Жан Грав - Будущее общество

• Название: Будущее общество
• Автор: Жан Грав
• Издательство: Либроком
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-397-00354-4

Автор настоящей книги Жан Грав — один из самых известных французских анархистов конца XIX начала XX веков. В данной работе он доходчиво, просто, ясно и ярко излагает основы как анархистской критики старого мира, так и анархо-коммунистической альтернативы последнему; приходит к выводу о неизбежности социальной революции и описывает отношение к ней разных политических сил; рисует широкую картину анархистской утопии — будущего общества.

Книга будет интересна не только профессиональным историкам, философам и политологам, но и широкому кругу неравнодушных читателей.

---

ГЛАВА IV

Революция и интернациональность.

В дальнейшем ходе этого труда я постараюсь развить намеченную мною выше аргументацию, но чтобы не отвлечься в сторону, я должен теперь вернуться к своему исследованию о революции, и здесь-то прежде всего приходится иметь дело с самым солидным возражением сторонников власти: социалистов и буржуазии; а именно, что для общества нецентрализованного, нерасполагающего постоянной армией, не имеющего во главе провиденциальных людей, которые бы думали и действовали за всех, для такого общества невозможно будет удержаться среди окружающих его народов, в случае, если таковые останутся при капиталистическом строе. При этом теоретики буржуазии советуют продолжать давать себя эксплуатировать в ожидании, что капиталисты станут менее алчными. Социалисты советуют нам избавиться от современных хозяев и вручить власть им, социалистам, и обещают сфабриковать для нас за свой страх и риск, весьма дешево стоющее благополучие, которое наши неуживчивые соседи не преминут уважать.

Нет ни малейшего сомнения в том, что буде революция локализируется в одной народности, то окружающие ее плутократические государства не замедлят об'явить ей войну, быть может, даже не соблюдая формальностей объявления войны, какие приняты между бонтонными противниками, которые обмениваются комплиментами в то время, как другие сражаются за них, и иногда доводят любезность до того, что продают друг другу смертоносные орудия, сработанные теми, кто должен испытать на себе же их действие.

Революция 89-го года, бывшая делом эмансипации одного только сословия, доказала, что дворянство, духовенство и монархия, господствовавшие во всей остальной Европе, обнаружили свою солидарность с дворянством, духовенством и монархией Франции, и мы знаем, какую сильную коалицию они создали против нарождающейся республики, и что не их была вина, если последняя не была уничтожена в самом начале своей жизни.

Плутократия столь же хищная, если не больше, поступила бы одинаково, если бы почувствовала, что ей грозит опасность. Не может быть сомнения, что смежные буржуазные государства не потерпят у себя под боком центра новых идей, которыми могли бы заразиться и их подданные. Мы знаем, на что способна буржуазия, когда грозит опасность ея материальным интересам. Она не замедлит огнем и мечем покарать дерзновенный народъ, осмелившийся не хотеть дольше кормить на свой счет своих эксплуататоров.

Зато революция 89-го года показала нам также, на что способен народ, защищающий свою свободу; люди становятся непобедимыми, когда они сражаются за свою независимость и имеют противниками лишь безидейных автоматов, а сознание, что борьба идет за свой семейный очаг, за свою свободу, стоит больше, чем многочисленные баталлионы солдат.

Сторонники власти могут возразить нам, что в республике 89-го года мы видим сильно централизованную нацию, сумевшую отстоять свое единство даже от внутренних врагов, и что именно потому то они и требуют централистической организации, которая дала бы возможность защищаться против попыток переворота, как исходящих из внутри страны, так и угрожающих извне.

Прежде чем согласиться с этим, следовало бы внимательно изучить философию истории той эпохи, и затем задаться вопросом: не подчинялись ли иногда, против воли, давлению безымянной толпы некоторые тогдашние люди, кажущиеся нам теперь самыми ярыми сторонниками централистической власти? Не началось ли падение республики, окончившееся гибелью ее от руки грубого насильника, в тот именно момент, когда личная инициатива оказалась совершенно подавленной, и толпа окончательно обессиленной?

В сущности тот или другой ответ на эти вопросы нисколько не повлияет на нашу аргументацию. Как бы велика ни была энергия людей, стоявших тогда у власти, как бы велика ни была их умелость в ведении дел, они бы мало значили, если бы эти люди не имели себе поддержки в тех, кто остался безымянным; кто неоднократно умел принудить их принимать те или другие меры к общественной безопасности, и вместе с тем умел проводить эти меры в исполнение, собственной инициативою, не ожидая согласия главарей.

