Евгений Лотош - Река меж зеленых холмов

• Название: Река меж зеленых холмов
• Автор: Евгений Лотош
• Жанр: Фэнтези

Сила не бывает хорошей. Сила не бывает плохой. Все зависит от того, как ее владелец сумеет ей распорядиться. Стать полубогом-Демиургом — достойная награда за проявленные стойкость и отвагу… но что дальше? Только сказки кончаются на превращении Золушки в прекрасную принцессу. В реальности же приходится просыпаться наутро после подвига и идти в ванную — умываться и чистить зубы. И готовить завтрак. И поднимать в школу заспанных детей. И снова идти на работу: торговать в магазине, сражаться с чудовищами, строить дом, играть в политику или просто спасать мир. Огромный мир, отныне целиком взваленный на хрупкие плечи вчерашней испуганной девчонки и ее друзей.

Текира. Планета, миллиард обитателей которой вовсе не считают себя пешками в Большой Игре. Они любят, ненавидят, рожают, убивают, строят и разрушают — в общем, живут обычной жизнью. Но вполне подходящая для них бывшая игровая сцена, на скорую руку слепленная из картона в далеком прошлом, не выдержит чудовищной тяжести Демиурга и провалится у него под ногами. И чтобы ненароком не уничтожить то, что любишь, приходится скрывать свою новую натуру от всех. Скрывать любой ценой. Пусть даже ценой утраты частички самого себя.

В мире много несправедливости, зла и горя. Ты Демиург — и тебе достаточно лишь щелкнуть пальцами, чтобы покарать злодея и восстановить нарушенное равновесие. Достаточно пошевелить мизинцем, чтобы вылечить от любой, даже самой страшной болезни. Но добро, ярко восторжествовавшее в одном месте, обязательно аукнется чудовищными катаклизмами в другом. Чем больше ты можешь, тем меньше ты можешь — и нет у тебя другого выхода, кроме как забыть про свою силу и тащить мир на все тех же, прежних, по-человечески хрупких плечах. Тащить, стиснув зубы и постоянно ломая через колено саму себя…

Текст рекомендуется читать после "Корректора".

---

Физиономия городского головы после ее слов стала еще более кислой, хотя такое казалось почти невозможным.

— Мы подумали, момбацу сама Карина, — промямлил он, — что недостойно тебя…

— Я понимаю и благодарна за заботу, — прервала его Карина тоном, говорившим прямо противоположное. — Тем не менее, я останусь ночевать в этом здании, если ты не возражаешь. Мне достаточно тюфяка и одеяла, брошенных на пол в любой комнате. Я крепко сплю и не обращаю внимания на обстановку. Сан Шаттах, возможно, примет твое гостеприимство, но я не могу.

— Две комнаты уже готовят, — сдался голова. — Возможно, потребуется еще немного времени. Но неужели ты не хочешь даже поужинать?

— Я перекусила в самолете, — Карина начала потихоньку раздражаться. Ей хотелось побыстрее отключиться от проекции, пообщаться с асхатом — и здесь тоже искином Камилла, быстро осмотреть город точкой восприятия и вернуться к недочитанной статье. И голова, движимый, безусловно, самыми лучшими побуждениями, начал ее доставать. Ну что за липучка! — Сан Рихтай, мне хотелось бы поговорить с тобой наедине.

— Да, сама Карина, — асхат поднялся. — Мой кабинет находится этажом ниже, там нас не побеспокоят. Пройдем…

С дальнего конца площади, на которую выходил фасад городского дома собраний донесся неясный шум, и асхат замолчал, насторожившись. Карина повернула голову и вгляделась, приблизив то место, где в площадь вливалась одна из наиболее широких городских улиц, и переключив зрение на расширенный диапазон. Там приплясывал и бил в бубен, целеустремленно продвигаясь к зданию городского собрания, какой-то человек. Мужчина, голый до пояса и босой, в пестрых, разукрашенных массой разноцветных лент штанах, с торсом, испещренным татуировками, и с длинной нечесаной гривой немытых волос, он производил устрашающее и в то же время комичное впечатление. Семен? Нет. В углу поля зрения мигнула и пропала отметка нейроэффектора: эн-сигнатура снята, совпадений в персональном архиве не обнаружено — а у Риса сигнатуры в принципе быть не может. Да и не стал бы он появляться здесь в таком виде и без предупреждения. Значит, шаман. Настоящий. Природный. Дикий.

Местных шаманов вживую Карина еще не видела. В Мумме как-то не сложилось, в небольших деревнях она в последнее время практически не бывала, а в крупных по местным меркам городах они по улицам не бродили, предпочитая укромные укрытия небольших храмов и капищ, посещать которые у нее не оставалось ни времени, ни желания. Да и конкуренция по части обирания населения в городах у них имелась со стороны храмов всевозможных богов: от Курата и Назины до Ю-ка-мина и Тинурила. В пятитысячном Тримаре имелось аж три храма: Тинурила, Курата и, самый большой и помпезный, Печенара. Почему бог ремесленников находился в таком почете, ясно из-за количества ткацких мануфактур, и скромному провозгласителю воли разнообразных природных духов ловить здесь явно нечего. Так что он здесь делает? Демпинг на рынке ритуальных услуг?

За шаманом следовала, постепенно густея, небольшая толпа. С расстояния выкрики шамана оставались неразборчивыми, но возле него тут же совершенно самовольно возникла точка восприятия (Карина даже вздрогнула от неожиданности — раньше такого не случалось!), услужливо протянув ниточку акустического канала.

— …она появилась! Она появилась! — подвывал шаман, сопровождая свои слова звоном и стуком бубна. — Самозванка появилась зде-е-есь! Она явилась, она явилась, и горе все-е-ем! Бойтесь, бегите! Бегите, прячьтесь! Духи покарают ее и ва-а-ас!

