Сергей Кургинян - Суть времени #5

• Название: Суть времени #5
• Автор: Сергей Кургинян
• Жанр: Политика

---

Те культуры, которые поощряют жажду наживы, а значит, модус обладания, опираются на одни потенции человека. Те же, которые благоприятствуют бытию и единению, опираются на другие потенции в том же человеке". Но не надо, указывает Фромм, говорить, что этих других потенций нет. Не надо говорить о том, что можно опираться только на те потенции, которые нужны культурам, поощряющим жажду наживы, даже ради развития. Адам Смит, Гоббс, "война всех против всех". Адам Смит: алчные индивидуумы начинают грызться, порождают развитие, общественное благо, благо из алчности.

"В заключение, - пишет Фромм, - можно сказать, что нет ничего удивительного в том, что стремление человека к самоотдаче и самопожертвованию проявляется столь часто и с такой силой, если учесть условия существования человеческого рода". Род человеческий как человеческий род не может существовать без опоры на это. Он погибнет как человеческий род, если он не будет существовать с опорой на это. "Удивительно, - пишет Фромм, - скорее то, что эта потребность может с такой силой подавляться, что проявления эгоизма в капиталистическом обществе становятся правилом, а проявления солидарности – исключением. Вместе с тем, как это ни парадоксально, именно этот феномен вызван потребностью в единении. Общество, принципами которого является стяжательство, прибыль и собственность, порождает социальный характер, ориентированный на обладание, и как только этот доминирующий тип характера утверждается в обществе, никто не захочет быть аутсайдером, а вернее отверженным; чтобы избежать этого риска, каждый старается приспособиться к большинству, хотя единственное, что у него есть общего с этим большинством, – это их взаимный антагонизм".

А дальше Фромм идёт до конца и пишет следующее: "В католической теологии такое состояние существования, в полном разъединении и отчуждении, не преодолеваемом и в любви, (а Фромм подробно объясняет, почему в подобном состоянии подлинной любви быть не может, и она подменяется сексом, и почему нужны все эти сексуальные революции) определяется, как "ад". Фромм ставит знак тождества между адом социальным и метафизическим, и этим состоянием всеобщего разделения, не преодолеваемого и в любви.

А дальше он обращает внимание на ту сторону Маркса, которую не то чтобы запрещено было обсуждать в советское время, а просто категорически не хотели обсуждать. Об эксплуатации говорили, об отчуждении – нет. А мы сейчас, осуществляя критику капитализма, заговорили об отчуждении. Фромм пишет: "Труд, по Марксу, символизирует человеческую деятельность, а человеческая деятельность для Маркса – это жизнь. Напротив, капитал, с точки зрения Маркса, – это накопленное прошлое и, в конечном счёте, мёртвое, грундайза" (я могу неправильно произнести немецкое слово). "Нельзя полностью понять, какой эмоциональный заряд имела для Маркса борьба между трудом и капиталом, если не принять во внимание, что для него это была (борьба метафизическая – С.К.), борьба между жизнью и смертью, борьба настоящего с прошлым, борьба людей и вещей, борьба бытия и обладания".

Видите, какой выстраивает ряд Фромм вместе с Марксом? Бытие или обладание, жизнь или смерть, живое или мёртвое. "Для Маркса вопрос стоял так: кто должен править кем? Должно ли живое властвовать над мёртвым или мёртвое над живым? Социализм для него олицетворял общество, в котором живое одерживает победу над мёртвым, то есть метафизическую победу".

А вот теперь хотелось бы обсудить – куда ведёт эта дорога, которую мы наметили, когда мы сказали о том, что капитализм сегодня постепенно выстраивает Большой Юг, Большой Запад, Большой Восток. И начинает игру Большого Юга против Большого Востока, заигрывает с ним, строит это по принципу "мирового города" и "мировой деревни". Это ещё социокультурная политика, это глобальная политика, это стратегия, но это не концепция и не конечная цель. Что по другую сторону этой конечной цели?

Если верить тому, что говорят Фромм и Маркс, то по другую сторону этой цели то единственное, что и может быть построено, когда сложатся "мировой город" и "мировая деревня" и когда внутри всего этого остановится развитие. Как только остановится развитие и иерархия окажется неподвижной, выяснится, что история – это грех. И рано или поздно окажется, что единственное, что может дооформить это концептуально, метафизически и стратегически, – это просто многоэтажное человечество.

