Михаил Одинцов - Преодоление

• Название: Преодоление
• Автор: Михаил Одинцов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Первой книгой нашего земляка генерал-полковника авиации Михаила Петровича Одинцова был вышедший в 1979 году в Москве роман "Испытание огнем", посвященный летчикам Великой Отечественной. О летчиках рассказывает и новое произведение Михаила Одинцова "Преодоление". Главный герой его Иван Сохатый впервые поднялся в небо еще до войны юным курсантом аэроклуба, а в наши дни мы видим его уже генералом, ведущим заоблачными дорогами могучий реактивный корабль. В судьбе героя "Преодоления", человека, влюбленного в небо, в окрыленную радость полета, можно найти немало схожего с судьбой самого автора. Но М. Одинцов подчеркивает, что Иван Сохатый ― собирательный образ. "Не написать о войне, о послевоенных буднях армии я не мог, а писать воспоминания, документальную книгу ― не хотел", ― так в беседе с журналистом сказал автор о своем произведении, жанр которого он определил несколько необычно: записки военного летчика. Сокращенный вариант "Преодоления" был выпущен в 1982 г. в Москве издательством ДОСААФ СССР.

---

"Да и нет", "было и не было" увлекают его в далекое прошлое, выстраивают в один длинный ряд самолеты: обтянутые перкалью, гофрированные и гладкие металлические; клееные, клепаные и сварные; сидящие на земле по-вороньи, с опущенными хвостами, и стоящие в линии полета на трехколесном, или велосипедном шасси. А сколько разных моторов видел он на своем летном веку ― звездообразные и рядные, воздушного и водяного охлаждения, с двух-трех-и четырехлопастными винтами. Потом перед мысленным взором появляются сигарообразные турбореактивные, турбовинтовые и турбовентиляторные двигатели, пороховые и жидкостные ракетные ускорители…

Как бы очнувшись от глубокой задумчивости, Сохатый с искренним удивлением спрашивает себя: "Иван, неужели вся эта вереница чудес прошла перед тобою всего за тридцать пять лет твоих полетов? Прошла через твои руки, мозг и сердце?… Емкое время… И вот новый красавец-ракетоносец. Девиз его ― скорость! Но в погоне за ней конструкторы порой о человеке вспоминают в последнюю очередь. Посмотрим, как тут решено соотношение человека и машины?"

Бег времени наперегонки с мыслью: вертолеты со скоростями самолетов сороковых годов и сверхзвуковые самолеты, взлетающие и садящиеся по-вертолетному.

Во имя чего? Познания природы скорости? Освоения новых технических проблем? Решения народнохозяйственных задач?… Да ― при создании транспортных и пассажирских машин. Но в данном случае ― нет. Истребитель самолет войны. Не мы придумали гонку вооружений, а наши недруги, рвущиеся к реваншу, к мировому господству… Нельзя забывать: отставших в военном деле бьют. Поэтому для обороны Родины мы должны иметь первоклассную технику.

Иван Анисимович вплотную подошел к необлетанной еще машине, доброжелательно похлопал по крылу.

Потом обернулся к инженеру и техникам, ожидающим его сигнала, и, показав им рукой, что пока не нуждается в помощи, поднялся по стремянке в кабину истребителя…

Разглядывая управление самолетом и двигателем, кнопки, рычаги, переключатели, приборы, плотно облепившие борта кабины и приборную доску, мысленно рассуждал:

"Самолет должен нравиться летчику. Иначе не может быть вдохновения в работе. В полетах же летчик должен полюбить машину. Да, да, именно полюбить! И это не только мое желание, но и необходимость. Самолет должно и можно любить. Любить, как человека, за его силу и слабость, за постоянную новизну и неповторимость… Правда, в словах "как человека", может, есть и некоторая неточность, ведь многие любят человека, не зная, за что и почему… Просто любят… Но наша пилотская любовь ― особая, она вырастает из познания. Самолет и летчик взаимно обучают друг друга и со временем все больше могут и умеют. Понравится машина ― и пилот будет летать на ней, творчески мудрея, оттачивая мастерство, вырастая в преодолении трудностей. Лишь через трудности пилот становится сильнее, опытнее и как летчик, и как воздушный боец…"

* * *

В который уже раз приходилось Сохатому начинать полеты с азов, превращаться в первоклашку, выписывающего свои палочки и буковки. В каждом новом полете он будет подниматься на очередную ступеньку сложности, осваивая разные высоты и скорости полета. От прямого тихоходного крыла перейдет на "ласточкино" ― косое и наконец доберется до полностью отклоненного назад, которое превратит машину в стремительную крылатую ракету.

Полет ― это мгновения радостного творчества! Но чаще всего опытного летчика лимитирует не сам полет на новой машине, а время, нужное на ее изучение, и собственное здоровье… Сохатому нужен новый самолет и сам по себе, и для того, чтобы сличить его с ранее освоенными машинами. И в этом он видит не только проявления естественного личного интереса к познанию нового, но также и служебный долг. Таков уж почетный и трудный удел командира: первому облетать новую машину, чтобы на себе исследовать новые сложности, подсказать подчиненным, как действовать, предупредить возможные ошибки. Это наиболее рациональный метод летного обучения, позволяющий пилотам быстрее "стать на крыло".

