Жюльетта Бенцони - Слёзы Марии-Антуанетты

• Название: Слёзы Марии-Антуанетты
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44184-6

В великолепном дворце Малый Трианон в Версале открывается уникальная выставка, среди экспонатов которой — вещи, принадлежавшие Марии-Антуанетте, а также ее драгоценности, предоставленные частными коллекционерами. Грандиозный успех мероприятия омрачается серией загадочных убийств, похищением невинных людей, кражей и подменой знаменитого украшения — алмазной «слезы» королевы.

Борьба с привидениями, спиритические сеансы, шантаж — все это предстоит испытать известному эксперту по ювелирным изделиям князю Морозини и его верному другу Видаль-Пеликорну, чтобы обнаружить организатора многочисленных преступлений, скрывающегося под маской «Мстителя королевы».

---

Альдо взял протянутый ему листок и с первого взгляда узнал почерк убийцы. Неприятная дрожь пробежала по его спине.

«К великому сожалению, — писал убийца, — я должен констатировать, что вы не предприняли никаких усилий, чтобы выполнить мое требование. Стало быть, «слезу» найти невозможно? Вы разнежились в ожидании следующего трупа? Ну, так это довольно просто сделать! В общем, я вынужден как-то стимулировать ваше рвение. Этот алмаз непременно рано или поздно всплывет, а пока у меня возник страстный интерес к двум другим драгоценностям Марии-Антуанетты: это розовые подвески князя Морозини и браслеты его тестя, богатейшего банкира Кледермана. Поскольку я опасался, что мое скромное желание не встретит у вас должного отклика, мне пришлось заручиться содействием — не вполне добровольным! — очаровательной и несчастной Каролин Отье. С сегодняшней ночи она находится в моих руках и выйдет на свободу невредимой только в том случае, если вы поведете себя разумно. В свое время я сообщу вам о времени и месте обмена. Принимая во внимание, что Морозини необходимо заручиться согласием тестя, я дарю вам пять дней. После чего каждый восход солнца для моей миловидной пленницы будет означать потерю одной из ее прелестей — пальца, уха, другого пальца, второго уха. До носа дело дойдет лишь в том случае, если вы окажетесь слишком скупыми. Впрочем, я убежден, что меня избавят от подобной неприятной операции: эти господа слишком великодушны, чтобы поставить несколько безделушек выше благополучия несчастной девушки, единственным богатством которой является красота… А теперь надеюсь, что ваши размышления будут здравыми и вы не используете копию во второй раз! Я буду расценивать подобный шаг как личное оскорбление…»

Далее следовали рассуждения о человеческих пороках, особенно о скупости — причине всех зол, и пространный панегирик королеве, вызвавший у Морозини сильнейшее раздражение: этот негодяй полагал своим священным долгом вернуть Марии-Антуанетте все сокровища, которых она лишилась. Вернуть любыми средствами, хотя бы и самыми кровавыми…

— Отвратительно! — воскликнул Морозини, отдавая письмо комиссару.

— Для вас, конечно, а вот я считаю это послание просто подлым по отношению ко мне!

— По отношению к вам?

— Естественно. Этот молодчик должен был адресовать письмо лично вам и потребовать, чтобы вы никоим образом не впутывали в дело полицию. Но это послание направлено мне, из чего, со всей очевидностью, следует, что меня принимают… Меня принимают за идиота!

— Можно расценить этот ход иначе: вас делают арбитром в сложной ситуации. Если мы с моим тестем откажемся, то обесчестим себя в общественном мнении, которому пресса преподнесет это дело во всех подробностях. Напротив, это весьма ловкий ход…

— Что вы намерены делать?

— Сесть на первый же поезд в Цюрих! Подобные решения по телефону не принимаются, а у нас, к счастью, есть пять дней!

— А в том, что касается вашей части договора?

Альдо смерил комиссара презрительным взглядом и тем самым отчасти расплатился за все низости, которые ему пришлось вынести от Лемерсье:

— Вы и в самом деле полагаете, что я могу колебаться в выборе между жизнью молодой женщины и украшением, хотя оно очень дорого мне? Я отдам все, что требуют от меня… но это не означает, что вы не должны предпринимать собственных усилий, чтобы спасти мадемуазель Отье и схватить шантажиста…

— А… месье Кледерман?

— За него я отвечать не могу. Это человек чести, без всякого сомнения, и к тому же настоящий аристократ, но он все еще глубоко переживает трагическую смерть жены. Браслеты, которые у него требуют, были ее любимыми украшениями. Вот почему я предпочитаю встретиться с ним лично, а не разговаривать по телефону… кстати, вам придется вернуть мне паспорт!

Лемерсье неохотно выдвинул один из ящиков своего письменного стола и достал документ:

— А вы не воспользуетесь им, чтобы сбежать в Венецию?

Кровь у Альдо вскипела. Упершись кулаками в крышку письменного стола и наклонившись к полицейскому, он бросил тому в лицо:

— Вы и в самом деле просто шпик! Избавьтесь от скверной привычки судить других людей по вашей мерке! Не будь таких полицейских, как Ланглуа и Уоррен, впору было бы поставить крест на всех представителях вашего ремесла!

