Вилис Лацис - Семья Зитаров. Том 1

• Название: Семья Зитаров. Том 1
• Автор: Вилис Лацис
• Издательство: Зинатне
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Семейная сага. События, о которых идет речь в книге, разворачиваются в начале прошлого века, когда в России революция уже произошла, а в буржуазной Латвии она только начиналась. Глава семейства — капитан парусника, на долгие месяцы оставляющий семью справляться с крестьянским хозяйством. Описываются судьбы каждого члена семьи, насколько они разные, хотя люди вышли из одного семейного гнезда. Действие разворачивается и в Латвии (в мирной жизни и на войне), и в дальних странах, куда отец, а за ним и сын попадают на торговых судах.

Роман очень автобиографичен. Чувства и переживания самого писателя в его юношеские годы, процесс становления его личности выражены в образе младшего сына Зитара Янки. Этот роман, наряду с «Сыном рыбака» является наиболее завершенным и совершенным в художественном отношении произведением Вилиса Лациса. Читатель узнает о жизни латышских моряков и рыбаков, которые в тяжелом труде и нелегкой борьбе смело поворачивались лицом к жизненным бурям и невзгодам.

---

— В Индию?

— Нет, в Австралию. Заходите, пожалуйста, я вам уступлю недорого.

— Thank you, [61] Фридман, сегодня некогда. Но вы не распродавайте все, мне понадобится один выходной костюм.

— All right, Johnny! [62]

— Видишь, как они меня знают! — проговорил Джонит. — Этот Фридман — русский еврей откуда-то не то из Гомеля, не то из Гродно. После очередного погрома эмигрировал в Англию и живет в Шилдсе уже восьмой год. Ему здесь неплохо. Ребята нанесут сюда всякой одежды за полцены, макинтош отдают за несколько шиллингов, а Фридман потом только успевай денежки загребать. Вон тот кабачок содержит эстонец. А этот парикмахер родом из Лиепаи. Хозяин бордингхауза, который ты видишь, — датчанин. Я прожил у него несколько месяцев. Славный малый, кормит в долг и устраивает ребят на самую хорошую работу. Жаль, что таких бордингмастеров больше нет.

— А что за барышни вышли сейчас из кондитерской? — Ингус указал на двух хорошо одетых блондинок. Джонит пренебрежительно махнул рукой.

— Эти? Обыкновенные судомойки одного из здешних кабачков.

— Ну, ну! — не поверил Ингус. — Англичанки?

— Кто же еще? Идут, словно аршин проглотили. А когда им стукнет тридцать, они вступят в Армию спасения [63] и начнут петь псалмы на улицах или вырастят собаку и станут называть ее милочкой. Я их знаю, все они таковы.

Болтая таким образом, они подошли совсем близко к женщинам. Джонит, продолжая балагурить, раскритиковал блондинок с головы до ног, сочинил их биографии со дня рождения до настоящего момента и делал всевозможные рискованные умозаключения о сомнительной нравственности этих женщин.

— Одна-то еще туда-сюда, а со второй я не стал бы связываться, даже если бы мне приплатили.

Женщины, шагавшие впереди, молчали — может быть, прислушиваясь к звукам незнакомой речи, или просто потому, что не о чем было говорить. Они не спешили, их стройные фигуры, маячившие перед глазами Джонита, все больше вызывали в нем раздражение. Их немое пассивное присутствие как бы вдохновляло красноречивого моряка. Ведь так интересно говорить все что угодно, зная, что не придется отвечать за свои слова. Наконец, Джониту это надоело, и он с досадой плюнул.

— Нечего метать бисер перед свиньями. Им гораздо приятнее слышать грохот кастрюль, чем человеческую речь.

На одном из перекрестков женщины остановились. Одна из них взглянула на Джонита, с трудом удерживая улыбку, да и другая покраснела от распиравшего ее смеха. Затем первая спросила на чистейшем латышском языке:

— И это все? Больше ничего не будет? Мы с таким интересом слушали.

И обе громко расхохотались.

— Проклятие! — воскликнул Джонит, увидев, что сел в калошу. — Роковая ошибка!..

Ингус тоже почувствовал неловкость, ибо высказывания Джонита отнюдь не блистали галантностью — вообще, нужно сказать, неудачное вступление на путь знакомства с соотечественницами. Покраснев, словно напроказивший мальчишка, он бормотал какие-то извинения:

— Понимаете ли, получилось недоразумение. Мой товарищ когда-то жил здесь и принял вас за своих знакомых. Было бы крайне неприятно, если он вас оскорбил.

— Мир не так велик, как вы думаете, — сказала та, что заговорила первая. — И Саут-Шилдс совсем не то место, где латыш может думать вслух обо всем, что ему взбредет в голову.

Опять раздался смех, и, уже не сдерживая его, девушки пустились бегом по улице. Вскоре они скрылись в дверях одного из домов. Пока Ингус с ними разговаривал, Джонит тоже куда-то исчез, оставив друга одного на поле боя.

«Вот ведь шельмец… — негодовал Ингус. — Заварил кашу, а я расхлебывай…»

Он обошел соседние переулки, заглянул в какой-то кабачок и выпил кружку пива, но Джонит как сквозь землю провалился. Возвращаться на пароход еще не хотелось, поэтому Ингус зашел в кино и посмотрел американский детективный фильм.