Первопроходцам всегда бывает трудно. Непросто и командиру. Но он обязан знать и уметь больше, чем его подчиненные. Иначе какой же он командир!

Иван Анисимович глубоко был убежден в том, что каждый истинный летчик всегда хочет взлететь на новом самолете. И в этом пилоты похожи друг на друга. Но жизненные обстоятельства не всегда позволяют им выполнить задуманное. Созданные трудом докторов параграфы норм здоровья могут разрешить, а могут запретить летчику полет на новом самолете. Например, у меня есть опыт и знания, необходимость и желание, но может не хватить здоровья, и самолет уйдет в воздух с другим пилотом… Между прочим, нельзя исключать и другой вариант: у летчика есть все, за исключением желания. И в этом случае машина для него, как пилота, никакого интереса уже не представляет ― он не захотел войти с ней в непосредственный контакт, чтобы лично прочувствовать все ее достоинства и недостатки.

Но жизнь не терпит верхоглядства. И если командир не полетел на новой машине, пусть даже не по своей вине, то позже он будет мучиться от сознания неполноценности личных суждений о ней при разговорах с пилотами, и невозможно будет ему избавиться от постоянной настороженности, а может быть, и какой-то стеснительности в определении программы полетов. Холодок отчуждения, глубоко скрытая, подчас даже неосознанная ирония могут появиться в ответ на указания командира, если тот сам не летает на машине, которую поднимает в воздух его подчиненный.

* * *

Сегодня генерал Сохатый взлетает уже в третий раз!…

Каждый новый полет начинается разбегом, точно так же, как и всякий новый день ― рассветом. Благодаря мощности двигателя длина разбега самолета сокращается до короткого прыжка ― быстро нарастающая скорость выталкивает машину в небо. Чтобы не мешать самолету разгоняться, Сохатый торопливо убирает шасси, закрылки и переводит машину на косое крыло, специально созданное для скорости. Теперь истребителю ничего не мешает, он рвется вперед, грозясь обогнать шум полета. И чтобы не выскочить на звуковую скорость у земли, Иван Анисимович задирает машину, ловит находящееся в зените солнце в лобовое стекло фонаря и уходит вверх. Конечно, можно и уменьшить резвость самолета выключением форсажа двигателя, но этого не хочется делать: Сохатый настроился на короткий полет в зону, а перед пилотажем надо подработать топливо, облегчить машину и разгрузить таким образом крыло. Может быть, это не очень по-хозяйски, но иногда приходится выпускать воздушные тормоза для создания большего сопротивления воздуха полету и забрасывать самолет форсажем на километры вверх, чтобы избавиться от лишнего веса. После чего можно начинать любые, самые сложные эволюции.

Вот и сейчас: рывок в небо ― на форсаже, снижение ― в режиме отдыха двигателя, ― и под самолетом пилотажная зона, слегка прикрытая легкой дымкой и тонкими рваными облаками.

Все как будто и привычно, и знакомо, но в то же время воспринимается каждый раз по-новому: летные дни непохожи ― не бывает двух одинаковых дней в жизни человека, потому что сам он в них не одинаков.

Самолеты могут быть одной марки, одной серии. Но характер, норов у каждой машины свой. Взлетая на новом самолете, Сохатый, чтобы приспособиться к машине, чтобы она была, как говорят пилоты, "с руки", прежде чем начать сложный и высший пилотаж, делает пару виражей. Затем переворачивает машину на спину и из этого положения уводит ее к земле, чтобы набрать за счет снижения скорость. Используя ее запас и силу форсажа, Сохатый посылает самолет вверх, закручивает его через плечо, стремясь выполнить задуманный маневр в минимально возможное время. Закончив разворот на сто восемьдесят градусов, он опять по-соколиному бросается вниз. Крыло самолета на крутом полуперевороте режет воздух под большим углом. Над верхней обшивкой крыла вихрится туман. Скрытая в нем влага собирается на консолях, а потом уносится назад белыми струями, позволяющими стороннему наблюдателю видеть округлый путь самолета в небе: как пилотский автограф, подобный первому следу конька фигуриста на зеркальном льду.

Иван Анисимович с удовольствием выполняет одну фигуру за другой. Вместе взятые, они напоминают ему, амплитуду синусоиды осциллографа, только сдвинутую к центру экрана и поставленную вертикально. В ее зигзагах Сохатому видятся хитросплетения высоты, перегрузки и скорости, будто массажем они разминают тело, создают ощущение силы и гордости за совместное с машиной умение.

Некоторое время он ведет истребитель вертикально вверх, затем, поглядывая на авиагоризонт, опрокидывает его на спину. Через пару секунд в верхней лобовой части фонаря к чистому небу присоединяется цветной полоской земля, подтверждая летчику, что пройден верхний отрезок "мертвой петли". Стремительное восхождение закончилось. Сохатый снимает рычаг управления двигателем с форсажной защелки и готовится к очередному все убыстряющемуся падению вниз. Но его расчеты вдруг перечеркиваются самовольством машины.