Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

• Название: Стеклянный ключ
• Автор: Виктория Угрюмова
• Издательство: «Азбука-классика»
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01358-8

Если бы майор Варчук из «убойного» отдела знал, куда заведет его рутинное расследование убийства… Если бы молодой бизнесмен Андрей Трояновский догадывался, к чему приведет его внезапная любовь к непостижимой, необычной и очень несовременной женщине… Если бы убийца подозревал, что его жертва жива… Если бы злоумышленники знали, чем закончится для них охота за чужими фамильными сокровищами…

---

— Никогда не знал, никогда не верил, что так бывает.

Татьяна уткнулась носом ему в плечо и ничего не ответила.

— Тебе не скучно со мной? — всполошился Андрей.

— Умный, — пробормотала она, нежно целуя его в шею, — очень умный, но совершенно несмышленый.

— Ага! — зашептал он. — Вот и возись теперь…

Из темноты вышел давешний юродивый, приподнял вежливо свою необъяснимую бейсболку и обратился к Поле:

— Добрый вечер, батюшка. Вы не против, если я рядом с вами посижу?

И уселся, сложив чинно ручки на коленях и примостив у скамейки свой кулечек для пожертвований.

Андрей обнял любимую крепко-крепко, будто боялся, что кто-то сможет ее отобрать у него.

— Знаешь, — признался, — мне его немного даже жалко.

— Кого?

— Артура. Я подумал о нем, а потом вспомнил своего старого мишку. Мы переезжали на другую квартиру, и он потерялся. Это такое горе. Правда, настоящее горе.

— Понимаю, — вздохнула Тото. — Я когда-то собрала свои игрушки, чтобы нести их в химчистку, а Геночка решил, что я думаю отдавать их, вынес во двор и положил чуть дальше мусорных ящиков, чтобы люди разобрали.

— Это ходячая какая-то катастрофа, а не Геночка, — возмутился Андрей. — И что было?

— Их и разобрали. Только одного медведя и оставили, потому что ему было сто лет в обед. Может, чуть меньше ста. Им еще тетя Капа играла, а ей он достался в наследство от матери. Он весь лысый был, и лапы подшиты, и глаза уже печальные-печальные. Я возвращалась домой, с работы. Смотрю — сидит мой Топтыгин прямо под самым ящиком, среди каких-то драных газет и яблочной кожуры, и смотрит прямо на меня, словно спрашивает: что ж ты так? Чуть не умерла от ужаса и вины. Он теперь все время так смотрит, будто я его еще раз могу вынести к мусорнику. Плакала тогда дня три, да и теперь… — Она отвернула лицо. — Страшно сказать — по погибшим родителям никогда так не плакала.

— Очаровательная пара, — обратился тем временем юродивый к Поле, — очень вам подходит. А вы какого мнения?

Один из музыкантов, наигрывая, кивнул обоим в смысле — да, что правда, то правда — очаровательная пара.

— У людей есть свобода воли, — шептала Татьяна, кружась в танце. — Это игрушки зависят от нас. У Артура еще все впереди и все будет хорошо.

— Без тебя? — искренне удивился Трояновский. — Хорошо?

— Правда-правда, — сказала она.

— А вот и неправда… — заметил юродивый, обращаясь к Поле.

В этот момент музыканты начали играть знаменитый вальс Доги, и молодые люди понеслись в танце все быстрее и быстрее, и Татьянино платье летело в воздухе и слегка поблескивало в лунном свете.

— Самое лучшее кино, — заметил Полин собеседник. — Кадр просто для Канн. — Он бережно усадил игрушку себе на колени. — Садитесь сюда, вам будет лучше видно.

Музыка оборвалась на тоскливой, звенящей ноте. Они какое-то время просто стояли, обнявшись, затем Андрей поклонился своей даме и прильнул губами к ее руке:

— Благодарю вас, мадам, за прелестный танец.

Она на секунду прижалась щекой к его склоненной голове:

— Это я вас благодарю, сударь.

Юродивый бережно снял с колен енота:

— Благодарю вас за прекрасную компанию. Рад был увидеться. — Он снова приподнял кепку, раскланялся с музыкантами, игрушкой, нашими героями, а потом отвесил последний поклон в сторону знаменитой беседки, будто она вовсе не была пуста вот уже много десятилетий, будто там и сию минуту сидел во всей красе знаменитый на весь Киев струнный оркестр.

— Чудо какое-то, — сказала Татьяна, глядя ему вслед. — Ну что, пора идти.

— Ты не пойдешь вниз, — возразил Трояновский.

— Почему?

— Я тебя понесу.

Он подхватил ее на руки.

— Тебе не тяжело? — прошептала она, обнимая его за шею.

— Я мог бы носить тебя так всю жизнь.

* * *

Татьяна возилась у своего туалетного столика с кремами и притираниями. Из небольшого ларчика, обтянутого шелком, она добыла крохотный фарфоровый кувшинчик с толченым жемчугом, смешала немного порошка с кремом и принялась втирать в кожу. Рядом стояла коробка со старинным маникюрным прибором — из серебра и слоновой кости, со специальными щеточками и бархотками для полировки ногтей.

