Иван Поляков - Краснов-Власов.Воспоминания

• Название: Краснов-Власов.Воспоминания
• Автор: Иван Поляков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Иван Алексеевич Поляков (1886–1969), генерал-майор Генштаба Русской императорской армии. Окончил Николаевское инженерное училище и два класса Императорской военной академии (в 1914 году). Участник Первой мировой войны. Во время гражданской войны воевал с Добровольческой Армией на Дону, был начальником штаба Донской армии. Выехал в Константинополь после победы большевиков, затем переехал в Югославию. Во время второй мировой войны был в непрерывном контакте с атаманом Красновым и генералом Власовым. После войны эмигрировал в Америку, умер в Нью-Йорке. Одна из самых интересных и еще совсем не исследованных до конца страниц русской истории: борьба генерала Власова и его армии с большевиками на стороне немцев в период Второй мировой войны. Поляков который не был участником Второй мировой войны, был непрерывно в контакте с обоими генералам с начала декабря 1944 года до марта 1945 года. Он пользовался их доверием и был в курсе всего, что касалось непростых отношений между генералом Красновым и Власовым. Беседы часто записывались автором, поэтому он приводит подлинный материал эпохи. Интереснейший материал, живое свидетельств одного из очень важных феноменов русской истории в эмиграции: власовского движения.

---

Поляков Иван Алексеевич Краснов-Власов. Воспоминания

Ген. П. H. Краснов

Ген. А. А. Власов

Только будущий историк, свободный от субъективных переживаний и впечатлений, руководствуясь не сердцем, а холодным рассудком, описывая нашу эпоху, не сможет обойти молчанием славных имен этих двух выдающихся русских патриотов, своей жизнью запечатлевших жертвенную верность Родине и Долгу и на основании сухих, исторических материалов, скажет о них свое последнее, правдивое слово, отведя, каждому из них по заслугам, место в истории.

Нам современникам, находящимся еще под свежим впечатлением только что пережитого, такая задача едва ли по силам. Но как участники или случайные наблюдатели тех или иных событий, мы не только можем, но и должны облегчить будущему Карамзину его трудную задачу, изложив правдиво и беспристрастно то, чему мы были живыми, непосредственными свидетелями.

И я льщу себя надеждой, что, быть может, мне удастся в моих «Воспоминаниях» начертать то подлинное, что я видел или слышал, или что промелькнуло предо мною.

Не принимая участия в минувшей войне, я случайно, по воле судьбы и стечению обстоятельств, столкнулся с названными генералами и, примерно, от начала декабря 1944 г. до марта 1945 года, был с обоими в непрерывном контакте.

Пользуясь их доверием, я часто посещал генералов и, в то же время, был совершенно независим от них, что дает мне основание полагать, что едва ли кто либо другой как я, был так в курсе того, что касалось взаимоотношений генералов Петра Николаевича Краснова и Андрея Андреевича Власова. Именно эти взаимоотношения и послужат, главным образом, содержанием моих «Воспоминаний», причем, многие разговоры, которые мне пришлось в свое время вести с ними, были мною тогда записаны под свежей памятью, почему часто я привожу подлинные слова генералов. В остальных случаях приходится ограничиться передачей лишь смысла.

Должен еще оговориться, что по вполне попятным причинам, я вынужден всех лиц, с которыми я встречался и каковые, по моим сведениям, еще живы, упоминать под инициалами и только заведомо погибших, я называю полными именами.

С П. Н. Красновым меня связывала старая дружба совместной работы на Дону, во время Гражданской войны, в качестве его ближайшего сотрудника, а с А. А. Власовым, я не только сдружился, но и высоко ценил его, как человека необычайной силы воли, большого русского патриота, человека прямолинейного, решительного, всегда знавшего — чего он хочет.

Покинув в ноябре месяце Югославию и прибыв в Зальцбург, я, через три дня, во время одной бомбардировки, потерял все мои вещи и огорченный этим, уехал в Вену. Но мои мытарства только что начинались.

Здесь меня начал преследовать «Арбайтсамт», усиленно стремясь завербовать меня рабочим на фабрику, чему я, естественно, всячески противился. Еще сложнее обстоял вопрос с комнатой в отеле. Портье ежедневно напоминал мне, что я могу у них оставаться не более пяти дней п, в противном случае, грозил полицией. Наконец, еще более суровым и требовательным оказался чиновник учреждения, ведавший продовольственными карточками, который категорически не желал выдавать мне таковые, пока я не принесу ему подтверждения, что я работаю.

Чувствуя свою беспомощность и бессилие бороться на три фронта, я решил обратиться за содействием в казачий штаб, о существовании которого в Вене я слышал, будучи еще в Югославии.

Благодаря любезности начальника штаба, ротмистра Андерсона и его помощника есаула Е., все житейские вопросы были быстро улажены. Штаб выдал мне особое удостоверение, каковое я предъявил в отеле и оно вполне удовлетворило моего сурового и требовательного портье. Продовольственные карточки мне было предложено получать через казачий штаб.

