Эвелин Левер - Мария-Антуанетта

• Название: Мария-Антуанетта
• Автор: Эвелин Левер
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00383-3

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».

Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.

Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.

Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.

Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

---

Мы договорились с королем, и министры ни о чем не знали до того момента, когда король приказал арестовать кардинала. Я была очень тронута его непреклонностью и решительностью. Уже при аресте кардинал попросил короля не делать этого, на что тот ответил, что не может не сделать этого ни как король, ни как муж. Я надеюсь, что вся эта история скоро закончится. […] Во всяком случае я хочу, чтобы все стало ясно и понятно и тайна не повлекла за собой никаких домыслов и слухов».

Глава 18. СКАНДАЛ

Несмотря па переживания и волнения, связанные с этим делом, Мария-Антуанетта не прекращала репетиций «Севнльского цирюльника». В конце августа, в уютном театре Трианона, она сыграла Розину с «большим успехом, который отразился в бурных аплодисментах», — так писал Гримм, который считался «строгим критиком». Партнерами королевы были граф д'Артуа в роли Фигаро, Водрей — графа Альмавивы. Королева очень высоко ценила пьесу Бомарше и пригласила автора на премьеру, где присутствовали лишь приближенные Ее Величества. Напомним, что «Женитьба Фигаро» имела небывалый успех в Париже. И снова Мария-Антуанетта оказалась на высоте, почтив своим вниманием самого модного драматурга того времени, который казался ей просто очаровательным.

29 августа 1785 года двор переселился в Сен-Клу. Ничто не могло развлечь королеву больше, чем ее жизнь в новой резиденции, которая отныне принадлежала только ей. Однако большинство придворных не разделяли этого веселья. Дворец оказался слишком тесным, чтобы вместить всех придворных, и поэтому некоторым пришлось стоять на квартирах у местного населения. Так, было зарезервировано несколько самых красивых деревенских домов для придворных Марии-Антуанетты. Одна пожилая хозяйка, разгневанная, что ей не платили за снятое жилье, решила подать жалобу на нарушение закона. История дошла до ушей Людовика, который лишь посмеялся над ней вместе с королевой. «Могу я надеяться, по крайней мере, — спросила королева с улыбкой, — что меня не привлекут за это к суду?» «Ну, разумеется, — ответил король, — но советую вам уладить это дело, поскольку репутация ваша может от этого пострадать».

Дело кардинала ее полностью удовлетворило. 5 сентября король вручил официальное решение парламенту. Официальный текст письма передает нам общую тональность процесса: «Мы можем быть уверены, что те, кто осмелится использовать имя королевы, понесут наказание, несмотря на заслуги и звания. Мы думаем, что наш долг осудить перед лицом Франции вышеупомянутого кардинала. Мы принимаем во внимание то, что он был обманут некоей мадам ла Мотт Валуа, однако, хотя и невольно, но явился соучастником преступления». Король передал свое послание парламенту, а также наделил его полномочием осудить «соучастника».

Везде — от Версаля до самых бедных парижских кварталов — говорили о деле кардинала. Он представал этаким старым совратителем, святошей, который серьезно подмочил свою репутацию. На память приходили сразу его забавы и утехи, и вот теперь наступила расплата за тайные наслаждения. Слухи ходили разные. Говорили даже, что граф Калиостро помогал ему своими потусторонними силами. Франция и Европа внимательно следили за событиями, в которые самым странным образом была замешана королева. В Ландресизе, где находился гарнизон Ферзена, также стало известно об этой истории. В одном из своих писем Густаву III от 9 сентября Ферзен пишет: «Вся эта история, в которую замешан кардинал, здесь, в провинции, кажется совершенно невероятной. Трудно поверить, что все дело в ожерелье, подписи королевы стало причиной суда над кардиналом. Здесь гораздо охотнее верят в существование неких политических причин, которых на самом деле могло и не быть. В Париже все говорят о какой-то тайной игре между королевой и кардиналом, о том, что их связывает что-то, и королева действительно попросила купить его это ожерелье. […] Говорят даже, что королева притворялась, будто она ненавидела кардинала, лишь для того чтобы скрыть от короля свой роман, и король, узнав об этом, решил отомстить кардиналу».