На кресле небрежно брошено что-то цвета морской волны, на туалетном столике — шкатулка с украшениями. Наша героиня, как Ганнибал перед сражением при Каннах, готовилась к завтрашнему походу в гости к шефу, на который Машка возлагала так много надежд. Откровенно говоря, если бы не любимая подруга, Тото отказалась бы играть дальше в эту игру. Сергей Колганов при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не таким уж плохим человеком, и перспектива причинить ему боль огорчала. А то, что он влюбился в Жанночку и оставил предыдущую пассию, — мерзавец, конечно, но Машка сама во многом виновата. Если женщина хочет держать в руках мужчину, то прежде всего она должна научиться держать в руках себя.

Чем дальше, тем острее Татьяна ощущала, как беспощадно, гибельно, неотвратимо проходит время, проходит целая жизнь. Она до мелочей помнила день, когда собирала книги и тетрадки в желто-коричневый ранец, чтобы первый раз идти в первый класс. Помнила, как развешивала на спинке стула форму и белый передник, обшитый ручными кружевами. Вот солнечный луч ползет от балконной двери, взбирается на ручку кресла, скользит по сверкающему лазуритом боку китайской фарфоровой вазы. «Пора вставать, сегодня ты идешь в школу, просыпайся», — говорит бабушка Нита, а она уже не спит вовсе, она от волнения не могла сомкнуть глаз всю ночь… И вот ей уже тридцать пять. Тоже не очень много, если разобраться, но ведь и следующие двадцать восемь лет пронесутся так же быстро и незаметно.

Что дальше?

Она часто спрашивала себя, а что же дальше. Как жить, кем быть, с кем быть?

Татьяна то и дело запрокидывала голову назад, чтобы слезы, то и дело выступающие на глазах, затекали назад. И это было более чем странно, если учесть, какой удивительный и волшебный вечер она только что провела с влюбленным в нее мужчиной.

Такое настроение не могло остаться незамеченным.

— Что стряслось, душенька? — тревожно спросила Антонина Владимировна. — Вроде явилась такая счастливая, вся светилась. Тебе плохо?

— Сама не понимаю, что со мной творится. Должна быть счастливой, а так больно, будто душу выворачивают наизнанку. Что со мной?

И она по-детски ткнулась к бабушке.

— Любовь, — погладила ее по голове Нита. — От нее тоже бывает больно.

— Плакать хочется.

— Это прекрасно, — сказала бабушка. — Это просто прекрасно. Поплачь. А то ты не плакала с тех пор, как Геночка вынес твои игрушки. Да и то был не плач, а вой какой-то. Поплачь.

Татьяна упрямо помотала головой, и ее пышные кудри рассыпались по плечам.

— Мне нельзя. Мне надо завтра выглядеть просто великолепно. Никаких красных и припухших глаз, никаких слабостей.

Нита с сомнением повертела в пальцах пилочку для ногтей:

— Так не годится. Однажды у тебя кончится завод, и моли Бога, чтобы это не случилось где-то на полпути.

— Бабушка, у меня сегодня такой странный случай… — начала было Татьяна.

— А мне сегодня сон приснился… — в унисон проговорила Нита.

Они рассмеялись. Это хоровое исполнение случалось у них по нескольку раз на дню. Они думали одинаково и говорили тоже почти всегда одинаково или об одном и том же, по крайней мере.

О странных случаях принято у них было повествовать обстоятельно, со вкусом и подробностями, за чашкой кофе. Сидя под лампой, Татьяна искоса разглядывает бабушку: величественная, все еще красивая старуха с короной великолепных волос, в строгой блузке, с великолепным, безупречным маникюром. На пальце у нее сверкало кольцо. И Тото всегда представляла, какой она сама будет в Нитины годы.

— Ну что, — предложила бабушка, — покурим? Согрешим?

— Вот столечко, — показала внучка на кончик мизинца.

— Давай.

Добыли из бара бутылку коньяка, сигареты, вставили их в длинные янтарные мундштуки, перенесли на стол серебряную пепельницу в виде уродливой ацтекской жабы. Затянулись. Затем бабушка сообщила:

— Сегодня мне снился сон. Даже немного обидно — шестой раз в жизни вижу сон, и шестой раз подряд в нем участвуют почти одни и те же лица, только с небольшими вариациями.

— Ты его записала? — серьезно спросила Татьяна.

— Естественно. Если будет нужно, тетрадка лежит в баре, на прежнем месте.

— Что на сей раз?

— Мне снится, что я иду по абсолютно пустому городу, — сказала Нита и выпустила голубоватое колечко дыма — она все обещала научить внучку пускать кольца, но Тото никак не давалась сия сложная наука. — А навстречу мне молодая цыганка ослепительной красоты. Я ее не видела больше полувека, но сразу узнала.

— В юбке цвета луковой шелухи? — переспросила Татьяна.