Там, обычно, от раннего утра, до позднего вечера, был непрерывный, крайне пестрый, поток людей, весьма разнообразных, как по своему социальному положению, так и по профессии и званию. Большинство из них, надо сказать, не были казаками и, вообще, ни с какой стороны к казачеству не принадлежали. Ими всеми руководило непреодолимое желание, во что бы то ни стало, попасть в Италию, где условия жизни, по сравнению с Германией, были несравненно лучше, а бомбардировки много реже и в значительно меньшем объеме. Так как получить обычную визу для въезда в Италию было почти невозможно, то оставался единственный путь осуществить свое намерение через казачий штаб. Ссылаясь на потерю документов, большинство из них стремилось как то доказать свою кровную связь с казачеством. Обычно, почти всем это легко удавалось. Получив командировочное свидетельство для поездки в Италию, в казачий стан Доманова и, имея при этом возможность перевезти в казачьих эшелонах свое, порой чрезвычайно огромное имущество, многие, переехав границу, вместо стана Доманова, проникали вглубь Италии, где и устраивали свое личное благополучие. Естественно, что на этой почве широко процветало злоупотребление.

Посещая штаб и встречая иногда моих друзей и знакомых, я постепенно входил в курс всего, что было связано с казачьим вопросом. Благодаря моему штатскому одеянию, я зачастую присутствовал при весьма откровенных разговорах рядовых казаков между собою, каковые, если бы я был в форме, я конечно бы, не услышал. Самая излюбленная тема была Власов и Русская Освободительная Армия (РОА). Здесь Власова расценивали, как народного вождя, ставили на высокий пьедестал и с уважением произносили его имя. Все надежды эти люди возлагали только на его армию, каковая в их воображении была многомиллионной и уже боролась на Восточном фронте, совершая чудеса храбрости, причем, красноармейские дивизии, будто бы, целиком переходили на ее сторону[1].

Но, если на эту тему велись разговоры в соседней комнате, где работали и собирались офицеры, то они обычно принимали очень острую форму прений. Одни были за Власова, другие — против.

Под впечатлением этого, в моем сознании невольно возникал вопрос — каково же отношение руководящих казачьих кругов к Власову и, в частности, отношение к нему П. Н. Краснова.

Примерно, в конце ноября или в первые дни декабря, меня посетил приехавший из Берлина, мой старый друг Генерал Н. Я был очень рад этой встрече и в дружеской беседе, он ориентировал меня о том, что происходит в казачьих кругах, а, в частности, и о работе Главного Управления Казачьих Войск в Берлине. Прощаясь со мной, Ген. Н. спросил: «Отчего я не еду к Краснову?» На его вопрос, я ответил вопросом: «А зачем?» и затем добавил: «Ты будешь видеть П. Н. Краснова, передай ему мой сердечный привет и скажи, что я оставил Югославию и сейчас нахожусь в Вене. Мой адрес известен Казачьему штабу».

Не прошло, мне помнится, и пяти дней, как я получил из Берлина, от Донского Атамана Ген. Татаркина телеграмму, в которой он просил меня немедленно прибыть к нему. Крайне заинтересованный причиной моего вызова, я с первым поездом выехал в Берлин и на следующий день вечером, встретился с Донским Атаманом. Оказалось, Атаман, узнав, что я нахожусь в Вене без дела, решил вызвать меня, чтобы обсудить некоторые казачьи вопросы. Была еще и другая причина. Ему предстояла неприятная встреча с П. Н. Красновым. Дело в том, что перед этим он был в Италии, где посетил донские полки и казачьи станицы. Эту поездку Атаман совершил отчасти вопреки желанию Ген. Краснова, который считал Ген. Татаркина исполняющим обязанности Донского Атамана[2] — Ген. Краснов признавал такой поступок Недопустимым, ибо все казачьи части подчинялись ему, а потому написал Атаману не особенно приятное письмо и вызывал его к себе для объяснения. Последний, полагая, что мое присутствие, в известной «степени, сможет смягчить гнев Петра Николаевича, просил меня сопровождать его к Ген. Краснову.

Донской Атаман рассказал мне, что недавно в Праге происходило немногочисленное собрание казачьих представителей, преимущественно, из Чехо-Словакии. На нем присутствовал и Ген. А. сделавший заявление, что он по русской линии и генеральному штабу приглашен Ген. Власовым на предстоящий съезд для выработки программы Комитета Освобождения Народов России. После долгих и горячих дебатов, собрание уполномочило генералов А. и Б. представлять на этом съезде донских казаков. Позже мне стало известно, что когда об этом постановлении узнал Ген. Краснов, он горячо протестовал, считая его — незаконным. Как-то в беседе со мной, коснувшись этого вопроса, Петр Николаевич сказал, что случайная, небольшая кучка казаков не имеет права никого уполномачивать, представлять собою Донское казачество, а потому он не может рассматривать генералов А. и Б. представителями донских казаков в Комитете Власова.

Не могу сказать, чтобы миссия, предложенная мне. Ген. Татаркиным, особенно мне нравилась, но отказать Атаману я не считал возможным.