"Карина, контакт. Искин Сидзуки в канале. Веду куклу асхата Рихтая. Прошу прощения, что не представился сразу. Боюсь, у тебя проблема. Не отвечай — я знаю, что тебе пока что сложно общаться по нескольким каналам одновременно. Приближающаяся к нам личность — шаман Симушшаха. Очень колоритен и маловменяем. Пользуется некоторым авторитетом в городе и окрестностях. Многие считают, что он обладает дурным глазом, а потому его побаиваются. Анализ высказываний позволяет предположить, что он что-то имеет против тебя. Я не намерен вмешиваться, тебе придется решать проблему самой. Конец связи".

Карина резко выдохнула сквозь зубы. Вот только чокнутых шаманов ей и не хватало. Простого разумного человека в крайнем случае можно просто напугать. Но на психа страх не подействует — или подействует неожиданным образом. И что делать? И еще этот Сидзуки — "я не намерен вмешиваться!" Роль асхата играть ему можно, а уличного крикуна утихомирить мировоззрение не позволяет, да?..

Она резко выдохнула еще раз и мысленно дала себе пощечину. Успокойся, дура. Искин-то тут при чем? Усталость усталостью, но срывать раздражение на первом попавшемся совершенно не годится.

— Момбацу саны, — спокойно сказала она вслух, тщательно контролируя голос, — мне кажется, или вон там действительно шаман?

В мечущихся тенях светильников лицо городского головы, казалось, собрало на себя всю мировую скорбь.

— Я не вижу, момбацу сама Карина, — кротко сказал он тоном великотерпца. — Прости меня, но уже слишком темно.

— Тогда спустимся и встретим его, — предложила Карина. — Он вроде бы сюда идет. У входа, я вижу, фонари горят, там и разглядим как следует.

Не дожидаясь ответа и чувствуя, как сзади неслышной тенью пристроился Дурран, она решительно направилась к широкой лестнице на пять пролетов, которая вдоль бока здания вела с крыши непосредственно на землю, а не внутрь дома. Приступ острого раздражения улетучился, и она чувствовала лишь безмятежное спокойствие, которое сделало бы честь Ведущему по Пути. В конце концов, жизнь есть жизнь. Раз она выбрала — сознательно выбрала, по доброй воле! — роль Кисаки Сураграша, то подписалась и на все сопутствующие неудобства. Значит, самозванка? Повинуясь внезапной вспышке озорства — безмятежное спокойствие, да? — она перемахнула через перила, когда до земли осталось еще два пролета, и мягко погасила прыжок, спружинив ногами. В конце концов, здесь меньше полутора саженей. Рядом громко бухнуло — Дурран прыгнул за ней, но с куда меньшим изяществом и едва слышно охнув от неудачного приземления. Карина сделала зарубку на память: не выкидывать фортелей в его присутствии. А то еще убьется от излишнего рвения… Не торопясь она прошла вдоль фасада к входу в здание, освещенного четырьмя масляными фонарями, и остановилась в ожидании. Вопли и завывания приближались и стали разборчивыми даже на простой слух, и ждать явно осталось недолго.

— Дурран, — негромко сказала она, не поворачивая головы, — не вмешивайся, прошу тебя. Будет скандал и много разных слов, но ты не реагируй. Я сама справлюсь. Сам знаешь, как молва раздувает реальные события, а нам совсем не нужно слухов о тысячах жертв.

— Ма сира, сама Карина, — буркнул Дурран. Карина внутренне усмехнулся. На кленг, да еще такой формально-вежливый, он переходил только в моменты наивысшего раздражения и неодобрения. Наверняка сейчас он считает, что она делает очередную глупость. Старые рефлексы солдата Дракона наверняка подсказывают ему самое простое решение: один выстрел из тяжелого пистолета, что висит у него в кобуре на поясе, и любой неуважительный шаман навсегда перестанет нести чушь. Нет, "на такое я пойтить не могу", всплыла в голове фразочка из смешного земного фильма, чудом сохранившегося после Катастрофы и из любопытства просмотренного ей неделю назад. Не наш метод.

Нелюбимый ей расширенный диапазон зрения она отключила, а потому шаман выскочил из темноты в пятно света от фонарей неожиданно, как лягушка из травы.

— Самозванка! — возопил он в очередной раз, потряхивая бубном — и замолк, недоуменно уставившись на Карину. За его спиной за границами освещенного пространства угадывалась сгустившаяся толпа.

— Доброго тебе вечера, момбацу сан, — вежливо сказала Карина, одергивая помявшиеся шорты. — Я Карина Мураций. Ты искал меня?

Вместо ответа шаман завыл, закинув голову к небу, да так натурально, что откуда-то издалека ему откликнулись две настоящих собаки. Потом снова забил в бубен, приплясывая на месте.

— Самозванка! Самозванка! Самозванка! — с придыханием выплевывал он. — Самозванка явилась! Она не слышит духов! Она не говорит с духами! Она не шаман! Женщина не шаман! Женщина не может быть шаманом! Самозванка!

У плеча Карины шевельнулся Дурран, и она искренне понадеялась, что телохранитель сможет сдержать себя. Иначе и в самом деле придется уволить. Отправить его в Мумму, пусть обихаживает молодую жену и муштрует ополчение…

— Я никогда не говорила, что я шаман, момбацу сан, — невозмутимо сказала она, слегка возвысив голос, чтобы ее слышали. — Шаманом меня называли другие. И я действительно не говорю с духами — нельзя говорить с тем, чего не существует. Я всего лишь синомэ, которую назвали шаманом.