Жозе Джованни - О!

• Название: О!
• Автор: Жозе Джованни
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-275-00095-2

Жозе Джованни уже давно известен, но не как писатель, а как талантливый кинорежиссер, поставивший (кстати, по собственному сценарию) очень известный у наших любителей кино фильм «Двое в городе» – одну из лучших картин в истории французского кинематографа – со знаменитыми Жаном Габеном и Аленом Делоном в главных ролях. Не менее известен у нас и фильм «Искатели приключений», снятый по роману Джованни режиссером Робером Энрико с Лино Вентурой и Аленом Делоном в главных ролях.

Джованни-писатель, как и Джованни-режиссер, работает в жанре криминальной драмы. Его произведения не являются детективами в традиционном понимании этого слова. Его герои – практически всегда люди, находящиеся в плохих – даже очень плохих – отношениях с законом, и очень далекие от традиционного понимания моральных норм. Всем произведениям Джованни – как кинематографическим, так и литературным – присуща своеобразная мрачная романтика, и в то же время кинорежиссер и писатель вовсе не романтизирует уголовный мир, в его героях – отверженных всеми одиночках, очень часто жестоких, мстительных и безжалостных – его интересует прежде всего вытекающее из их характеров их поведение в критических, безвыходных ситуациях, в которых практически все они рано или поздно оказываются. Некоторый романтический налет определяется скорее всего тем, что Джованни, сам в прошлом преступник, пишет и снимает о том мире представлений, ценностей и образов, в котором он жил в период своей криминальной молодости.

---

Олэн уже не видел календаря. Глаза его блуждали где-то далеко-далеко. Он покосился на шестерых сокамерников. Они устроили дикий татарам, подзуживая проигравшего.

– Ты хочешь сказать, что через сорок пять дней тебя не выпустят, а просто переведут в другое место?

– Как так не выпустят? Да это самое настоящее освобождение! Исправдом-то – не кутузка!

– Ты не понял… Я спрашиваю, разве тебя не отпустят туда своим ходом?

– Что нет, то нет!

– Ага, короче, ты подмахнешь бумажку и двинешь туда с фараонами, в их чертовом фургоне?

– Точно. Ну, так и когда кончаются мои сорок пять дней?…

Клошар склонился над плечом Олэна.

Олэн знал, что окончательное освобождение – штука серьезная и все проверяют и перепроверяют до тошноты. Но, может, когда клошара просто переводят из камеры в исправдом, формальности соблюдаются не столь строго?

– Так вот, повторяю, меня подцепили двадцать девятого, около одиннадцати… вот тут…

– Во-первых, та ночь не считается, забудь о ней. А воскресенье, небось, проторчал в участке?

– Ага.

– Чего-нибудь подписывал?

– Не-а, ни единой бумажонки…

– Значит, и воскресенье тоже выпадает.

– Вот скоты!

– Значит, считай с ночи понедельника, первого октября, на вторник, второе. Видишь, как просто? То бишь перебирай себе число ночевок, как в гостинице.

И они вместе принялись считать, как школьники:

– Восемнадцать-девятнадцать… девятнадцать-двадцать… тридцать один-тридцать три… тридцать четыре… сорок пять!

– Ну вот, получается, что в четверг! Четверг, пятнадцатое ноября. Я тебе его обведу кружочком.

Олэн медленно обвел цифру шариковой ручкой и вернул календарик Пралине.

– Храни у сердца.

– Спасибо, приятель! – Клошар сунул календарь за пазуху. – Ах, стервецы!.. Как подумаю, что они слямзили у меня целый день!

– Воскресенье ведь. День Божий. Считай, что сделал Ему подарок.

– Ну, сам-то Он со мной не больно щедр на подачки!

Пралине зашарил в поисках луковиц. Он распихал их по всем карманам.

– Надо будет свидеться, когда тебя тоже выпустят на волю, а?…

– Почему бы и нет? – улыбнулся Олэн.

Теперь у него был день в запасе. Франсуа подтащил матрас поближе к стене и сел, сложив руки и закрыв глаза для пущей сосредоточенности.

Прокручивая в уме основные этапы будущей операции, он разговаривал сам с собой, не разжимая губ.

«Во-первых, написать в канцелярию и выяснить, входит ли ночь с воскресенья на понедельник в число сорока пяти дней. Это чепуха. Напишу от его имени и заберу ответ. Если – да, то все в порядке. Тогда за ним явятся утром четырнадцатого, в среду, а вовсе не пятнадцатого, как он думает. Фараон откроет дверь… Надо устроить, чтобы Пралине не шелохнулся, а вместо него ушел я. Надзирателя даже не стоит принимать в расчет. Они все время разные и не знают нас в лицо. Да, но как быть с Пралине? Либо он должен спать в это время, либо заранее привыкнуть, что на его имя откликаюсь я. Да-да, очень неплохая мысль. – Он даже вздрогнул от удовольствия. – Значит, приучить его, что я хожу туда-сюда, пользуясь его фамилией… Но как, Господи, как?»

Остальные зашевелились. Настало время кормежки. Каждый схватил котелок и протянул к огромному котлу, который замер в коридоре напротив камеры, как только надзиратель открыл дверь. Пралине хотел встать, но Олэн тихонько усадил его на место и сам пошел за баландой с двумя котелками. Вернувшись, он сунул клошару котелок и ложку.

– Гляньте-ка, парни, а нищеброд-то прислугу нашел! – заорал громила.

– Не говори! Царская жизнь! Даю голову на отсечение, когда он станет болтать про это своим дружкам под Аустерлицем, те подумают, парень совсем заврался! – заметил болтун.

