Александр Полещук - Звездный человек

• Название: Звездный человек
• Автор: Александр Полещук
• Издательство: Детская литература (1933-1963 Детгиз)
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1963

Фантастическая повесть о пришельце из далеких миров и его приключениях на нашей планете.

---

— Мне лучше написать. — Человек взял карандаш и написал на обложке желтой брошюрки: «27 857». Он выписывал цифру за цифрой не торопясь, что-то обдумывая. — У нас в основе лежит не десять, а ваше шестьдесят, мне пришлось переводить… Но в нашем году пятьсот шестьдесят один день… Кроме того, у нас иной ход времени…

— А летели вы сколько времени?

— Не знаю… Вначале я видел только Юпитер, потом появился Сатурн. Сравнительно недавно, за восемь тысяч оборотов вашей Земли вокруг Солнца, я смог рассмотреть Плутон. Потом стали приходить первые картины с поверхности Земли. И я был так увлечен, что перестал считать ее обороты вокруг Солнца. Теперь я знаю значение многих вещей, но тогда все было загадкой. Вместе с вашими воинами я учился драться, вместе с вашими женщинами — печь хлеб…

Человек говорил громко, взволнованно. Начальник отделения отложил перо. Дмитрий Дмитриевич и Коля затаив дыхание жадно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова.

— Я хорошо помню, с чего все началось… Я увидел поле, пустынное, выжженное лучами вашего светила. Высокие, стройные люди в желтых доспехах гнали перед собой толпу. Лица воинов ничего не выражали, кроме усталости, и с тем большим интересом всматривался я в лица пленников. Они шли по выложенной каменными плитами дороге. Ветер пригибал к земле низкий кустарник. Я хорошо видел всё — день в этом месте вашей планеты только подходил к концу. Мне было… у меня было, как вы любите говорить, дурное настроение. Я летел уже тысячи лет, считая даже моими годами, а вокруг только звезды… До этого ко мне приходили то картины бескрайнего леса, то тихие озера с играющими на поверхности белокожими рыбами, то волк, прижатый к земле несколькими копьями… Но эта группа людей на дороге вывела меня из оцепенения, и с этого момента я смотрел уже не отрываясь, смотрел до боли в глазах.

Вдоль дороги стояли высокие столбы с прибитыми к ним под прямым углом досками. Воины хватали пленников одного за другим и, подтянув веревкой к перекладине, вбивали черные от крови гвозди в ступни ног, а потом… В общем, это было почти знакомым… Потом длинная тень протянулась через дорогу — это шел человек. Из ран его — а их было много — сочилась кровь. Он подошел к одному из столбов и, обхватив его руками, что-то говорил казненному товарищу, и светлый меч дрожал в его руке…

А спустя два оборота вашей планеты я увидел городи толпы голодных, полуодетых людей, встречающих криками радости какого-то важного полководца. Множество воинов окружало его. И сотни связанных людей шли за его свитой, и каждый из городской толпы старался попасть камнем в такого же оборванного, как и он сам, пленника или ударить его… Да, вы были очень похожи на нас. Много я видел картин, но эти, первые, не могу забыть…

— Забыть? — прошептал Коля. — Но ведь вы ничего не забываете!

— Я могу забыть, но вспомнить могу все, все, что видели эти глаза. — Человек прикоснулся руками к своим глазам.

— Это была расправа с каким-то восстанием рабов… — задумчиво проговорил Дмитрий Дмитриевич. — Может быть, рабов Спартака…

— Я тоже подумал об этом, — сказал начальник милиции. — Но что же было дальше?

— Я видел, как на ваших площадях зажигались костры и как всходили на них люди, еще живые люди, с лицами, то искаженными страхом или безумием, то застывшими, покорными, безразличными. Другие, одетые в черное, подбрасывали ветки в костер и деловито подносили к губам сжигаемых металлические кресты…

Потом я видел человека, привезенного в клетке — Его вывели на квадратный деревянный помост, и он что-то кричал в притихшую толпу. И видел палача, который через минуту показывал его мертвую голову… Короткие, отрывистые видения сменялись непрерывными картинами: я подлетел к Земле. Теперь я мог видеть и то, что творилось у вас ночью, а ночами ваша Земля пылала в сотнях мест. В свете огней сверкали вилы, косы, сабли…

А войны! Костры солдатских лагерей, засады в зеленых рощах и кони, топчущие поля, и вот — совсем недавно — развалины на месте городов, стада стальных машин, мчащихся по обугленной земле, занесенные снегом окоченевшие трупы вокруг какого-то разбитого здания. А когда засверкали взрывы атомных бомб, я понял, что вы на пороге открытий, которые уже перевернули жизнь на моей планете, сделали ее такой могучей и такой сложной, я ронял, что вы догоняете нас, и я решил спешить, иначе… иначе я вам уже не был бы нужен. Мое место здесь, с вами. Я ушел от своих, от своего мира, и принес вам знание, которого у вас еще нет…

Человек замолчал. Начальник отделения тщательно вписал в графу «Год рождения» большое латинское «2» и поднял голову.

