Карл Отто Конради - Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни

• Название: Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни
• Автор: Карл Отто Конради
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Известный литературовед ФРГ профессор Карл Отто Конради в предлагаемом двухтомном труде рассматривает проблемы жизни и творчества Гёте на широком фоне общественного и духовного развития Германии XVIII–XIX веков. Книга К. О. Конради рассчитана на широкого читателя, желающего глубже проникнуть в духовный мир великого немецкого писателя.

---

У Гёте пробудился интерес к минералогии и геологии: эти и им подобные занятия сделали его естествоиспытателем. «Я ведь приехал в Веймар совершенно несведущим во всех сферах изучения природы, но я взялся за ее исследование в силу необходимости подать герцогу практический совет в ряде его начинаний, замыслов, строительных работ», — поведал он канцлеру фон Мюллеру, когда речь зашла о рудниках в Ильменау (16 марта 1824 г.). Гёте настолько основательно вошел в курс дела, что уже в 1780 году мог в письме Иоганну Карлу Вильгельму Фойгту, который учился в Горной академии во Фрейбурге, дать указания, на что тому следует обратить особое внимание. Он поставил перед Фойгтом задачу обследовать минералогические и геологические условия в герцогстве Саксен-Веймар-Эйзенах, чтобы при случае выявить не обнаруженные до тех пор полезные ископаемые. (Результаты исследований Фойгта были опубликованы в 1781–1785 годах под названием «Минералогические путешествия по герцогству Веймар и Эйзенах».)

Мировоззрение ученого-естествоиспытателя, в особенности же геолога, сформировавшееся у Гёте, отразилось в большом письме, посланном 27 декабря 1780 года герцогу Эрнсту Готскому, в котором Гёте употребляет примечательную формулировку «зримые понятия». Гёте сообщал в нем о сути и целях изысканий «горных дел специалиста Фойгта» и разъяснял принципы проведения наблюдений:

«Созерцающий природу, по моему разумению, должен вести себя подобно оленю или птице, которые не возвращаются в одно и то же место, но пасутся где угодно или же перелетают куда им заблагорассудится. Любая гора для него не слишком высока, всякое море — не слишком глубоко. Поскольку желает он воспарить над всей землею, дух его должен быть свободен, как воздух, обнимающий собою все. Да не отвратит его от наблюдения ни вымысел или россказни, ни теория или чужое суждение. Да отделит он тщательно увиденное от того, что сам предполагает либо почитает за истину. Ведь всякая верно составленная запись бесценна для любого последователя, давая тому зримые понятия далеких от него предметов, приумножая сумму собственных познаний и составляя, наконец, из опыта многих людей как бы единое целое […].

В этом деле, как и в тысячах подобных, зримое понятие следует бесконечно предпочитать научному. Если встать на гору или перед нею, а не то попасть в ее недра, обозреть характер, вид ее слоев и рудных жил, их мощь, а затем еще раз как бы представить воочию в памяти естественный облик и расположение ее составных частей и форм, то благодаря непосредственному наблюдению почувствуешь в душе смутное движение мысли, порождающее зримое понятие!»

Под конец он испрашивал разрешения провести подобные изыскания также и во владениях герцога Готского: «Быть может, при таком исследовании обнаружится нечто полезное и приносящее людям доход. По крайней мере наверняка будет известно, чем вы обладаете, да и на темные стороны вещей, коими занимаются лишь одни махинаторы да кладоискатели, прольется свет».

В 1783 году два члена Управления горных промыслов решили выйти из него, и Гёте обратился к герцогу с просьбой направить сотрудником по проведению работ в Ильменау тайного правительственного советника Кристиана Готлоба Фойгта, а брата его, Иоганна Карла Вильгельма Фойгта, назначить секретарем Управления. Это было начало деловых отношений с Кристианом Готлобом Фойгтом, длившихся несколько десятилетий и способствовавших установлению тесной, доверительной дружбы. Гёте и Фойгт (который впоследствии также стал тайным советником, так что его по праву называли министром классического Веймара) за долгие годы многое задумывали совместно и не раз обращались друг к другу за советом в сложных, щепетильных делах. Переписка их занимает четыре толстых тома.

24 февраля 1784 года горнорудное предприятие в Ильменау было вновь торжественно открыто, причем Гёте сам держал речь по этому поводу. Правда, в конечном счете его добрые намерения не дали плодов. Он настолько был заинтересован в продолжении начатого с таким трудом предприятия, что и в годы своего путешествия по Италии постоянно просил Фойгта сообщать, как обстоят дела в Ильменау. Но добывать руду оказалось слишком трудно, а металла выплавляли из нее слишком мало, чтобы признать достигнутое успехом. Осенью 1796 года обрушилась одна штольня, и ее залило водой, уже это было предвестием катастрофы, и, хотя еще не один год предпринимались попытки спасти рудники в Ильменау, все грандиозные усилия, все новые затраты были тщетны — предотвратить крах предприятия не удалось. В 1812–1813 годах на долю Фойгта выпала неблагодарная задача — ликвидировать рудники. Гёте тяжело переживал неудачу. Целых семнадцать лет, с 1796 по 1813 год, он не бывал в Ильменау, как ни обожал он природу тех мест. Понадобилось приглашение герцога отпраздновать там его день рождения в 1813 году, чтобы Гёте решился отправиться туда, где его постигла неудача в служебной деятельности. Однако все же его деятельность в тех местах принесла немаловажный результат: ему удалось привлечь к ответственности мошенничавшего сборщика налогов по имени Грунер; именно благодаря Гёте в округе Ильменау были приведены в порядок вконец расстроенные финансы и система налогообложения. Принесли плоды и его усилия по созданию там стекольных заводов и шерстяной мануфактуры. Так что после новой встречи с Ильменау у него все же были основания написать своему другу Кнебелю 5 сентября 1813 года: «В Ильменау я провел семь очень приятных дней! […] Пожалуй, все доброе, что замысливалось нами и чего мы добивались там, во всех основных чертах там сохранено и продолжено».

