Дэвид Эдмондс - Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

• Название: Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
• Автор: Дэвид Эдмондс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-332-6

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.

Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

---

В программе легкой музыки радио ВВС шла передача «Клуб танцев» Виктора Сильвестра[14] — его оркестр бальной музыки играл strict tempo. По более серьезной программе внутреннего вещания шли дебаты о национализации электроэнергетики — в рамках правительственного проекта перехода к плановой экономике, в ходе которого предполагалось перевести в государственную собственность важнейшие отрасли промышленности и сферы услуг — в том числе железные дороги, шахты, авиаперевозки. Слушатели вновь созданной третьей программы, посвященной высокой культуре, после передачи из Парижа о современной французской прозе могли насладиться отрывками из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Для знатоков и любителей классической музыки, готовых предпринять поездку в Лондон, в «Альберт-холле» в тот вечер, к единодушному одобрению музыкальных критиков, звучала Сороковая симфония Моцарта; дирижировал Бруно Вальтер — дальний родственник Поппера, некогда бывший одним из благодарных гостей Пале Витгенштейн.

Газеты — все еще такие же тонкие, как в годы войны, — наперебой обсуждали, каким образом Герингу, которого международный трибунал приговорил к смертной казни как одного из главных военных преступников, удалось избежать повешения и проглотить яд — ведь его камеру в Нюрнберге постоянно и тщательно обыскивали! В Германии появились первые признаки разделения на Западное и Восточное государства. Американцы рвались восстанавливать немецкую экономику, и это вызывало трения в Берлине. В ООН, чья штаб-квартира располагалась тогда в Нью-Йорке, на Флашинг-Мэдоу в Квинсе, шли дебаты о ядерной энергии. Всеобщие любимцы, чемпионы по крикету Хаттон и Уошбрук порадовали измученных войной соотечественников очередным рекордом в матче с Южной Австралией… Они, конечно, были уже не те, что раньше, но Англия вполне еще могла ими гордиться. Раздел частных объявлений в The Times красноречиво свидетельствовал, что людям живется нелегко. Продается: меховая шуба до полу, две офицерские формы, «роллс-ройс» 1933 года, золотые часы. Впрочем, кое-что в доброй старой Англии оставалось неизменным: одно из объявлений гласило, что викарий (обремененный, видимо, то ли большим семейством, то ли напряженной общественной жизнью) ищет приход в сельской местности с просторным домом; рекомендации епископа будут представлены по первому требованию.

Итак, 25 октября 1946 года жизнь в Кембридже шла своим чередом. А внимание Клуба моральных наук было приковано к двум эмигрантам из Вены, чьи пути легко могли пересечься десять или двадцать лет назад в пределах Рингштрассе, — однако судьбе было угодно свести их лицом к лицу только сейчас и здесь, в почтенном и престижном академическом заведении Англии.

Пытаясь по крупицам восстановить события того вечера, мы должны помнить, что и Поппер и Витгенштейн пришли на эту встречу в разном расположении духа и с совершенно разными целями. Поппер шел сражаться и побеждать; Витгенштейна же влекло чувство долга: он был обязан защитить Клуб моральных наук и философию в целом от эпидемии проблем.

Десять лет назад Поппер уже выступал в Клубе; правда, Витгенштейн тогда не пришел из-за простуды. Но теперь было совсем другое дело. Тогда, в 1936 году, Поппер был «перекати-полем» — жена в Австрии зарабатывала им обоим на жизнь преподаванием в школе, а он искал постоянную должность в университете — в Вене это было невозможно из-за еврейского происхождения. Ему не хватало денег, он ютился в трущобах, был чрезвычайно щепетилен и чувствителен к собственным неудачам. Теперь, десять лет спустя, он уже не страшился завтрашнего дня: у него была хорошая, надежная работа, уверенная и независимая философская позиция и, наконец, признание именно там, где нужно, то есть в Англии. «Открытое общество» в ноябре 1945 года наконец-то было издано в Лондоне, и когда Поппер вернулся из Новой Зеландии, Англия встретила его с восторгом и уважением. В его сорок три года, это было как нельзя кстати: Поппер боялся, что никакой английский университет не захочет взять на постоянную работу лектора старше сорока пяти.

В рецензии на «Открытое общество» в Sunday Times сэр Эрнест Баркер, политолог и специалист по античности, восхищался «изобилием сокровищ — классическая ученость, научная глубина, логическая тонкость, философский размах». Историк Хыо Тревор-Роупер писал о ней как о «великолепном и чрезвычайно своевременном достижении… важнейшей работе по современной социологии… [Поппер] восстановил в правах свободный выбор и волю человека».