Подходя к «Пинеге», он еще издали услышал сильный шум, доносившийся из средней части парохода, где располагались каюты начальства. Вахтенный матрос пытался оттащить какую-то темную фигуру от дверей каюты первого механика Дембовского.

— Джонит, не валяй дурака, иди в кубрик и ложись спать, — уговаривал его матрос. — Проснется капитан, плохо тебе будет.

— Пусти! Пусти меня! — отталкивал Джонит матроса. — Капитан ничего мне не сделает, он правильный старик. Дал водки опохмелиться. А Дембовский… Попадись только он мне в руки!.. — затем послышался дикий грохот в дверь каюты. Джонит злобно дергал ручку двери и пинал ногами стену каюты.

— Чиф, пусти меня! Мне нужно сказать тебе несколько слов по-английски. Всего несколько слов. Ты откроешь или не откроешь?! Если нет, я спущусь в кочегарку и принесу большой лом!

В каюте царила глубокая тишина. Дембовский, бледный и перепуганный, сидел на краю койки, прислушиваясь к тому, как буйствует пьяный кочегар. Он дрожащими руками достал револьвер и проверил, заряжен ли он. Хоть бы капитан проснулся и приказал заковать в кандалы этого сумасшедшего! Ну и горазд же спать Белдав… Долговязая Смерть тоже не слышит, что здесь происходит. И где, наконец, первый штурман, второй, Иванов — почему никто из них не идет к нему на помощь?

— Открой мне, Дембовский, я тебе говорю, открой, а то хуже будет! — продолжал Джонит. — В Бельгии я один расправился с полным кабаком народу, а его там было не меньше двадцати человек. Неужели ты думаешь, что устоишь против меня?

Вслед за тем механик услышал еще чей-то голос, вероятно, это был второй штурман. Он говорил по-латышски, и Дембовский ничего не понял, но присутствие его придало механику бодрости. Дал бы бог, чтобы Зитар смог унять этого Бебриса.

— Джонит, что ты тут опять устраиваешь? — строго спросил Ингус.

— Мне охота подраться, а Дембовский давно заслужил, чтобы его продраили.

— Опять у тебя руки зачесались? И с каких это пор ты так расхрабрился? — продолжал Ингус. — Я на берегу только что был свидетелем того, как какой-то трус удирал от двух особ слабого пола, а теперь он хочет применить свою силу к старому человеку.

— Кого ты имеешь в виду? — Джонит быстро обернулся к Ингусу.

— Тебя. Ты не парень, а пустобрех. На словах герой, а как до дела дойдет — так в кусты.

— Когда это было? — удивился Джонит.

— А ты уже забыл? — Ингус притворился сердитым. — Куда тебя унесло, когда они заговорили по-латышски? Оставил меня козлом отпущения.

— Они тебя обидели? — вся фигура Джонита воинственно приосанилась, выражая готовность отомстить за обиды, причиненные товарищу.

— Они сказали, что такого трусливого мужчину видят впервые. Так поступают только молокососы. Покажут из-за угла кулак, а потом убегают. Именно так оно и выглядело.

— Да я никуда и не убегал. Просто зашел в парикмахерскую — неудобно появляться перед женщинами в таком лохматом виде.

— И ты думаешь, я тебе поверю?

— Можешь убедиться! — Джонит сердито сорвал с головы шапку, открыв аккуратно подстриженные волосы. — Дело не в том, что я их испугался, а просто я знаю, что у женщин первое впечатление всегда решающее, и не хотел окончательно испортить все дело.

— Ха-ха-ха, недурное ты произвел первое впечатление! — издевался Ингус. — Пойдем в кубрик и перестань буянить. Люди спать хотят.

— Но мне с Дембовским…

— Нечего тебе здесь делать. А если и есть что, так сделаешь это завтра, в трезвом уме.

— У меня ум трезвый и сейчас! — упирался Джонит.

— Тем хуже для тебя.

— Ты что, меня разыграть хочешь? Этого я никому не позволю. Дембовский тоже меня на море разыгрывал, шпионил за мной, как я топлю да как чищу топки. Хорошо это, по-твоему? Меня, старого кочегара, он проверял, как мальчишку! Не ответил на приветствие!

— Ну и что же? Ты потом с ним тоже не здоровался. Пойдем, хватит ломаться!

Джонит продолжал артачиться.

— Погоди, я не могу так уйти. Мое самолюбие не позволяет. Если я постучал в дверь чифа, я должен с этим делом покончить.

— Драться я тебе не позволю.

— Тем хуже, мне, видимо, придется избрать другой объект, чтобы оттузить. Может быть, даже тебя… Но с Дембовским… стой, мне пришла в голову блестящая мысль. Только ты не вмешивайся.

— Ты не наделаешь глупостей?

— Даю слово, что я не сделаю Дембовскому ничего плохого.

— Ну, ладно, посмотрим, я останусь здесь.

— Именно этого я и хочу. Без свидетелей неинтересно. Боцман, останься ты тоже… — кивнул Джонит вахтенному матросу, затем надел шапку и очень вежливо постучал в дверь каюты Дембовского.

— Кто там? — откликнулся на этот раз чиф.

— Кочегар Бебрис желает с вами говорить. Только один момент, чиф, прошу, будьте столь любезны и откройте дверь. Здесь стоят штурман и боцман, так что можете не беспокоиться.

— Какие могут быть в ночное время разговоры… — ворчал Дембовский. — Это можно отложить и на завтра.