Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

• Название: Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 5-8189-0598-5

Неизвестный роман Александра Дюма!

Автор «Трех мушкетеров» считал его одним из своих лучших творений! На русском языке печатается впервые!

«Шевалье де Сент-Эрмин» — столь же великолепный образец приключенческой литературы, как «Три мушкетера» и «Граф Монте- Кристо».

В романе есть все, что мы так любим в книгах великого француза: умело закрученная любовная интрига, ловкие, отважные герои, прекрасные женщины, неожиданные повороты событий, вероломные злодеи, роскошь и великолепие Франции.

---

— Сколько вам лет?

— Двадцать семь.

— Любопытно, но вы кажетесь одновременно и младше, и старше своего возраста. Сколько времени прошло с тех пор, как вы вышли из тюрьмы?

— Три года.

— Чем вы занимались все это время?

— Я воевал.

— На море или на суше?

— На море с людьми, на суше — с дикими тварями.

— А на море против кого вы воевали?

— Против англичан.

— А за кем охотились на суше?

— За тиграми, пантерами, удавами…

— Значит, вы были либо в Индии, либо в Африке…

— Я был в Индии.

— В какой части Индии вы были?

— В той части, которая почти неизвестна миру: в Бирме.

— Участвовали ли вы в каких-либо крупных морских сражениях?

— Я был при Трафальгаре.

— На каком корабле?

— На «Грозном».

— Стало быть, вы видели Нельсона?

— Да, и даже вблизи.

— Как вам удалось не попасться англичанам?

— Мне не удалось: я был арестован и отпоавлен в Англию.

— Вас обменяли?

— Я сбежал.

— С понтонов?

— Из Ирландии.

— А куда следуете сейчас?

— Я не знаю.

— А как ваше имя?

— У меня его нет. При нашем расставании вы можете назвать меня каким-нибудь, и я возьму на себя обязанности крестного сына по отношению к крестному отцу.

Молодой офицер смотрел на своего компаньона в изумлении: он чувствовал, что в его неустроенной и бродячей жизни крылась какая-то тайна; он был благодарен ему за все ответы, которые получил у него, и не хотел допытываться о тех вещах, которые тот скрывал.

— А я, почему вы не спрашиваете, кто я? — спросил он.

— Я не настолько любознателен; но если это не составит вам труда, что ж, буду вам благодарен.

— Α-a! Моя жизнь в такой же степени прозаична, в какой ваша любопытна и, может быть, поэтична. Меня зовут Шарль Антуан Мане, я родился 4 ноября 1777 года в маленьком городке Орийяке, что в департаменте Канталь. Мой отец был королевским прокурором гражданского суда. Видите, я не восхожу своими корнями к французской аристократии. Кстати, а какой вы носите титул?

— Титул графа.

— Я учился в колледже моего родного городка, и это в некоторой степени вам объясняет, откуда мое несколько легкомысленное отношение к учебе. Власти моего департамента, признав во мне склонность к военному ремеслу, отправили меня в школу Марса. Я особенно увлекался артиллерией и делал такие успехи, что в шестнадцать лет уже стал инструктором. Но затем школа Марса была расформирована[116], и мне оставалось сдать экзамен. Я успешно его сдал и был прикомандирован к третьему батальону Канталя, а оттуда — в двадцать шестой линейный полк. Войну я начал в 1795 году; четыре года в действующих армиях на Рейне и Мозеле; 7,8 и 9-й годы Республики — в Итальянской армии. Был тяжело ранен при Нови и лечился шесть недель, присоединился к своему полку на генуэзском побережье. Вы когда-нибудь питались мясом бешеной коровы?

— Да, иногда.

— Так вот, я питался им каждый день и мог бы рассказать вам, что это такое. Произведен в лейтенанты, б июня прошлого года представлен к Ордену Почетного Легиона; после сражения при Аустерлице — капитан; сейчас я — адъютант великого герцога Бергского и от его имени везу весть о вступлении Наполеона в Берлин его брату Жозефу, перед которым также отчитаюсь во всех перипетиях сражения при Йене, я в нем принимал участие; а по возвращении я дал себе слово стать командиром эскадрона, что было бы очень славно в двадцать девять лет. Вот и вся моя история; как видите, она короткая и не очень интересная; но что действительно интересно, это то, что мы уже в Веллетри, и я умираю с голоду. Давайте спустимся и пообедаем.

Поскольку безымянный путешественник не видел никаких препятствий, чтобы принять это предложение; он вылез из экипажа и вместе с будущим командиром эскадрона Шарлем Антуаном Мане вошел в гостиницу «Рождение Августа». Это название могло означать только то, что гостиница, и оставим доказательства археологам, была возведена на развалинах дома, в котором родился первый римский император.

