Михаил Одинцов - Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

• Название: Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
• Автор: Михаил Одинцов
• Издательство: Яуза : Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43124-3

В годы Великой Отечественной войны автор этого романа совершил более 200 боевых вылетов на Ил-2 и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. Эта книга достойна войти в золотой фонд военной прозы. Это лучший роман о советских летчиках-штурмовиках.

Они на фронте с 22 июня 1941 года. Они начинали воевать на легких бомбардировщиках Су-2, нанося отчаянные удары по наступающим немецким войскам, танковым колоннам, эшелонам, аэродромам, действуя, как правило, без истребительного прикрытия, неся тяжелейшие потери от зенитного огня и атак «мессеров», — немногие экипажи пережили это страшное лето: к осени, когда их наконец вывели в тыл на переформирование, от полка осталось меньше эскадрильи… В начале 42-го, переучившись на новые штурмовики Ил-2, они возвращаются на фронт, чтобы рассчитаться за былые поражения и погибших друзей. Они прошли испытание огнем и «стали на крыло». Они вернут советской авиации господство в воздухе. Их «илы» станут для немцев «черной смертью»!

---

«…Наконец-то первый раз боевой вылет будет осуществлен под прикрытием истребителей. Как оно выйдет: блином или комом?…»

Матвей не впервой думал о совместных будущих полетах на боевые задания в составе смешанной группы, в условиях визуального и тактического и огневого взаимодействия. И сегодня, то есть завтра, мечта его могла осуществиться. Как? «Мы же идем с Борисом замыкающей четверкой. Если «мессеры» прорвутся, то нашей спиной будет закрываться от атак врага идущий впереди полк. Нам первыми с ними драться. Надо их будет увидеть, понять их замысел и обыграть».

Первый штурмовой вылет, впервые один, без человека с пулеметом и глазами за спиной. Как взаимодействовать с прикрытием? Связь у них только между собой, так как у нас передатчики и приемники на другой частоте. Мы, значит, не можем друг другу подсказать, попросить, предупредить друг друга. Почему же начальники не договорились? Может, это не в их власти? Дивизии-то разные.

Рассвет застал Наконечного и его летчиков в кабинах самолетов. Командир испытывал желание как можно быстрее приступить к выполнению задания, но вынужден был ждать данных новой разведки аэродрома, на которую ушла пара истребителей ЛаГГ-3. Улетели они позже, чем планировалось, и от этого Гавриил Александрович нервничал, понимая, что ожидание в кабинах самолетов тяжело для летчиков. Командир дивизии, дав ему готовность к вылету с рассветом, изменил план, тянул время, осторожничал, видимо, хотел убедиться, что утреннего тумана не будет. Наконец стало известно, что немецкие самолеты пока на своих местах, погода хорошая, и аэродром ожил.

На старт вынесли знамя полка.

Первым на взлет пошел командир полка с эскадрильей Горохова, второй взлетела эскадрилья Русанова. На земле из пилотов остался один Митрохин — заместитель командира полка. Он стоял на взлетном поле и взмахом флажка отправлял в бой каждый очередной самолет.

Последними взлетели пары Шубова и Осипова, которым предстояло выполнять задачу подавления зениток противника на аэродроме врага, а если будет угроза, то и сорвать первую атаку фашистских истребителей. Летчиков успокаивало то обстоятельство, что обеспечивающие «лагги» должны были выйти на аэродром врага раньше штурмовиков за минуту, чтобы отвлечь огонь зениток на себя и не допустить взлета вражеских истребителей.

Наконечный, верный своей старой тактике, вел полк в тыл врага на малой высоте. Двадцать «илов» шли колонной четверок над поймой реки, стараясь как можно ниже прижаться к земле, чтобы не выдать себя.

Промелькнула под самолетами еще сонная линия фронта. Впереди курилась белым паром речка, виднелось пустынное шоссе… Низко стоящее над горизонтом солнце ярко светило летчикам в спину и прятало самолеты в своих лучах.

Сейчас успех решала внезапность. Надо было застать фашистские самолеты на аэродроме и выйти на него неожиданно.

Симметрию полета ударных четверок нарушали две пары, которые шли по флангам последней группы, то расширяя, то свертывая фронт построения полка. Маневрируя, Осипов и Шубов осматривали воздушное пространство позади группы. При этом траектории полета их пар, как лезвия раскрытых ножниц, перекрещивались.

Полет самолета с одной стороны боевого порядка на другую, в непосредственной близости от других машин, вызывал в Осипове напряженную настороженность из-за боязни столкновения с ними, но и одновременно вселял уверенность, что их не смогут неожиданно атаковать фашистские истребители. Он знал по своему опыту, что внезапная атака всегда опасней. И опасна она особенно сегодня в далеком стокилометровом тылу противника, когда большинство летчиков выполняют свой первый боевой вылет.

Поглядывая на горбатые силуэты «илов», Матвей сравнивал их с Су-2 и при этом испытывал чувство гордости. Сейчас его товарищи летели на врага не на деревянно-стеклянном бомбардировщике, а в бронированном летающем танке, вооруженном пушками, пулеметами, реактивными снарядами, начиненном бомбами. И все это через считаные минуты обрушится на вражеский аэродром. Ему было приятно, что бронестекла толщиной в шестьдесят миллиметров защищают его от пуль и осколков, придают уверенность и даже какое-то спокойствие, хотя он и знал, что снаряд все равно сильнее брони.

