9] — кратко приказал фон Гротт.

По следу, найденному собаками, рота Митмана двинулась в путь. Темной ночью на мерзлой земле немцам не удалось заметить никаких признаков того, что они движутся не вслед за маленькой группой, а за колонной. Обер-лейтенант Митман, хотя и чувствовал себя больным, был уверен в успехе своей неожиданной и, как он думал, пустяковой экспедиции.

И вдруг — внезапный и полный разгром. И где? Не на передовой линии, а на территории, сплошь занятой немецкой армией, где, казалось бы, русский ветер должен был бояться шевельнуть волосы на его голове. Вокруг — тысячи немецких войск, а он, Рудольф Митман, в плену у русских. Не сон ли это?

Когда Рудольф Митман немного пришел в себя, в избе уже не было ни его солдат, ни того грузного русского офицера, который пытался говорить с ним на чистом немецком языке. Лишь у порога мирно стоял одинокий молчаливый часовой. Тяжело дыша, Митман поднялся с пола, глянул в окно. Молоденькая березка, стоявшая в палисаднике, точно на посту, замахала на него голыми ветками. За околицей деревеньки раздался винтовочный залп. Это был прощальный залп озеровцев над могилой товарищей, погибших в бою у Сухой Поляны, а Митман решил, что русские расстреляли остальных его солдат, попавших в плен, и что ему тоже осталось жить недолго, — и с Рудольфом Митманом случился припадок истерии.