Лана Тихомирова - Тау

• Название: Тау
• Автор: Лана Тихомирова
• Жанр: Фэнтези

---

Глава 15. Немного о повадках Великих Бабочек

Утро, прекрасное утро. Почему его всегда сравнивают с младенцем? Теперь я понимаю, почему… Утро чистое, еще не испорчено словами, оно прекрасно само по себе. Нежаркое еще Ардорское солнце, которое имеет особый золотистый цвет, ласково пощекотало мой нос и ресницы. Я открыла глаза. Рядом лежал Тама, он смотрел на меня, в карих глазах искрились солнечные лучи.

— Почему говорят, что утром женщины не такие прекрасные, как вечером? — тихо спросил он.

— Потому что мне всегда так говорили утром. "Милая, вечером ты была прекраснее!", — тихо ответила я.

— Какие они были идиоты, — так же тихо сказал Тамареск. Он сгреб меня в охапку и крепко прижал к себе, — Святик, как же я тебя люблю!

Вдруг в дверь заколотили, мы одновременно вздрогнули. Тамареск что-то заворчал и пошел открывать, а из-за двери уже раздавались вопли Михаса:

— Друзья, проснитесь! Марлен окуклилась!

Я Быстренько натянула тогу, получилось криво, но зато нагота прикрылась.

Михас влетел бешеный, голубые глаза горели, волосы были растрепаны, он размахивал руками и бессвязно бормотал.

— Михас, успокойся, брат, — Тамареск усадил друга на стул, — Тебе дать попить?

Михас сотворил из воздуха бутыль вина и выпил ее залпом.

— Уже не надо, — хрипло проговорил он.

— Вот пьянь, — в дверях материализовался Гай, — утро не наступило, а ты уже пьешь. Как вчера начал так сегодня продолжаешь. Михас, мне не нравится эта тенденция.

— Дуралей, чтоб ты понимал, — буркнул Михас, — вчера у нас был научный диспут с мастером Ангикохой, он первым сказал, что Марлен окуклится сегодня утром.

— Ага, — перебил Гай, — диспут был настолько научный, что тебя принесли в стельку пьяного слуги. Бедный Шаман, надеюсь, он жестоко мучается похмельем!

— Я все слышу, Гай Кабручек, — раздался из-под потолка голос.

— Я волен говорить, что думаю.

— Как ваше самочувствие, мэтр? — спросила я.

— Спасибо, девочка, за заботу. Надежды господина Кабручека сбылись.

— Ты не так плохо выглядел даже тогда, когда родилась Аута, — заметил Тамареск.

— Чтоб вы понимали! — в сердцах воскликнул Михас, — Чтобы гусеница стала бабочкой, ей надо окуклиться. Если Марлен станет бабочкой, то в нашем распоряжении будет нечто невообразимое.

— Самолет, — сказала я.

— Что?

— В моем мире это называется самолет, — пояснила я. — Только они у нас летают железные. Михас, не спрашивай, я не знаю, как они это делают. В моем мире железный, а в этом мире будет первый альтернативный самолет Ма-1.

Шутка была понятна только мне, остальные отнеслись к известию более, чем серьезно.

— Это нам по воздуху, что ли теперь летать? — спросил Гай.

— Придется. Хотя глаголет истина, что рожденный ползать, летать не может. Но мы можем рискнуть, — подбодрила я.

— В конце концов, мы еще и не такое вытворяли, — улыбнулся Михас. Он уже был вменяем.

— Прошу прощения, а сколько она будет окукливаться? — спросил Тамареск.

— У обычной бабочки на это уходит пять или шесть недель, — задумчиво сказал Михас, — то есть от 35 до 42 дней. Тама, ты изучал рост насекомых при влиянии ЭПА, вот и давай, блещи знаниями.

— Я изучал только рост. Но у червей вроде бы метаболизм становился интенсивнее. Сейчас у последнего образца очень интенсивное пищеварение.

— Ну, предположим, что интенсивность процессов жизнедеятельности зависит напрямую от размера. Марлен в несколько тысяч раз больше своих собратьев, окукливание должно занять примерно час.

— Ну, это нас более-менее устраивает, потому что я хотел бы показать Святе море Наеко, — пробормотал Тамареск.

— Место твоей легендарной попытки утопиться? — хохотнул Гай.

— Это я его чуть не утопила, — сказала я.

— Как так? — все трое вылупили на меня глаза.

— Когда дверь открылась, я увидела во сне ваш ритуал отправки Тамареска ко мне. Тама мне ужасно не понравился.

— Вот видишь, чудовище, я говорил тебе перед отъездом побриться, — съязвил Гай.

— Но потом я увидела Комрада и очень сильно захотела, чтобы он пришел ко мне. Мое желание вытолкнуло Тамареска в воду, а Комрад попал ко мне.

— Вот оно что, — выдохнул Михас.

— Странный способ спасти жизнь, — задумчиво сказал Гай, — Попади к тебе Тама, он бы просто исчез, а так ты его чуть не утопила.