Матвей слышал в себе знакомую взволнованность и представлял, что сейчас переживает летящий в последней четверке Ловкачев, но был уверен в успехе, тем более что свои истребители получили задачу не допустить взлета «мессершмиттов». Но чем ближе была цель полета, тем меньше оставалось в Осипове оптимизма, острее становилось ощущение надвигающейся на него опасности. Он понял, что это чувство пришло к нему вместе с воспоминанием его последнего вылета, который закончился госпиталем.

«А ну-ка, Матвей, сосредоточься… Война — это тяжелая работа». И эти слова, сказанные самому себе, сняли с него напряжение и избавили от ненужных сейчас мыслей.

В воздухе было спокойно. Но вот в наушниках шлема послышался голос Наконечного:

— До цели три минуты. Начинаем разгон.

Осипов дал мотору почти полные обороты и пошел в развороте с правой на левую сторону строя, чтобы еще раз тщательно посмотреть, что делалось позади группы. В это же время пара Шубова пошла ему навстречу, пересекая его маршрут.

— Командир, сзади спокойно. Можно выполнять маневр.

— Добро. Смотреть внимательно. Справа под тридцать градусов аэродром, ориентируетесь по разрывам зенитных снарядов. Бьют по нашим истребителям.

Последние слова Наконечного о зенитном огне хлестнули Осипова по нервам, подобно кнуту. Он еще больше напрягся и подумал: «Тоже мне нашел ориентир! Чтобы его во веки веков не было!…» Мысль оборвалась новой командой: «…Приготовились… Горка…»

«Илы», задрав носы и заваливаясь в правый разворот, пошли ввысь. Сверху, поперек курса последней четверки, теперь уже справа налево шел Шубов и скороговоркой докладывал:

— Матвей, у меня норма. За тобой чисто.

— Хорошо. Я пошел низом. Хвосты почищу.

Врага за хвостами группы не было. И Осипов, поглядев на ведомого, резко потянул свою пару вверх, чтобы самому выйти на высоту начала пикирования и в это время осмотреть землю, уточнить, где же батареи зенитной артиллерии.

Наконечный набрал триста метров и увидел аэродром. Все было как на фотоснимке, только перед взлетной полосой находилось несколько рулящих бомбардировщиков.

Враг еще не обнаружил выходящих в атаку самолетов.

— Последняя группа, какая высота?

— Командир, — ответил Русанов, — у замыкающего четыреста метров. Дотянем до шестисот.

— Добро. Атака с шестисот. Разойдись по своим целям. Я пошел на взлетающих.

И в это время зенитчики увидели штурмовиков. Эрликоны сразу суматошно «замахали» своими снарядными трассами. Но было уже поздно. Симметрия копья распалась: четверки пошли по своим объектам. Еще мгновение, и поплавки фюзеляжей повернулись толстыми своими концами к земле: «илы» начали свое грозное пикирование. Теперь каждый на земле, кто хотел жить, должен был пасть ниц и надеяться, что в него не попадет снаряд, пуля или бомба.

Осипов увидел-таки «свою» батарею и, положив «ил» на крыло, пошел на нее. Поймал в прицеле орудия и ударил из пушек, пулеметов, ракет. Выходя из атаки, взглянул направо — ведомый рядом — и снова вверх.

— Шубов, где ты?

— Я на своей стороне. Не лезь на аэродром. Сейчас замедление кончится и бомбы будут рваться.

— Хорошо. Я только короткий боевой и по аэродрому зайду, у меня еще бомбы целы.

— Давай. Я тебя вижу.

В наушниках послышался голос Наконечного:

— Я — Сотый, ухожу. Замыкающие, я — Сотый, ухожу.

— Понятно, — ответил Шубов. — Мы сейчас тут подчистим и тоже домой.

Выйдя на исходную позицию для атаки, Матвей Осипов увидел пару Шубова, которая прокладывала себе дорогу огнем и пикировала на дальнюю окраину аэродрома. Матвей быстро посмотрел вокруг: разрывов и истребителей врага рядом нет. Довернулся на пикировании. В прицеле двухмоторный бомбардировщик с работающими двигателями. Вновь ударил из пушек, пулеметов и ракет. «Юнкерс» взорвался. Осипов вывел свой «ил» из атаки над дымами взрывов и, когда нос самолета уперся в топливный склад севернее аэродрома, бросил серию соток.

Взгляд вправо назад. Ведомый на месте.

— Борис, уходим. Как ты?

— Уходим! Уходим!

Матвей развернулся вправо на солнце: оно теперь было и главным маскировщиком, и главным поводырем. Курс на него — это курс домой.

— Борис, ты меня видишь? Борис?…

Сделал змейку вправо, влево… Не видно.

Ввел машину в крутой разворот, чтоб осмотреть воздух вкруговую. Шубова не увидел, но услышал его короткую фразу:

— Матвей, «мессера».

Вираж заканчивался, и он решил уходить от аэродрома на восток, на солнце. Еще раз осмотрелся и увидел на подходе к нему, выше, цепочку немецких истребителей, идущих парами.