Государственные тюрьмы были разрушены; произвол, цепи связывавшие индивидуальность во всех её проявлениях — уничтожены; имения дворянства и клира конфискованы, ибо должны были быть возвращены нации; всего этого, в соединении с убеждением, что наконец засветит для всех самая неограниченная свобода, было более, чем достаточно, чтобы воспламенить и сделать непобедимыми людей, которые еще накануне даже своего тела не могли считать полной собственностью.

А между тем всего этого не было бы достаточно, если бы этим людям не пришлось иметь дело с армиями наемников, сражавшихся без их энтузиазма, и способных противопоставить пламенному натиску противников лишь слепое повиновение военной дисциплине.

Но и этого, вероятно, не было бы достаточно, если бы люди, боровшиеся за свободу, не нашли себе симпатий у наций, правительства которых вели с ними войну; симпатии эти были на их стороне и парализировали враждебные им силы. Врагами новых идей были привиллегированные всех стран; за то симпатизировали им все обездоленные, ожидавшие освобождения и требовавшие его от новых людей, которые явились как бы для их спасения. В этом-то и заключается секрет успеха великой революции, и все наши надежды и усилия должны быть направлены в эту сторону.

Революция не может быть делом одной нации, и не должна локализироваться в одном месте. Чтобы победить, она должна быть интернациональной. Рабочие одной страны могут освободиться от своих эксплуататоров только при том условии, что их братья из смежных стран произведут у себя такую же оздоровительную операцию; они должны наконец забыть бессмысленную рознь, в которой их воспитали, и вычеркнуть фиктивные, существующие фактически лишь на бумаге, демаркационные черты, которыми постарались изолировать их друг от друга.

Революция должна быть интернациональной; пусть это помнят те, кто мечтает о переформировании собственности. Каково ни будет будущее общество: мирное или воинствующее; будет ли оно организовано в духе власти, или в духе свободы, оно немедленно подвергнется нападениям со стороны окружающих плутократий, если только новый порядок вещей действительно нарушит интересы буржуазии.

В настоящее время вошло в моду называть себя интернационалистом. Так называют себя социалисты; экономисты тоже, а также и многие буржуа... „Да здравствует интернационал, сударь!”.

„Все народы нам

Братья, братья, братья”.

говорится в одной песенке. Да, народы нам братья, но если поскребать всех этих интернационалистов, в том числе и многих социалистов, то скоро в каждом найдешь шовиниста, интернационализм которого весьма охотно примирится с каким-нибудь завоеванием. О, конечно, что бы сделать покоренных счастливыми! Они ведь нам братья!

Такой интернационализм — только пародия. Другие народы стòят столько, сколько мы стòим, и мы также не способны дать им счастье, как они не способны дать его нам, ибо, вообще, ни один человек не может сделать счастливым другого, помимо его воли. Мы можем подать друг другу руки, чтобы сообща освободиться от тех, кто нам делает зло; мы должны себя считать равными и обязанными, когда представится случай оказать взаимную услугу. В этом и состоит интернационализм, и не нужно доверять тому показному интернационализму, который правым глазом посылает любовные взгляды нашим братьям по ту сторону границы, а левым хитро подмигивает „нашей бравой национальной армии”.

Французы, немцы, италианцы, англичане или русские, — все мы безразлично страдаем от эксплуатации, на один и тот же лад. На нас кишит паразитное меньшинство и ведет нас, куда хочет. Как осел в басне Лафонтена, мы должны уразуметь, что „наш враг это наш хозяин”, и тогда не будет больше национальной розни. Во Франции, как в Германии, в Англии, или Италии, эксплуататору нет дела до национальности того, кого он стрижет, и если он отдает кому-либо предпочтение, то тому, кто покорнее других позволяет себя стричь. Таким образом, человечество делится только на два класса: эксплуататоров и эксплуатируемых. Это должны помнить обиженные всех стран.

Впрочем, и здесь ход событий является лучшим воспитателем отдельных индивидуумов, ибо приучает их приспособляться к обстоятельствам, из него вытекающим, и время в конце концов заставит отдельных личностей считать своим единственным отечеством вселенную.

Если интернационализм еще не привился людям в интеллектуальном отношении, то фактически он господствует повсюду; в наше время все — международно, и нет такой нации, которая могла бы изолироваться и замкнуться в себе самой. Как ни велика энергия наших „покровителей”, они не в состоянии довести свое „покровительство” до желательного для них предела, ибо вынуждены считаться с взаимным обменом некоторыми международными услугами.