Возникла неловкая пауза.

— Я хочу посмотреть на куколку, — сказала я.

— О, прекрасная мысль, — Гай первым вылетел из комнаты, следом за ним вышел Михас и Тамареск. Я задержалась, оправляла тогу.

Куколка оказалась похожа на огромную порцию сладкой ваты, серовато-жемчужного цвета. Она лежала посреди двора и медленно "дышала". То раздувалась, то сдувалась. В ее тени на песке спал Эток.

— Вот кот, а?! Ему бы только миры посозерцать, — улыбнулся Тамареск.

Эток приоткрыл один глаз, окинул нас взором и изоразил на морде крайнюю степень недовольства.

— Что вы орете? — недовольно сказал он и закрыл глаза.

— Простите, Ваше Святейшество, — кривлялся Гай.

Я подошла к куколке и погладила ее рукой. Она оказалась очень жесткой и шершавой, но теплой. Чувствовалось, что внутри живое существо: оно шевелилось, вибрировало и дышало. Только теперь я поняла, что здесь гудит именно куколка.

— Не знаю, как вам, а мне кажется, что она прекрасна, — Михас прижался щекой к кокону и попытался его обнять.

— Друг, у тебя поразительная страсть ко всему беременному, — поднял одну бровь Гай.

— Это же прекрасно и таинственно. Вот оно есть такое большое, непрозрачное, а потом из него появляется что-то прекрасное и новое, — глаза Михаса лирически заблестели.

— Тебе в детстве всегда подарки запаковывали? — с видом штатного психиатра начал допрос Гай.

— Да, а что?

— Ничего, — заржал в голос Кабручек.

Куколка загудела, как маленькая трансформаторная будка и затряслась. Она пошла трещинами. Треск стоял, будто валят лес. Аккуратно от куколки отваливались куски. Мы отошли на безопасное расстояние. Этока разбудить не удалось и забрать тоже, гигантский кусок кокона чуть не раздавил Тамареска, когда тот пытался спасти кота. Эток спал спокойным сном младенца, среди бушующих родов.

Один из кусков "обшивки" все-таки упал коту на хвост. Эток завизжал и дернулся. С первого раза освободиться не получилось, он рвался, а когда вырвался, то с диким мявом понесся к нам. На его пути упал новый кусок. Обезумевший кот вскарабкался по нему, не выпуская когтей, и сиганул куда-то вверх. В клубах песка и лучах солнца Эток пролетел несколько метров и приземлился на меня. Тут он выпустил когти. Я не успела его поймать и он повис на тоге, полотнище под весом кота стало сползать. Когда Эток рухнул вниз, я оказалась совершенно голой. Благо поднявшиеся клубы пыли прикрыли меня, на время пока я спешно пыталась одеться.

Рядом с нами уже стояли все слуги и стража, сам Шаман, на дворцовых стенах сидели мальчишки.

— В Великие времена я живу. Великая гусеница обратилась с Великую бабочку и глаза мои узрели это. Я счастлив, во истину счастлив! — восклицал Ангикоха.

Марлен, тем временем, переминалась на высоких лапах, пробовала ходить, управлять своими курчавыми усиками. Крылья были сложены за спиной не как у привычных мне бабочек, а по типу веера.

Все, кто присутствовал при сем великолепном событии, хлопали в ладоши, но это действительно было великолепно!

Марлен обернулась к нам. Она раскрыла одно складчатое крыло, и кончик его оказался у наших ног.

— Мы должны лететь. Спасибо, за надежду, мэтр Ангикоха, — я обняла старика.

— Я счастлив был видеть тебя, девочка. Запомни хорошенько — все будет так как ты захочешь. Этот мир тебя никуда не отпустит, пока ты того желаешь.

Я ступила на крыло Марлен. Оно было достаточно жестким и составлено из маленьких чешуек. Окрас был коричнево-зелено-желтый. У местных бабочек не приняты были крылья с узором, в моде пятнистые разводы.

Возникла проблема с Этоком, он наотрез отказывался лететь.

— Я уже летал и продырявил дракона, я больше не хочу летать. Пустите меня, хозяин, пустите! Ну, отпустите, неблагодарный вы двуногий уродец! Я не хочу летать! Я — КОТ! Мне не положено летать! Моя паства без меня не сможет! — Эток извивался, вопил и царапался, еще он ругался, много и грубо.

— Ох, я и не знал, что Архиепископ Пратский знает столько бранных слов, — восхитился Гай, — Эток, скотина, не кочевряжься, давай к нам.

— НЕТ, господин Кабручек, помилуйте, я же никогда не делал вам ничего плохого, я любил вас больше всех, пожалуйста, не надо!

Кот уже рыдал в голос, он захлебывался, так ему было страшно.

— Ладно, скотинка, живи, — сказал Тамареск, которому это все надоело, — На до Пратки добирайся своими лапами!