В письме Ферзена можно найти все те обвинения, которые выдвигались против королевы. Эта история с ожерельем окончательно закрепила в обществе сложившийся портрет королевы — легкомысленной и взбалмошной женщины, которая легко забывала о своих обязанностях, о своем долге перед народом, забывала обо всем ради забав и развлечений, которая обманывала короля, пользовалась его слабостями. Ее обвиняли в том, что она продолжала служить интересам Австрии. В это время, согласно договору, Франция должна была выплатить 2 000 000 флоринов Голландии, чтобы прекратить конфликт между Австрией и Голландией. Теперь королева была виновата и в этом…

Из всех сплетен Мария-Антуанетта запомнила лишь те, предметом которых становилась ее личная жизнь и история с ожерельем. «Кардинал обесчестил мое имя своими махинациями, — писала она брату 19 сентября. — Возможно, из-за неимения средств он решил, что сможет заплатить ювелирам когда-нибудь, и считал, что его обман не раскроется. […] Что до меня, я очень хочу не слышать больше об этом кошмаре; суд состоится в декабре. Я никогда не забуду, как король повел себя в это время; я была поражена его поведением и поведением министров […], никто из них не встал на сторону кардинала, хотя многие связаны с ним или с его родственниками». Тем не менее, несмотря на уверенность королевы и обвинения, выдвинутые против кардинала, симпатия народа была на стороне последнего. Он выглядел, скорее, жертвой в этой истории, и его просто жалели. Критика не обошла барона де Бретеля, который был известен как министр, особо приближенный к королеве и пользовавшийся доверием короля. Ему ставили в вину поспешные действия во время ареста кардинала.

«Протокол процесса не определяет историю с ожерельем, как правонарушение, хотя именно этот термин используется в обвинительных письмах, — читаем мы в „Тайной переписке“. — Слухи свидетельствовали о том, что, по мнению народа, вся история с кардиналом лишь плод интриги барона. Трудно себе представить, как подобная идея вообще могла появиться и сколько сторонников кардинала рассуждали именно так. Воистину, кардинал был для них жертвой министерских махинаций». Те же мысли мы можем встретить и в записках аббата Вери, он как раз находился в Париже. Аббат задает себе вопрос, почему министру, который сразу же взял под стражу кардинала, понадобилось целых три дня, чтобы арестовать мадам де ла Мотт? И почему не схватили ее мужа? Почему ему позволили сбежать? Судьба кардинала «очень интересует всех, — отмечал Вери 10 октября. — Мне все же кажется, что суд признает его невиновным».

Пребывание в Сен-Клу очень не нравилось Людовику XVI. Он жаловался на то, что видел здесь одних лишь праздношатающихся. И действительно близость к Парижу и Булонскому лесу привлекала сюда толпы людей, сильно отличавшихся от тех, кого можно было встретить обычно в Версале. Король заторопился ехать в Фонтенбло, а королева не стала просить его остаться, поскольку хотела от души насладиться своими грандиозными преобразованиями в этом дворце. Ее апартаменты были полностью готовы. Помимо других новшеств она совершенно переделала кабинет, заполнив его зеркалами, а другой кабинет обставила в восточном стиле, вечером он освещался лампами, которые находились в гардеробной за огромным стеклом. Благодаря разноцветным драпировкам из тафты освещение могло менять окраску. Чтобы отправиться в Фонтенбло, Мария-Антуанетта приказала построить специальную лодку — это был ее очередной каприз. Лодку, на английский манер, называли яхтой. Каждая деталь яхты была сделана с большим вкусом и истинно английским качеством: мрамор, красное дерево, скульптуры, позолота, будуары, кают-компания и даже гостиная с кухней — все было на королевской яхте. Подобный каприз обошелся Франции в 100 000 ливров. При большом скоплении народа 10 октября Мария-Антуанетта поднялась на яхту. «Королева была в веселом расположении духа», — писал один из очевидцев аббату Вери. «Это было словно новые туфли для четырехлетнего ребенка, — именно так аббат воспринимал ликование уже взрослой и уже королевы. — В тридцать лет пора бы стать и серьезнее. Это может позволить себе восемнадцатилетияя дочь богатого промышленника, которая […] поднялась на борт ослепительно красивого судна, но, когда речь идет о тридцатилетней женщине, хотелось бы видеть нечто более серьезное и подобающее не только возрасту, но и рангу». Какое странное сравнение в устах высокопоставленного дипломата, аббата, придворного, знающего все тонкости дворцовых интриг! На самом деле ничего удивительного. Аббат Вери представлял Марию-Антуанетту как фаворитку, которая в конце концов добилась своего и вышла замуж. Впрочем, автор далее проводит сравнительный анализ между Марией-Антуанеттой и мадам Дюбарри. И в итоге делает вывод, что капризы королевы «гораздо более дерзкие и наглые, чем капризы любовницы покойного короля». Вкусы становятся «значительно дороже», поскольку они должны отражать достоинства и ранг своего хозяина.