— Простите, еще один вопрос, — сказал он. — Но мы-то что вам дадим? Что ищете вы у нас?

— Дом… — ответил Человек.

РЕНТГЕНОВСКАЯ ПЛЕНКА

Когда Коля, Дмитрий Дмитриевич и Человек вышли из отделения милиции, уже совсем стемнело. Асфальт был мокрым после дождя.

Впереди шел какой-то человек с ружьем за плечами. Все с любопытством оборачивались и оглядывались, а когда Коля поравнялся и также с любопытством взглянул на ружье и патронташ, человек этот издал радостное восклицание:

— Вот это да! Вот так встреча!

— Это же Серафим Яковлевич! — обрадованно закричал Коля. — Ну как вы не помните? Он с Человеком в одной палате лежал.

— Узнаю, — сказал Дмитрии Дмитриевич.

— Ко мне, сейчас же ко мне! — решительно заговорил Серафим Яковлевич. — Я ведь тоже неподалеку живу. Это дело отметить нужно, а как же — с выздоровлением! И охотник как раз сегодня обещал зайти попрощаться. Охотника-то помнишь, а, человечина? — Серафим Яковлевич хлопнул Человека по плечу.

Ярко вспыхнули уличные фонари.

— А Борис Федорович ругался, ужас как ругался, — продолжал Серафим Яковлевич. — Больного прямо из-под носа утащили!

— Борис Федорович меня ругал? — Дмитрий Дмитриевич остановился. — Как я раньше не подумал, это ужасно! Нужно к нему немедленно сходить…

— Идемте, идемте, — сказал Серафим Яковлевич. — Подумаешь, дело великое! Да он потом и вовсе успокоился. Я один раз ему напомнил, так он как закричит: «Не напоминай мне про дурацкие фокусы Дмитрия Дмитриевича!» Я и стал помалкивать.

— Как неприятно! — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Нужно позвонить… нет, зайти, только самому зайти и все объяснить. Коля, приведешь Человека ко мне, я уже, наверное, буду дома…

Всю дорогу Дмитрий Дмитриевич мысленно оправдывался перед Борисом Федоровичем.

— Борис Федорович сейчас на операции, его срочно вызвали, — сказала сестра.

— Когда он освободится, вы передайте ему, что его ждет Михантьев. По вопросу о Человеке.

— Хорошо. Подождите здесь. Как только окончится операция, я ему скажу.

Минут через двадцать появился Борис Федорович.

— А, крокодилище! Здорово, здорово! — раздался его бодрый голос. — Я уже все знаю, все знаю…

Они прошли под невысоким сводчатым потолком к выкрашенной белой краской скамейке, стоявшей у открытого окна.

— Знаете, Борис Федорович, — сказал Дмитрий Дмитриевич, — я зашел извиниться…

— А, пустяки! Да я все знаю. Эх, голова горячая, да разве так дело делается?! Нужно быть тактиком, Дмитрий Дмитриевич… Тактиком! Никогда не нужно просить слишком много сразу и уж, во всяком случае, не обещать! Хотя последнее не так уж страшно.

— О чем вы? — удивился Дмитрий Дмитриевич. — Ну как же, слухом земля полнится. А ты здорово подшутил! Говорят, ваш Пшеничный из любой идеи отбивную котлету делал. Вот что, Дмитрий Дмитриевич, переходи ко мне, мы с тобой таких дел наделаем!

— Но ведь я физик!

— Голубчик, у меня комплексные исследования… У меня уже есть биохимик, он, правда, по образованию врач, но специализировался на биохимических анализах; есть инженер-конструктор, мы с ним кое-что по инструментарию делаем. Да я немедленно организую биофизическую лабораторию, немедленно! Иди ко мне, Дмитрий Дмитриевич, да мы с тобой… Но раньше времени ни-ни… Дипломат из тебя никакой!..

— Дипломат?

— Ну разве можно говорить о бессмертии? Пятьдесят, сто лет сверх средней нормы…

— А если пятьсот? — едва приметно улыбнулся Дмитрий Дмитриевич. — Не сто, а пятьсот лет сверх средней нормы…

— Ну нельзя же быть ребенком, Дмитрий Дмитриевич! Разве это ваше бессмертие — не прием, не шутка? Вы что-то нашли в отношении борьбы со старостью, что-то нашли и решили взять быка за рога… Но не отбивайте хлеб у религии, оставьте ей эти «вечные» вопросы.

— Что ж, тем хуже для религии, да ей и не привыкать. Наука давно растворила бога-творца в своих пробирках, дотла сожгла его в огне электрической дуги, а человек только выиграл.

Борис Федорович задумался. Было видно, что он все-таки утомлен операцией. С наслаждением вдыхая влажный, прохладный воздух, пахнувший из открытого окна, он заговорил спокойно и задушевно: