Эдуард Володарский - Свой среди чужих, чужой среди своих

• Название: Свой среди чужих, чужой среди своих
• Автор: Эдуард Володарский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

Действие повести происходит в годы гражданской войны в Сибири. В одном из сибирских городов губернский комитет направляет в Москву золото и драгоценности. Враг, пробравшийся в губком под видом рабочего, сообщает об этом белогвардейскому подполью. Ценности попадают в руки белогвардейцев. Чекисты разоблачают врага и ликвидируют орудовавшую в тех местах банду.

Повесть написана на основе сценария известного кинофильма.

---

Сарычев стоял на тачанке и размахивал крепко сжатым кулаком. Его сутулая, худая фигура в потертом пиджаке, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, выглядела чужой и нелепой среди густой зелени гимнастерок и шинелей.

— Ба-а-нды недобитой белой сволочи еще терзают нашу советскую Сибирь! Но даже это отребье теперь понимает, что возврата к старому не будет и быть не может! У Советской власти есть верный и грозный защитник — славная Красная Армия! Эта слава родилась в битвах с контрреволюционной гидрой под Петроградом и Царицыном, под Перекопом и Волочаевском! Она пронеслась по необъятной нашей Родине от Варшавы до Владивостока! Берегите эту славу, дорогие товарищи красноармейцы! Множьте ее! Да здравствует наша пролетарская революция! Да здравствует свобода и братство трудового народа по всей земле!

Сарычев выпрыгнул из тачанки. Стоявший рядом Забелин поднял руку, протяжно скомандовал:

— По коня-а-а-м!..

Красноармейцы стали взбираться на лошадей. Никодимов, тоже в гимнастерке, с маузером на боку, подвел свою лошадь к какому-то пареньку.

— Подержи ее, сынок, — ласково попросил он. — А то мне уж годов-то много. Падать-то тяжело... Да и чего-то в поясницу вступило. — Паренек взял под уздцы лошадь Никодимова, тот вставил ногу в стремя и с трудом, охая, взобрался в седло.

Красноармейцы построились, медленно стали выезжать из ворот.

— Ну ты как, Семен Игнатьевич? — Сарычев улыбнулся проезжающему мимо Никодимову.

— Скрипим помаленьку! — ответил Никодимов. Он приосанился, расправил седые усы, толкнул лошадь каблуками в бок, но тут же чуть не упал, едва успел ухватиться за переднюю луку седла.

Сарычев засмеялся.

В ворота казармы въехал открытый автомобиль. Из него вышел Кунгуров, шагнул к тачанке, у которой стоял Сарычев.

Лязгая подковами о брусчатку мостовой, через ворота казарм вытекал на улицу поток конников.

Сарычев повернулся к Кунгурову. В двух шагах от них стоял Забелин, смотрел на конников.

— Я только что из чека, — сказал Кунгуров. — Ночью в камере был убит Ванюкин.

— Что ты сказал? — тихо спросил Сарычев.

— Ночью в камере был задушен Ванюкин, — повторил Кунгуров. — Связной подпольного центра.

— Ну, знаешь! — только и смог проговорить Сарычев.

Кунгуров не ответил, что-то искал, выворачивая карманы.

— Ты чего? — спросил его Сарычев.

— Да мундштук где-то посеял, черт подери! — раздраженно ответил Кунгуров.

Двор казармы опустел. Последняя четверка кавалеристов выскочила за ворота.

— О Ванюкине знали только два человека, — глядя в глаза Сарычеву, проговорил Кунгуров. — Ты понимаешь это, Василий Антонович? Ты и я.

Сарычев молчал. Подъехал Никодимов.

— Пора, Николай Петрович, — сказал он, обращаясь к Кунгурову.

Тот не обратил на его слова внимания, продолжал смотреть на Сарычева.

— Мне бы надо остаться, — проговорил Кунгуров.

— Обойдемся без тебя! — перебил Сарычев. — Как можно быстрее ликвидируйте банду. И помни — там золото, пятьсот тысяч народных денег.

— Будьте спокойны, товарищ Сарычев, — вмешался в разговор Никодимов и погладил свои седые усы. — Исполним все в аккурате.

— Не понимаю, — проговорил Кунгуров. — Про Ванюкина знали только ты и я. Страшновато как-то.

— Был еще третий. Забелин.

В это время Забелин подошел к ним.

— Ты чего ждешь? — спросил он Кунгурова.

— Да, пора. — Сарычев протянул руку Кунгурову. — Счастливо. Я займусь этим. Если что, сразу сообщу.

— Добро. — Кунгуров пожал им руки и взобрался на тачанку. Ездовой подобрал вожжи, тройка лошадей с места взяла рысью, тачанка загрохотала по булыжнику. Следом двинулся, тяжело подскакивая в седле, Никодимов.

Сарычев и Забелин остались стоять во дворе казармы. Неподалеку от них постукивал мотор машины.

— Ты всю ночь дома был? — спросил Сарычев.

— Дежурил в чека.

— Никуда не ходил?

Забелин посмотрел на Сарычева:

— Случилось что-нибудь?

— Да. Поехали. — И Сарычев направился к машине.

— Куда?

— В чека.

 

Сарычев некоторое время молча сидел на табурете, низко опустив голову. Угрюмое лицо его совсем осунулось, и без того сутулая фигура казалась сгорбленной.