Глава 9 СИТУАЦИЯ ПРОЯСНЯЕТСЯ

На следующее утро Альдо вошел в холл гостиницы «Бар-о-Лак» в Цюрихе. Он слишком хорошо знал, какие фараоновские масштабы имеет резиденция его тестя на Голдкюсте — Золотистом берегу[76], поэтому даже и не подумал просить там приюта. Он не опасался стать нежеланным гостем, но просто предпочитал свободу передвижений, которую предоставляет только гостиница. Морозини всегда останавливался в этом отеле с его ненавязчивой роскошью и прекрасным садом у самой воды. Естественно, кроме тех случаев, когда приезжал в Цюрих вместе с женой и детьми.

Позвонив в банк Кледермана и узнав, что тесть нездоров и уже несколько дней не выходит из дома, Морозини сразу сел в такси. Он не стал предупреждать о своем визите, хотя это противоречило правилам вежливости. Но ему хотелось выяснить реальное положение дел, чтобы банкир не успел подготовиться и не прибег бы к каким-нибудь уловкам, чтобы скрыть свою болезнь. Ведь после трагической смерти жены отец Лизы, прежде отличавшийся несокрушимым здоровьем, стал явно сдавать, и у него уже возникали достаточно серьезные проблемы со здоровьем. Удивляться было нечему: Дианора, светловолосая датчанка, была ослепительной красавицей и смогла пробудить страстную любовь даже у такого холодного и сдержанного человека, как Мориц Кледерман[77]. От своего горя он так и не оправился.

Альдо хорошо это понимал. Сам он познакомился с Дианорой до Великой войны, на праздновании Рождества в одном из венецианских дворцов. Ей исполнилось тогда двадцать три года, но она уже была вдовой графа Вандрамини, его дальнего родственника. Морозини был буквально ослеплен: она походила на фею из северных сказаний. Изумительно белокурая и грациозная, она вызывала в памяти тронутый морозом прекрасный цветок или сверкающий всеми гранями алмаз чистейшей воды. Но в жилах этой заиндевевшей богини текла кровь столь же пылкая, как и у Альдо. В тот же вечер она стала его любовницей. Тогда он думал, что ничто и никогда не вырвет эту страсть из его сердца. Но началась война. Дианора, отказавшись стать княгиней Морозини и, вполне возможно, вдовой, уехала в свою родную Данию. Они простились на одной из ломбардских дорог, и молодая женщина выказала такую холодную предусмотрительность, что Альдо был сражен. Ему казалось, что эта рана будет терзать его вечно.

Тем не менее он исцелился быстрее, чем предполагал, и когда они встретились через несколько лет, она уже вышла замуж за Морица Кледермана, став мачехой Лизы. И могла бы стать мачехой Альдо, если бы не погибла под пулями убийцы в день своего тридцатилетия. Это даже представить немыслимо! Но она унесла с собой в могилу тайну их любви, о которой ни банкир, ни его дочь так никогда и не узнали…

Альдо испытывал противоречивые чувства, подъезжая к дому Кледермана — «дворцу», по словам местных жителей, который в два раза превосходил по размеру его собственный. Он тревожился за здоровье тестя и одновременно надеялся, что Лиза задержалась здесь. Увы, ему пришлось разочароваться!

— Мадам княгиня покинула нас на прошлой неделе, — сообщил величественный дворецкий Грубер. — Она совершенно успокоилась, получив консультацию у профессора Гланцера, и уехала в Рудольфскроне, к мадам графине фон Адлерштайн…

— И ее не остановило то, что отец плохо себя чувствует?

— Когда она уезжала, месье еще был здоров… или не подавал вида, что ему плохо.

Неуверенность, прозвучавшая в церемонном тоне дворецкого, встревожила Альдо.

— Вы хотите сказать, что он заболел и постарался скрыть это от нее?

— Именно так! Месье не желает, чтобы мадам княгиня беспокоилась о чем-либо, и искусно скрывает истинное положение дел, но мы все здесь знаем, что болезнь его прогрессирует, и очень скоро ему, вероятно, будет трудно утаить это.

— Это так серьезно?

— Я очень боюсь, что да, ваше превосходительство! Месье не хочет даже слышать о своей болезни. А расспрашивать доктора Акермана, его личного врача, — все равно что вопрошать стену.

— Значит, он все-таки пытается лечиться? — спросил Альдо с нарастающей тревогой.

— Без всякого сомнения. Он не тот человек, чтобы сдаться без борьбы, особенно ради дочери и обожаемых внуков. Но после смерти мадам в нем что-то надломилось. Я вас задерживаю, месье, и прошу меня извинить. Сейчас я доложу…

Альдо нашел тестя в просторном рабочем кабинете, окна которого выходили в сады и на озеро. Комната была роскошной и одновременно строгой, за библиотечными полками скрывался, как он знал, вход в сейф, где хранилась изумительная коллекция драгоценностей. Сидя за столом, банкир проглядывал биржевые новости, но сразу отбросил газету при виде своего зятя. Рукопожатие его было крепким и вместе с тем сердечным.