Поскольку род человеческий (для Маркса) отчуждает в капитализме свою сущность от себя, то род человеческий, потеряв сущность, потеряет единство. И в этой потере единства он рано или поздно придёт к идее многоэтажного человечества. А идея многоэтажного человечества, в котором единство вида будет отменено – что и будет представлять собой новую и гораздо более тонкую разновидность фашизма, – рано или поздно обязательно востребует гностическую метафизику, ибо именно в гностической метафизике всё доведено до предела. Там есть "пневматики", то есть высшие люди, живущие духом, творчеством, интеллектом; "психики", живущие только эмоциями; и "хилики", живущие только телом, только жратвой и всем остальным.

И вот это желание раскачать потребление, рано или поздно, приведёт к формированию огромного количества обездушенных человеческих потребителей-скотов, над которыми начнут надстраиваться другие иерархии. Не иерархии суперпотребления, а иерархии, отрывающие самих себя и их носителей, эти этажи здания – от нижних этажей здания. В этом завершение замысла со всеми этими "Большими Югами", "Большими Востоками" и так далее. Это гностическое, по большому счёту, завершение, после которого человечество как единое целое перестаёт существовать. А как только оно перестаёт существовать как единое целое, гуманизма уже нет в том виде, в каком мы к нему привыкли. Потому что никто не скажет директору совхоза или зоотехнику, почему он не должен сократить поголовье кур, если это полезно для совхоза и для потребителей куриного мяса. Почему нельзя сократить любым способом количество "хиликов", если они не нужны? Почему нельзя растоптать "психиков", если они не одно с тобой человечество? Они фундаментально, антропологически, метафизически другие.

Что противостояло этому и в чём тут корни советского за пределами той конкретики, которой ни в коем случае нельзя пренебрегать?

Под номером один, конечно, идёт советский опыт индустриального и даже постиндустриального коллективизма. Это огромный опыт, потому что если он был – значит, можно развиваться без атомизации, без превращения коллективистско-традиционалистской солидарной сферы вот в этот самый антагонистический, индивидуалистический материал. Без этой грызни вокруг "иметь", без этого разбуженного алчного состояния.

Значит, тогда весь этот коллективистски-солидаристский материал – это не уголь для топки, который кидаешь-кидаешь, кидаешь-кидаешь, паровоз едет, а потом уже угля нет, и паровоз останавливается. Это огромного значения опыт. И какие бы события ни развивались, и как бы быстро всё ни подбиралось к самым печальным вариантам развития событий здесь, у нас, мы не имеем права не осмысливать этот опыт. Мне всё время говорят: "Что надо делать?" Осмысливать надо. Дорабатывать, собирать материал. Не можете книги писать – собирайте материал. Не можете книги писать – статьи пишите, выявляйте отдельные аспекты. Не можете писать – учитесь. Находите тех, кто это может делать. Учите других.

Это всё надо понять. Поймите масштаб этой проблемы. До сих пор говорилось, что двигаться-то можно только так – за счёт Адама Смита и Гоббса. За счёт того, что разбужена алчность, а её не разбудишь, пока не будет индивидуумов, когда всё это не превращается в газ. А когда ты превратишь это в газ, ты отчуждаешь человеческую сущность от человечества, ты омертвляешь всё, и у тебя рождается эта неподвижная иерархия. Но если можно развиваться по-другому, зачем же развиваться так?! Тем более что так уже развиваться нельзя. У нас – потому, что уже нет этого традиционалистского материала для топки, на Западе – по той же причине. А на Востоке можно, но остановка видна.

Вторая часть этого всего – это "новый человек", "новый гуманизм" и "история как сверхценность". Говорил, повторяю и буду говорить, что нет экономики как таковой, нет социологии как таковой. Есть социологии и экономики, опирающиеся на человека как константу, и социологии и экономики, опирающиеся на человека как процесс. Если вы можете человека поднять, то с этим поднятым человеком вы сделаете другую экономику. А, создав другую, вы его ещё больше поднимете, потому что не природа человека неизменна, как они говорят вам и нам. Не природа человека неизменна (и потому уж извиняйте – что есть, то есть), а есть две природы. И опираются они на одну, а вторую игнорируют. А опереться-то на неё можно, ибо она есть и её надо изучать – эту вторую природу солидаризма, коллективизма и всего прочего. С её дочеловеческими корнями, с её развитием, её потенциалом. Ее надо изучать и надо показывать, как её использовать и как её актуализировать.