Врач осматривал лежавший на топчане труп. Кроме врача и Сарычева, в камере было еще несколько человек, среди них Забелин и начальник охраны Лужин — невысокого роста, плотный, с круглым добрым лицом.

Сарычев, повернувшись к Лужину боком, слушал, как тот, растерянно моргая глазами, сбивчиво рассказывал. Потом умолк на полуслове.

— Ну? — глухо спросил Сарычев после паузы.

— Да я не знаю, что и думать, Василий Антонович, — опять заговорил Лужин, и в голосе его послышались жалобные нотки. — Один раз только из караулки отлучился на минутку, за кипятком сбегал. — Лужин растерянно обвел глазами присутствующих. — Камеры у нас запертые. Чужих никого не было, только свои...

— Кто? — спросил Сарычев, не поворачивая головы.

— Я заходил, — спокойно сказал Забелин. — Часа в два ночи заходил, интересовался...

— Да, — обрадовался Лужин, — Товарищ Забелин заходил.

С того момента, как Забелин заговорил, Сарычев не спускал с него глаз.

— Потом ребята спекулянтов привели, — продолжал Лужин. — С допроса уголовника из девятой камеры Волин привел. — Лужин ткнул в сторону молодого чекиста, стоявшего у дверей. Тот согласно кивнул. — Никодимова видел... Потом товарищ Кунгуров был.

— Ладно, — перебил Лужина Сарычев. — Иди, будь у себя. Вызову.

Лужин, виновато улыбаясь, вышел из камеры. Врач, закончив осматривать труп, накрыл его серым одеялом.

— Ну что? — спросил Сарычев и устало посмотрел на Христофора Матвеевича.

— Убит ночью, часов шесть назад.

Сарычев кивнул двум чекистам, тихо сказал:

— Унесите.

Чекисты положили тело Ванюкина на носилки.

— Сильный удар стилетом в область сердца, — вновь заговорил доктор. Сарычев быстро взглянул на Забелина. — Видимо, когда убийца вошел в камеру, Ванюкин проснулся и вскочил. Убийца кулаком оглушил его. С правой стороны лица — сильный кровоподтек, рассеченная губа, выбито два зуба. Вот пока и все, — тихо закончил доктор.

— Спасибо, — сказал Сарычев.

Проходя мимо Сарычева к двери, доктор протянул ему руку. Сарычев рассеянно хотел пожать ее, но доктор взял его за кисть, нащупал пульс и стал смотреть на часы. Секретарь губкома сначала ничего не понял, а потом раздраженно выдернул руку.

— Бросьте, Христофор Матвеевич! — хмуро сказал Сарычев. — Идите.

Доктор пожал плечами, в дверях обернулся:

— Товарищ Сарычев, с вашим сердцем можно работать только садовником, да и то в своем саду. — Он безнадежно махнул рукой и переступил порог. За ним ушли остальные, кроме Сарычева и Забелина. Сарычев продолжал сидеть на табурете, Забелин стоял у него за спиной. Потом Сарычев встал и медленно пошел в угол камеры.

— С правой стороны... с правой, — одними губами шептал он и трогал рукой правую щеку. Затем сунул руку в карман и вдруг, круто повернувшись, что-то кинул Забелину.

— Лови!

Забелин вздрогнул, но мгновенно среагировал и правой рукой поймал спичечный коробок. Изумленно уставился на Сарычева:

— Ты чего, Василий Антонович?

— Ничего! — улыбнулся Сарычев. — А я думал, ты левша.

Забелин продолжал некоторое время удивленно смотреть на секретаря, потом неуверенно произнес:

— Может, тебе и правда к врачу зайти, Василий Антонович?

Сарычев не слышал его. Он смотрел в маленькое подслеповатое окошко, выходившее во двор, и о чем-то думал.

Забелин медленно вышел, прикрыв за собой железную дверь. Сарычев прошелся по камере, сел на топчан, устало потер виски и вдруг замер, глянув на пол. Около своей ноги он увидел мундштук, желтоватый, из слоновой кости, с затейливой тонкой резьбой. Сарычев медленно наклонился, поднял мундштук и долго рассматривал его. Потом тихо сказал:

— Кунгуров.

 

Шилов сидел на берегу реки у самой стремнины и, покусывая веточку орешника, задумчиво смотрел на красноватую, будто разбавленную кровью, воду, бурлившую вокруг лобастых валунов: яркое раскаленное солнце было в зените.

Неподалеку из низкорослого кустарника вышел Кадыркул. Он припадал на раненую ногу и вел за узду вороную кобылу. За ним шли еще трое — тоже с лошадьми. Недовольно покосившись в сторону сидящего у воды Шилова, они начали расседлывать коней.

Шилов, повернул голову, посмотрел на них. Трое повели лошадей к воде, громко переговариваясь. На берегу остался только казах. Он гладил лошадь по шее и с тревогой смотрел на реку.

Лошади, осторожно ступая, вошли в бурную, стремительную воду. Тугие мелкие волны едва не сшибали людей с ног. Один из бандитов обернулся, громко свистнул:

— Давай, азият!

— Боится, — отозвался второй. — Нога раненая, и плавать не умеет.

Шилов поднялся и медленно направился к Кадыркулу.

— Давай искупаю, — сказал он, подходя, и похлопал лошадь по тугой шее.