Дэвид Эдмондс - Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

• Название: Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
• Автор: Дэвид Эдмондс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-332-6

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.

Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

---

«В какой-то момент Ричард Брейтуэйт что-то сказал,и я заметил, как Витгенштейн потянулся к камину, схватил кочергу и крепко сжал ее в руке. "БРЕЙТУЭЙТ, ВЫ НЕ ПРАВЫ", — произнес он, и зал словно наэлектризовало. Он не угрожал Брейтуэйту, но я запомнил этот случай по ассоциации с другой, знаменитой историей про Витгенштейна и кочергу.. В те дни, когда топили углем, кочерга была в каждом доме. Так что это было совершенно естественно — хватать ее и манипулировать ею, срывая таким образом злобу».

Для Витгенштейна — да, пожалуй, естественно.

Фридрих фон Хайек, которого в начале сороковых годов Брейтуэйт привел на собрание Клуба моральных наук, тоже хорошо запомнил это зрелище — Витгенштейн с кочергой:

"Внезапно Витгенштейн вскочил, с кочергой в руках, и в величайшем негодовании принялся доказывать, что "дело" совершенно простое и очевидное. Наблюдать, как рассвирепевший человек посреди комнаты неистово размахивает кочергой, было страшно, хотелось забиться подальше в угол. Мне, честное слово, показалось в тот миг, что он помешался".

Еще одно свидетельство того, что Витгенштейн был способен ударить, мы находим в его собственных записях:

«Порой, приходя в ярость, я колочу по земле или по дереву тростью или тем, что попадется под руку. Конечно же, я не думаю, что земля в чем-то виновата, и не надеюсь, что мне полегчает. Я просто даю выход гневу. Таковы все ритуалы… Здесь важно сходство с актом наказания — но это не более чем сходство».

Для Витгенштейна — «не более чем сходство» с актом наказания; ну, а для тех, кому он грозил? Поппер в UnendedQuest вроде бы шутливо, посмеиваясь, вспоминает, как Витгенштейн размахивал кочергой. Да и другим свидетелям явно не хочется обвинять великого философа в склонности к насилию. Но факт остается фактом: Поппер в своем рассказе употребляет слово «угрожать» («Не угрожать приглашенным докладчикам кочергой».) «Угрожать приглашенным докладчикам» — эти три слова хорошо запомнили все очевидцы, тут никаких расхождений нет. То, что Поппер выбрал именно такой пример, и то, что он инстинктивно выбрал слово «угрожать» — все это недвусмысленно показывает, как он чувствовал себя в тот момент. Спор явно вышел за академические рамки и превратился в личную схватку. Кочерга была вполне реальной. Столь же реальной, похоже, виделась Попперу и угроза.

17 Траектории успеха

В нем была гордыня Люцифера.

Рассел о Витгенштейне

Я думаю, успех — большей частью дело случая. У него мало общего с достоинствами; во всех областях жизни есть великое множество достойнейших людей, которые так и не добились успеха.

Поппер

О ком думал Поппер, когда в семидесятые годы писал эти слова?

Если можно выделить главное различие между судьбами Витгенштейна и Поппера, то это как раз траектория их карьеры. И в этом — еще один ключ к разгадке конфликта в комнате НЗ и к ответу на вопрос, не представил ли Поппер этот конфликт в ложном свете. Витгенштейн, несмотря на все свои странности, из-за которых с ним так трудно было работать, всегда находил в Кембридже источник поддержки, в то время как Поппер много лет был в академическом мире аутсайдером. Самые плодотворные годы жизни он провел в тени Витгенштейна, и это было для него большим несчастьем.

Отношения Витгенштейна с университетским истеблишментом можно охарактеризовать как «любовь-ненависть»: Кембридж был во власти его чар, сам же он с трудом выносил этот древний университет, но до самой смерти возвращался в него снова и снова.

Буквально с того самого момента, как он в 1911 году без предупреждения явился к Бертрану Расселу в Трини-ти-колледж, его исключительная одаренность ни у кого  не вызывала сомнений. Интеллектуальная кембриджская элита была от него без ума. В 1912 году, несмотря на протесты Рассела, Витгенштейн принял приглашение в братство «Апостолы», предназначенное, по словам социалистки Беатрис Уэбб, «для тех, кто стремился к изысканному общению в узком кругу избранных». Рассел предвидел, какое отвращение вызовет у Витгенштейна подобный стиль отношений. Среди «апостолов» в то время задавал тон Блумсберийский кружок с его гомосексуальной эстетикой — Мейнард Кейнс, Литтон Стрейчи, Руперт Брук. Рассела «апостолы» обвиняли в том, что он прячет от них австрийского красавца и гения. Витгенштейна же, как и предсказывал Рассел, оттолкнул манерный и самодовольный тон собраний «апостолов». Он покинул этот кружок, но, вопреки всем традициям — и это многое говорит о его популярности, — был снова избран его членом, когда в 1929 году вернулся в Кембридж из Вены. Кейнс устроил обед в его честь; одним из почетных гостей был Энтони Блант.