Но не все критики проявляли такой энтузиазм. Анонимный обозреватель Times Literary Supplement (это был Гарольд Стэннард из The Times), озаглавивший рецензию «Платону предъявлено обвинение», писал: «Книга доктора Поппера — продукт своего времени; как и нынешняя пора, она серьезна, требовательна и полна надежд. Ее достоинства и недостатки, искренность и догматизм, взыскательная критика и интеллектуальное высокомерие — все это типично или, как минимум, симптоматично для нашей эпохи». В апреле 1947 года, полгода спустя после встречи в H3, Гилберт Райл в своем обзоре книги для журнала Mind занял ту же позицию. С одной стороны, он высоко оценил эту «впечатляющую и важную книгу, критикующую догмы, которые лежат в основе наиболее влиятельных политических теорий и, как следствие, оказывают существенное воздействие на реальное состояние дел человечества». Но с другой стороны, у Райла вызвал большие сомнения тон автора книги: он опасался, что из-за своей «несдержанной и местами ядовитой критики» Поппер рискует оттолкнуть от себя читателя и что «резкость его комментариев отвлекает от их глубокого смысла… Защитнику свободомыслия не пристало употреблять бранные выражения, свойственные его врагам». Хотя Витгенштейн клялся, что не читает Mind, об этой рецензии он знал, и она внушала ему отвращение — почти наверняка из-за прозрачного намека Райла: «Не пропустите примечания, содержащие интересные и важные взгляды на эзотеризмы Витгенштейна». («Эзотерический» — это был термин, который Поппер употребил в одном из пространных примечаний к «Открытому обществу», ожесточенно критикуя Витгенштейна.)

«Несдержанный», «ядовитый», «резкий» — годятся ли эти эпитеты для описания тона, каким изъяснялся Поппер в аудитории НЗ? Конечно, он шел спасать философию от губительного влияния Витгенштейна; но, возможно, ему хотелось еще и поквитаться за то, что Cambridge University Press — первое британское издательство, в которое он обратился, — отвергло «Открытое общество», защищая Витгенштейна. И хотя обычно Cambridge University Press не объяснял причин отказа, фон Хайеку конфиденциально сообщили, что на сей раз таковых было две. Фон Хайек передал Гомбриху, а тот — Попперу, в Новую Зеландию, что, во-первых, книга чересчур длинна, а во-вторых, академическое издательство не должно публиковать работу, столь непочтительную по отношению к Платону. Услышав это, Поппер не замедлил ответить: «Подозреваю, что Платон — это лишь эвфемизм для трех "W": Уайтхед (Whitehead), Витгенштейн (Wittgenstein), Уиздом (Wisdom)».

В тот вечер Поппер не упускал из виду еще одну кембриджскую фигуру — Рассела. Претендуя на роль интеллектуального наследника Рассела, Поппер исподволь стремился произвести на него впечатление, что для конфликта в НЗ создавало еще одну, побочную сюжетную линию. Для Витгенштейна же это было просто очередное собрание Клуба моральных наук, каких за последние тридцать пять лет состоялось великое множество. Однако шел он на него в дурном расположении духа, преисполненный ненависти к Кембриджу, и потому конфликт, скорее всего, был неизбежен. Месяцем раньше Витгенштейн записал в дневнике «Все здесь мне отвратительно. Эта чопорность, эта неестественность, это самодовольство. Меня тошнит от университетской атмосферы». Он постоянно думал о том, чтобы оставить должность.

К тому же он ощущал себя ужасно измотанным. В том семестре он много времени проводил со студентами: занятия два раза в неделю по два часа, домашние семинары раз в неделю по два часа, день с Норманом Малкольмом, день с Элизабет Энском и Васфи Хайджабом. Будучи сам глубоко убежденным в действенности витаминов и убеждавший в этом других, Витгенштейн недавно открыл для себя витамин В и с его помощью боролся с усталостью и перепадами настроения. Но, с витаминами или без них, преподавание всегда изнуряло его, доводя до предела нервную усталость.

Думал ли он о своем будущем оппоненте? По-видимому, нет. До этого дня Витгенштейн ведать не ведал о земляке и коллеге, горевшем желанием вступить с ним в схватку. Парой недель раньше, когда Питер Мунц упомянул, что в Новой Зеландии он учился у доктора Поппера, Витгенштейн ответил: «Поппер? Никогда о таком не слышал». Учитывая, что Поппер столько лет оставался в тени, а Витгенштейн не интересовался современными философами, — более чем вероятно, что так оно и было.