CIII ПОНТИНСКИЕ БОЛОТА

Обед путешественников оказался скверным, но они благоразумно решили не предъявлять жалоб на дурное обращение в «Рождении Августа»: сам Август на троне съедал на обед две сушеные рыбы и запивал их стаканом воды. Здесь все было в точном соответствии с традициями, которые с рождения окружали Августа, пророча ему, сыну мельника и африканки, великое будущее и власть над миром.

Не Антоний ли ему говорил: «Твоя бабка была африканка, твоя мать крутила жернова в Ариции, а отец ссыпал муку руками, грязными от денег, что он наторговал в Нерулоне»?[117]

Но были знамения.

Его мать Атия спала на носилках в храме Аполлона, а мраморная змея, обвившаяся вокруг посоха в руках статуи, изображавшей бога медицины, отделилась от жертвенника, подползла к носилкам, забралась в них и обвилась вокруг Атии; когда змея покинула носилки, Атия зачала ребенка.

Однажды, когда он шел в школу и держал в руке кусок лепешки, на него опустился орел, схватил его и унес, а в следующее мгновение вернул его, всего пропитанного амброзией[118].

И, наконец, в его дом ударила молния и освятила его.

В это время в Веллетри был праздник, и сюда съехались крестьяне со всех окрестных деревень.

Танцевало все.

Испокон веков на половине итальянских земель принято было танцевать, когда другая половина плакала; жителей первой половины не волновало, вступили ли французы в Рим, захватили ли Неаполь, осаждали ли Гаету и доносится ли с той стороны Понтинских болот канонада 24-фунтовых пушек, превращающих города в развалины.

«Сжимайте кольцо осады», — писал своему брату Наполеон.

Жозеф повиновался и сжимал кольцо осады.

Французам улыбались; молодые женщины протягивали руки и увлекали их в круг танца; они не отводили свои лица от губ французов; но когда с французами оставались наедине, закалывали их кинжалами.

Постояльцы, обедавшие за тем же столом, с жадностью смотрели то на мешочек с золотом, из которого более молодой вынул луидор расплатиться за трапезу стоимостью в четыре франка то на бумажник, который старший вынул из плаща, чтобы переложить в карман.

Веллетрийский староста, прогуливавшийся между пьющими и танцующими, с не меньшей алчностью поглядывал на эти богатства, и, чтобы заполучить их, он предложил молодым людям то же, что прежде предлагал станционный смотритель, а именно: четырех человек сопровождения для перехода через Понтинские болота.

Однако Мане достал из своей дорожной сумки два своих пистолета и похлопал рукой по своей сабле, в то время как его приятель проверил оба заряда его карабина.

— Вот наше сопровождение, — ответил Мане, — и французам не нужно никакого другого, кроме их собственного оружия.

— Месяц назад, — насмешливо проговорил староста, — здесь ужинал один французский адъютант — так же, как ужинаете вы; он тоже был хорошо вооружен, насколько я мог судить, но потом я это же оружие увидел в руках у других людей, которые убили его.

— И ты не остановил их? — возмущенно закричал Мане, приподнимаясь на своем месте.

— Мои обязанности состоят в том, чтобы предлагать сопровождение путешественникам, а не в том, чтобы останавливать тех, кто их убивает, лишь потому, что те отказались от моих услуг; я выполняю только свои обязательства.

Мане не склонен был спорить, он сделал знак своему товарищу, и оба встали из-за стола и направились к кабриолету, уже сменившему и почтаря, и лошадей. Они щедро расплатились с тем, который привез их в Веллетри, и галопом пустились в сторону Понтинских болот.

Эти земли римской области, простирающиеся от Веллетри до Террачины, то есть до рубежей Неаполитанского королевства известны своей двусмысленной славой и отравленным воздухом, вдохнув который можно было распрощаться с жизнью, не успев попасться разбойникам.

Помните ли вы барку нашего великого живописца Эбера[119], с изможденным и бледным моряком, его женой, кисти рук которой свисают в воду канала, и эти яркие зеленые овощи; в них зажгла растительную жизнь та самая зловонная земля, в которой жизнь человеческая угасает подобно факелу?

Во время обеда опустились сумерки, и когда молодые люди вышли из гостиницы, серебристый свет огромного лунного диска освещал их путь, а листва на деревьях обретала мраморный оттенок. Время от времени на их пути по сторонам вдруг вставали махины скал, бросавшие на дорогу огромные тени, и казалось, скалы рухнут на путешественников, проходивших у их подножий.

Чем ближе становились Понтинские болота, тем чаще к небесам поднимались огромные воздушные полосы, но не облаков, а пара; они заволакивали лунный диск, перед которым проплывали черной дымчатой вуалью. Даже небо приняло странные оттенки, болезненно-желтоватые; в тусклом свете фонарей, едва пробивающем плотный воздух, можно было разглядеть в больших лужах движения громадных животных, размеры которых к тому же обманчиво увеличивала ночь; они шумно дышали, высунув головы из воды. Это были дикие буйволы, для которых эти болота стали настоящим спасением: даже самые бесстрашные из охотников не решались забраться в гущу этих болот.