Можно только гадать о том, какую роль в необычайном великодушии «апостолов» по отношению к Витгенштейну играла гомосексуальность (или бисексуальность) последнего; впрочем, и вопрос о проявлениях этой гомосексуальности остается открытым и в высшей степени спорным. Ясно лишь, что Витгенштейн в своей жизни испытывал сильные чувства к ряду молодых людей. Почти все они, подобно Дэвиду Пинсенту и Фрэнсису Скиннеру, были очень способными, эмоционально незрелыми и имели какой-нибудь физический недостаток. Очевидно также, что Витгенштейн терзался этими чувствами, равно как и вопросом о том, что такое любовь. Те, кем он был одержим, — например, рабочий Рой Форейкр, которого Витгенштейн встретил в больнице Гая, — иногда даже не догадывались, что играют какую-то роль в его жизни. У последователей Витгенштейна вызывали негодование строки его биографии, в которых Уильям Уоррен Бартли III описывал его поиски гомосексуальных партнеров в венских парках. Поскольку сексуальная ориентация как Витгенштейна, так и Поппе-ра не имеет прямого отношения к этой книге, мы более не будем касаться этой темы.

В 1929 году, вернувшись в Англию, Витгенштейн представил тоненький, всего в двадцать тысяч слов, «Логико-философский трактат» в качестве диссертации на соискание докторской степени. Есть свидетельства, что Дж. Э. Мур, назначенный одним из экзаменаторов, написал тогда на анкете Витгенштейна: «Мое личное мнение таково: диссертация господина Витгенштейна гениальна, однако, несмотря на это, вполне соответствует требованиям, выдвигаемым в Кембридже для получения степени доктора философии». Как мы помним, когда десять лет спустя Мур вышел на пенсию, даже ярые противники Витгенштейна прекрасно понимали, что только он может и должен занять освободившуюся должность.

Слава пришла к Витгенштейну несмотря на то, что после «Логико-философского трактата» он так и не опубликовал ни одного значительного труда. При жизни Витгенштейна увидели свет только две его работы, не считая «Трактата»: знаменитый и широко используемый «Словарь для народных школ» на немецком и конспект лекции для совместного заседания философского журнала Mind и Аристотелевского общества. (В конечном итоге Витгенштейн, к немалому удивлению аудитории, прочел совсем другую лекцию.) Многочисленные тома, которыми сейчас забиты полки библиотек и книжных магазинов, — все это посмертные издания его рукописей. В книге «Фреге: философия математики» Майкл Даммет мрачно иронизирует по поводу современной практики оценки научной значимости по количеству слов, опубликованных автором за год: «Витгенштейн… попросту не выжил бы в этой системе».

Но несмотря на то, что никто из коллег не сомневался в блеске, оригинальности и глубине мысли Витгенштейна, его прижизненная известность не выходила за пределы мира философии. Королевский двор не жаловал его ни орденами, ни титулами; его не приглашали на встречи с высокими иностранными гостями; он не выступал с программными речами; в его честь не проводились церемонии и собрания — да он бы на это и не согласился.

Ну, а Поппер? Он невероятно много писал и печатался. Английские газеты в некрологах на его смерть отдавали ему чрезмерную дань. Примечательно, что в других европейских странах известие о его смерти вызвало еще больший резонанс — одна ведущая швейцарская газета, например, посвятила рассказу о его жизни и трудах целых пять страниц. Впрочем, и при жизни Поппе-ра почитали за рубежом больше, чем дома, — он был обладателем наград и премий многих европейских стран, Америки, Японии и доброго десятка почетных докторских степеней.

Витгенштейн повлиял в первую очередь на философию и искусство, Поппер — на мир бизнеса, политики и науки. Лауреат Нобелевской премии по медицине сэр Питер Медавар назвал его «величайшим философом науки, которому не было и нет равных».

Уроженец Венгрии, финансист и миллиардер Джордж Сорос, бывший студент Поппера, назвал в честь обожаемого учителя свой «Фонд открытого общества». Сорос сделал свои миллионы на фондовой бирже, применив на практике идеи Поппера. Поппер верил в особую прочность и здравость тех научных теорий, которые подверглись самой суровой проверке и с честью прошли ее. Перенеся этот принцип на Уолл-стрит, Сорос нажил целое состояние: он вложил средства в акции калифорнийской страховой компании по выдаче ипотечных ссуд, перенесшей большие трудности во время резкого уменьшения объема жилищного строительства. Раз компания пережила это тяжелое время, решил Сорос, значит, на нее можно рассчитывать. «Фонд Сороса» стал воплощением политической теории Поппера, испытанием на прочность преобразующей силы открытости. Деньги «Фонда Сороса» — это книги и стипендии, копировальные устройства и факсы, дискуссионные клубы и конференции — все, что способствует свободному обмену идеями. Можно с уверенностью утверждать, что «Фонд Сороса» ускорил крах коммунизма, — настолько велика была его роль в финансировании новых начинаний в Восточной Европе. Социал-демократ Гельмут Шмидт, канцлер Германии, написал в предисловии к Festschrift — юбилейному сборнику, посвященному Попперу-. «С блестящей проницательностью, как никто до него, он показал изъяны утопического государства в своей критике Платона, Гегеля и Маркса, пытавшегося на основе строгих и якобы абсолютных посылок предопределить курс политического развития». Высоко ценил Поппера и христианский демократ Гельмут Коль, преемник Шмидта. Тогдашний президент Германии Рихард фон Вайцзекер во время краткого визита в Великобританию специально поехал в Кенли, чтобы увидеться с Поппером. Президент Чехии, драматург и правозащитник Вацлав Гавел приглашал Поппера к себе в Прагу. Его приглашал во дворец и император Японии, а Далай-лама сам нанес ему визит. Канцлер Авсгрии Бруно Крайский прислал Попперу «самые теплые поздравления» с восьмидесятилетним юбилеем. Говорят, когда Попперу было девяносто, ему даже предлагали сменить Курта Вальд-хайма, которого международное сообщество подвергло остракизму, на посту президента Австрии, — и Поппер со смехом отверг эту идею.