Зимнее путешествие на Гарц

29 ноября 1777 года, в самое мрачное время года, Гёте отправился в путешествие, имевшее все признаки необычного. За два дня до этого герцог уехал охотиться в свои эйзенахские владения, а Гёте пообещал приехать следом, «сделав сначала небольшой крюк». Он, однако, никому не поведал, куда собирается направиться. В дневнике его уже 16 ноября было записано: «Замыслил тайное путешествие». Уже в пути он назвал свое тайное предприятие «паломничеством» (в письме Шарлотте фон Штейн от 7 декабря 1777 г.). Он держал путь в сторону Гарца. Когда потребовалось записаться в книгу приезжих на постоялом дворе, он назвался Иоганном Вильгельмом Вебером из Дармштадта. Поездку верхом в это время года можно назвать как угодно, только не приятной, но всаднику все было безразлично — многое свидетельствует о том, что он желал подвергнуть себя серьезному испытанию.

Эту поездку верхом, первое путешествие Гёте по Гарцу, можно было бы проследить день за днем, от одного городка до другого, но нам придется от этого отказаться. Всадник пересек этот горный массив с юга на север, осмотрел Бауманову пещеру (помимо вершины Броккена, тогда это была известнейшая достопримечательность Гарца), 4 декабря, проехав вдоль всего северного подножия Гарца, добрался до Гослара; он спокойно переносил холодную зимнюю погоду. Вечером того же дня Гёте писал Шарлотте фон Штейн: «Сегодня я вынес совершенно ужасную погоду, невозможно передать, что творят бураны в здешних горах […]. Я выдержал это приключение отлично, без потерь, как сам заранее себе все и расписал, и Вас мой рассказ позабавит, но предназначен он лишь для Ваших ушей, а для герцога и прочих все должно сохраниться в тайне. Приключение мое непритязательно, но прекрасно, в нем нет ничего особенного, но и очень много — одним лишь богам ведомы их желания, и, что бы ни желали они совершить над нами, да исполнится это!» Что за тайна в этих словах, окрашенных религиозным чувством, которые он доверил письму! В следующие дни он посетил горнорудный бассейн Гарца, спускался в различные рудники — и вот 10 декабря кульминация:

«Рано поутру — к торфяному домику, по глубокому снегу. Четверть одиннадцатого отправились оттуда на вершину Броккена. Снег в локоть глубиной, но шли не проваливаясь. В четверть второго — на вершине. Чудесный радостный миг, весь мир в облаках и в тумане, а здесь наверху — ясно. Что есть человек, что ты помнишь его […]» (запись в дневнике).

Последнее предложение, цитата из восьмого псалма, слово в слово повторяет его же запись в дневнике за 8 ноября 1776 года, в первую годовщину приезда в Веймар! Лишь с трудом поэту удалось заставить лесника проводить его по снегу на вершину Броккена — туда от торфяного домика еще не было дорожки. Достойно удивления, сколь серьезным испытаниям подвергал себя Гёте во время этого путешествия по Гарцу. После восхождения на Броккен было несколько тяжелых утомительных спусков в рудники, а потом еще два дневных переезда верхом на коне через Дудерштадт до Мюльхаузена; 15 декабря он наконец прибыл в Эйзенах, проехав последний участок пути в почтовой карете. Там его дожидался герцог.

Но для чего этот «небольшой крюк», да еще все в такой тайне, — ведь ради этого потрачено более двух недель и столько пришлось претерпеть? Несомненно, Гёте, приступивший к сложной задаче возрождения рудников в Ильменау, желал составить себе лучшее, более конкретное, представление о горных разработках вообще и в том числе о рудниках. Об этом ясно свидетельствуют как письма Шарлотте фон Штейн, дневниковые по своему характеру, присланные ей с дороги, так, впрочем, и сам дневник. «Обитаю сейчас, как Вы, вероятно, уже сами догадались, вблизи от рудников и в них самих» (9 декабря 1777 г.). Столь долгая поездка, столь далекий крюк, какой он позволил себе сделать, дали ему также возможность временно отдалиться от придворного общества со всеми его нормами, всей регламентацией. «До чего же сейчас, во время сумрачного своего путешествия, преисполнился я любви к тому классу людей, который называют низшим! Для господа же бога этот класс — высший!» (4 декабря 1777 г.). Но Гёте не просто намеревался набраться знаний в горном деле или же ненадолго вырваться из душной придворной атмосферы: он замыслил куда большее и совсем иное. Этим путешествием верхом на коне по зимнему Гарцу, своим необычным восхождением на заснеженную вершину Броккена он как бы подверг испытанию свое решение остаться в Веймаре. Результат путешествия, и в первую очередь покорения Броккена, он воспринимал как предзнаменование: способен ли он будет взять на свои плечи все, на что решился. Сколь много означало для него восхождение на Броккен, выразили вот эти строки, в которых он воспроизводил пассаж из Ветхого завета (из Книги Судей, 6, 36 и далее) и которые связывал с удачным исходом собственных планов: