Лана Тихомирова - Гладиатор, Маленький Лев и Капитан

• Название: Гладиатор, Маленький Лев и Капитан
• Автор: Лана Тихомирова
• Жанр: Фэнтези

Случилась революция и мир разделился пополам. Часть досталась женщинам часть мужчинам. О любви, в мире лишенном ее, о нежности моря и ласковом предательстве. О том, что только любовь может сотворить настоящую женщину и настоящего мужчину.

---

— После трапезы, я бы отправил тебя на почту, отошлешь три письма, потом дуй в магазин за книжками, можешь даже зайти за одежкой, я не против, я сегодня добрый. После возвращайся сюда. Я познакомлю тебя с еще одной старой знакомой.

— Теряете хватку?

— Не понял, поясни. Если это была острота, то слишком изысканная, а следовательно плохая.

— При мне вы соблазнили только зачуханую горничную, да какую-то малолетку. Я хочу увидеть настоящего господина Максимуса, о котором много наслышана. А вы приводите только старых знакомых да друзей детства, их-то соблазнять не надо. Игора, кажется, даже снисходительно к этому относится.

— Если бы не я, Игора была бы "синим чулком", пуританка, каких поискать. Но я не прихотлив, — откомментировал Максимус, глядя мне в глаза. Он помолчал, распиливая меня на составляющие своими голубыми глазами и тихо сказал:

— Ты нарываешься, Аиша! Никто не смеет указывать мне, что делать, — это прозвучало почти шепотом, но у меня по спине побежали мурашки.

Я приняла как можно более непринужденный вид и ничего не ответила.

— А ты вместо того, чтобы измерять степень "зачуханности" той или иной горничной поучилась бы у нее следить за собой. А у "малолетки" понаблюдала, как можно создать хотя бы видимость загадки, если таковой на самом деле нет. Не думал, что тебе придется объяснять такие элементарные вещи. Я предполагал, что ты умнее, — фыркнул Максимус.

— Иногда полезно и дурой побыть, чтобы уточнить правильность своих выводов, — слегка подумав, ответила я.

— Туше, если бы ты ответила без задержки, я бы даже сделал вид, что попался, чтобы тебя подбодрить. Но ты не заметила, что было слишком много "бы". А теперь вперед и желательно в песней в темпе вальса, — отрезал Максимус.

Солнышко припекало и грело покоившиеся в кармане волчьей шубки три письма адресованные Роберте, Ио и Маргарите. Последнее мне особенно хотелось вскрыть, я предполагала, что в двух первых всего лишь извинения и уверения, что все было хорошо, но больше видеться не след, а вот содержание третьего оставалось тайной. Там могло быть назначение свидания, там могли быть какие-то тайные воспоминания, там содержались все тайны мира. Несколько раз я останавливалась, чтобы аккуратно вскрыть его, а потом заклеить и отправить. И каждый раз я не делала этого, все же профессиональная репутация на кону. Вскрою письмо, даже если это не обнаружится, упаду сама в своих глазах, вот какая Аиша стала до сердечного приступа благородная. На ум пришла мысль, что в Охторе я бы смогла вскрыть письмо, и даже грядущие муки совести меня бы не остановили.

Из книжного магазина я шла и чувствовала себя не маленьким львом, а черепашкой или даже небольшой пони, то есть созданием не приспособленным к гужевой тяге, но меж тем… Все эти чертовы книги, весили едва ли не килограмм тринадцать. И когда мне все это читать. Тринадцать килограмм поэзии, с ума сойти! Любопытно, я начну потом мыслить в рифму или нет?

Еще из коридора я услышала заливистый смех Максимуса. Значит, знакомая на месте, а мне даже и за шмотками заходить не пришлось.

— Рахиль, милая, знакомься. Это Аиша, — пробасил Максимус, едва я успела войти.

Мне на встречу встала словно женщина из другой эпохи. Я сначала даже не смогла понять нравится она мне или нет. Она просто была и это надо было принять как факт. Она была молода, черты лица были некрасивы сами по себе, но в совокупности приковывали к себе взгляд и очаровывали. Чем-то она напоминала крысу или грифа. Нос был с горбинкой и кончик его слегка опущен вниз. Лицо скуластое, с очень острым подбородком. Рот, как и у Максимуса, готовый к улыбке, сложился в нерешительную, сдержанную ухмылку. Серо-голубые глаза чуть навыкате смотрели испытующе, свысока, но не высокомерно, строго. В них была вековая печаль не человека, но целого народа. Пышные вьющиеся волосы собраны в хвост.

Она была не высокого роста, и на фоне Максимуса смотрелась совсем крохой. Красивые руки с детскими пальчиками она сложила ладонями друг к другу под высокой округлой грудью. Мягко, почти царственно она подала мне руку. Я пожала ее. Рахиль грациозно села в кресло и продолжала смотреть на меня испытующе, словно была сюда приглашена специально, чтобы заключить свое мнение.

Максимус смотрел на нее с обожанием, хотя она была холодна. Мы молчали. Очень долго, чтобы мы с ней могли друг друга хорошенько рассмотреть.

— И ты всю жизнь работала помощницей? — вдруг спросила Рахиль.

Голос ее был высокий с неуловимыми обертонами, он тоже приковывал собеседника к ней еще прочнее. Тут Рахиль улыбнулась и я поняла, что полностью готова раствориться в этой женщине, которая была едва ли на пять лет старше меня. Улыбаясь, она хоть и достигла полного сходства с крысой, но стала лишь обаятельнее. Острые белые узкие и длинны зубки прекрасно довершали ее опасный, хищный образ, но улыбка все же оказалась доброй и душевной, проникающей в самое сердце.

— Да, — ответила я не сразу, а только насладившись всеми мелочами в лице и голосе Рахили.

— Прекрасно. Угробила все, что можно, — фыркнула Рахиль, и медленно стала стучать по столу кончиками пальцев.

— Но, простите…

— Ничего страшного, не все потеряно, — отмахнулась она, — Ты думаешь пойти учиться куда-нибудь? Институт высшей школы не в моде сейчас, но я бы советовала тебе идти туда.

Я дернулась. Рахиль говорила безапелляционно, совсем, как Максимус, два Максимуса на мою голову это через чур.

— Я сама знаю, что и когда мне нужно, и терпеть не могу, когда мне указывают, что делать, — обратила я пламенный взор на Максимуса.

Он сделал вид, что ничего не понимает, более того не доволен моей дерзостью. Я вдруг расслабилась и дала унести себя волнам, исходившим от Рахиль. Я поймала себя на том, что сижу, как она, говорю медленно, грудным голосом, смотрю исподлобья, в то время, как она говорила быстро и смотрела на меня прямо.

Рахиль, услышав мои слова, благосклонно улыбнулась и расслабилась, откинулась на спинку кресла и с интересом посмотрела на Максимуса. Тот снова сделал вид, что ничего не происходит и отошел к окну, откуда ему было удобно наблюдать и за нами и за площадью.

— Мне это нравится, — быстро сказала Рахиль, отбросив поволоку царственности, — Подружимся. Еще когда ты только вошла, я поняла, что с этой девушкой нам обязательно надо подружиться. Я, по образованию, филолог, вот уж куда не советую идти, это в филологи, — она рассмеялась.

— Почему?

— Ты будешь знать все, что угодно, кроме родного языка.

— Печально, — ответила я.

— Хотя я знаю много интересного, но не нужного, что можно рассказать на какой-нибудь вечеринке и прослыть знатоком, — пожала плечами Рахиль. Она вдруг стала живей, голос ее зазвучал по другому. Она постоянно двигалась, даже когда сидела неподвижно, она рассказывала истории о том, как ездила по святым местам в лицах. Лицо ее менялось, и голос и манера вести себя, это была женщина с тысячью лиц.

— А что это за "святые места"? — решилась спросить я.

Рахиль тут же стала серьезной.

— Это святые для меня и моего народа места. Ты еще не поняла кто я? Ни имя, ни внешность тебе ничего не сказали?

— Нет, — честно призналась я.

— Она святая, — обернувшись к Максимусу сказала Рахиль.

— Не путай святость с отсутствием кругозора, — буркнул он, якобы занятый происходящим за окном.

Я бросила на него ненавидящий взгляд.

— Я — еврейка.

— О, евреи? Это тот народ, что остался единым?

— Да. Во все времена у нас был свой путь, во время когда весь мир половинчат, мы сумели сохранить свою целостность. Мне, кажется, это потому, что мы не отворачиваемся от очевидных вещей. Есть на земле вещи, которые нельзя не отмечать. Все религии по своему хороши, сейчас ты вообще можешь выбрать себе любую, но есть особое состояние, когда ты родился в своей вере, когда она у тебя есть, — Рахиль говорила быстро и в то же время торжественно.

— Я была рождена в своей вере, в своей семье, но пришла к вере не скоро, а когда пришла, то поняла очень многое. Человек должен во что-то верить, многие сейчас верят в науку, пусть верят, она ни чем не хуже и не лучше моей веры, она просто другая. А святые места, это места, где совершались чудеса и не только. Как для музыканта могила Бетховена, как для физика могила Эйнштейна, как для кинематографиста "Броненосец "Потемкин"", для нас стена плача или река Иордан или гроб Господень. Вот это и есть те самые места, их множество.

Я осмыслила все, что сказала Рахиль и поняла, что мне безумно интересно, что же за всем этим скрывается. Рахиль была словно лабиринт с тысячью комнат, чем больше я ее узнавала, тем больше неизведанного оставалось.

— Я вообще никогда не касалась религий, — сказала я, — Я даже не знаю ни одной.

— Если интересно, то всегда есть теологи, которые тебе расскажут обо всех. Я могу рассказать только о нашей религии, и то не хочу проповедовать. Для этого есть специальные люди, — сказала Рахиль, прямо глядя на меня. — Я не призываю тебя выбирать религию и слепо следовать ей. Верить надо и можно во что угодно. Но все же есть очевидные вещи, которые можно не замечать, а лучше присмотреться и прислушаться.