– Мог бы заодно и котелок хоть раз вымыть, да рубашонку простирнуть. Вот уж совсем не помешало бы, – поддержал приятелей магазинный вор (он был человеком практичным).

– Держи карман! И потом, как бы сортир не засорился, – презрительно скривился аборт-мастер.

Пралине и Олэн невозмутимо хлебали суп. Олэн обратил внимание лишь на последние слова.

«Верно, рубашка, – продолжал он внутренний монолог. – Ее тоже придется обменять… И еще неплохо бы ускорить кругооборот этих придурков».

Из шести старожилов камеры двоих уже сменили – мошенника и велосипедного вора. При хорошем раскладе, учитывая перемещения после суда, освобождения под залог и просто освобождения, к четырнадцатому ноября состав камеры мог кардинально измениться.

«А двух-трех я всегда сумею подбить на драку, чтобы их упекли в карцер…»

При новом составе здесь, в камере, все пройдет как по маслу. На подготовку оставался месяц. И этот срок вдруг показался Олэну слишком коротким.

Глава 7

«Медицинский осмотр… Черт побери! О медицинском осмотре я и не подумал… И потом, перевязки, уколы, рентген… короче, полный набор…»

Олэн так напряженно морщил лоб, стараясь что-нибудь придумать, что в конце концов у него брови свело. В тот же вечер он привычным шепотком завел разговор с бродягой.

– Можно тебя кое о чем попросить?…

– Считай, дело в шляпе, приятель.

«Как же, дурень ты этакий, – подумал Олэн, – попроси я в открытую, чтоб ты дал мне выбраться на свободу с твоими бумагами, уж ты бы послал меня бабочек ловить!»

– Ты не против, чтоб я записался на медосмотр под твоей фамилией?… Меня они давно засекли… Знают, что я не упускаю случая лишний раз прогуляться, и, как только видят в списке, – мигом вычеркивают.

– Валяй, коли охота…

– Спасибо… хоть ноги разомну. А имя?

– Чего?

– Скажи мне, как тебя зовут! Ведь не Пралине же, в самом деле!

– Даже фараоны в нашем квартале называют меня только так, – хихикнул клошар.

Олэн понял, что надо запастись терпением.

– Но настоящее-то ты, надеюсь, не забыл?

Пралине покопался в карманах и достал сложенную в восемь раз бумагу. Он любую бумажку старался свернуть до минимальных размеров – своего рода мания. Естественно, та же участь постигла и ордер на арест.

Олэн расправил его и при свете горящей спички прочитал: Робер Мирэнвиль. Про себя он заметил, что Пралине старается не произносить своего имени вслух. Прошлое умерло.

Франсуа вернул клошару документ, и выяснил еще одну важную подробность: Пралине хранил его в маленьком кармашке пиджака.

Он решил, что лучше всего стянуть бумагу утром перед побегом или, для пущей надежности, накануне вечером. В канцелярии у дверей постановление о взятии под стражу потребуют непременно.

Утром Олэн передал надзирателю прошение о медосмотре на имя Робера Мирэнвиля.

Врач принимал арестантов три раза в неделю. В коридоре первого этажа всегда вытягивалась длиннющая цепочка «страждущих». На все про все уходило часа два. Для заключенных это было почти то же, что сходить на свидание.

В первый же день, сунув медбрату пачку сигарет, Олэн записался на процедуры.

Процедурный кабинет работал ежедневно. Олэн-Мирэнвиль попросился на рентген (три шоколадки) и добился, чтобы ему назначили уколы кальция (две пачки «Житан» с фильтром).

Порой он с утра уходил на укол, потом высиживал очередь к врачу и возвращался в камеру только к часу дня, когда у надзирателей менялась смена.

Однажды мнимый Мирэнвиль попросил молодого симпатичного охранника написать для него запрос в канцелярию, чтобы точно узнать день освобождения.

– Ненужная возня, сейчас мы это и так выясним.

Они стояли у кабинета врача, откуда Олэн только что вышел, в двух шагах от настенного телефона.

– Так, Мирэнвиль… А имя? – спросил охранник, снимая трубку.

– Робер… Робер Мирэнвиль, босс… Меня забрали двадцать девятого сентября.

Он с замиранием сердца наблюдал, как молодой страж слушает ответ секретаря.

– Ага… отлично… спасибо… – Парень аккуратно повесил трубку. – Тебя выпустят в среду, четырнадцатого ноября.

– Спасибо, босс!

– И попытайся больше сюда не возвращаться. В твои-то годы это просто позор!

– Заметано, босс! – Олэн, скорчив соответствующую мину, вскинул руку. – Но несчастным можно быть в любом возрасте… – добавил он.

– Работать – тоже, – безапелляционным тоном уверил его молодой охранник.

На физиономии Олэна появилась гримаса глубочайшего отвращения. Услышав, как он брюзжит, парень расхохотался и встряхнул головой.

Мирэнвиль начинал приобретать известность!

Он разгуливал по тюрьме в лохмотьях Пралине, и охранники потешались над чумазым клошаром. Потом Олэн где-то нашел старую коробку из-под мятных пастилок и стал клянчить окурки. Надзиратели снисходительно бросали ему недокуренные бычки.

Когда «Мирэнвиль» слишком долго болтался по коридорам, конвойный, изображая праведный гнев, шлепал его по заду.

Порой он нарочно усаживался на пол в очереди, и охранник кричал издали:

– Эй, Мирэнвиль, тебя не затруднит подняться на лапы?

Вскоре Олэн ловко подсунул им кличку.