Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники

• Название: Сыновья и любовники
• Автор: Дэвид Лоуренс
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9697-0167-X, 5-9697-0158-0

Роман «Сыновья и любовники» (Sons and Lovers, 1913) — первое серьёзное произведение Дэвида Герберта Лоуренса, принесшее молодому писателю всемирное признание, и в котором критика усмотрела признаки художественного новаторства. Эта книга стала своего рода этапом в творческом развитии автора: это третий его роман, завершенный перед войной, когда еще не выкристаллизовалась его концепция человека и искусства, это книга прощания с юностью, книга поиска своего пути в жизни и в литературе, и в то же время это роман, обеспечивший Лоуренсу славу мастера слова, большого художника. Важно то, что в этом произведении синтезированы как традиции английского романа XIX века, так и новаторские открытия литературы ХХ века и это проявляется практически на всех уровнях произведения.

Перевод с английского Раисы Облонской.

---

Наконец появился доктор. Это был человек лет сорока, красивый, загорелый. Схоронив горячо любимую жену, он посвятил себя исцелению женских недугов. Пол назвался, назвал фамилию матери. Доктор ее не вспомнил.

— Номер сорок шестой М, — сказала сестра, и врач посмотрел в свою записную книжку.

— У нее большая шишка, возможно, опухоль, — сказал Пол. — Но доктор Ансел хотел вам написать.

— А, да! — сказал врач, вынимая из кармана письмо. Он был очень приветлив, любезен, деловит и добр. Завтра же он приедет в Шеффилд.

— Кто ваш отец? — спросил он.

— Углекоп, — ответил Пол.

— Вероятно, человек не слишком состоятельный?

— Это… я об этом позабочусь, — сказал Пол.

— А вы сами кто? — улыбнулся доктор.

— Я служащий на протезной фабрике Джордана.

Доктор опять улыбнулся.

— Н-ну… чтоб поехать в Шеффилд! — сказал он, соединив кончики пальцев и улыбаясь глазами. — Восемь гиней?

— Спасибо! — сказал Пол, покраснев, и встал. — И вы приедете завтра?

— Завтра… воскресенье? Да! Не скажете, когда примерно поезд во второй половине дня?

— Есть один, прибывает в четыре пятнадцать.

— А до дома на чем добраться? Или надо будет пройти пешком? — доктор все улыбался.

— Там есть трамвай, — сказал Пол. — Трамвай в сторону Западного парка.

Доктор записал.

— Благодарю! — сказал он и пожал Полу руку.

Затем Пол пошел домой повидаться с отцом, который оставлен был на попечение Минни. Уолтер Морел теперь уже сильно поседел. Пол застал его в саду, отец копался в земле. Из Шеффилда Пол загодя ему написал. Отец и сын обменялись рукопожатием.

— Привет, сын! Прибыл, значит? — сказал отец.

— Да, — ответил сын. — Но я сегодня же назад.

— Ишь ты! — воскликнул углекоп. — А ты хоть чего поел?

— Нет.

— Всегда с тобой так, — сказал Морел. — Пошли.

Он боялся упоминаний о жене. Оба вошли в дом. Пол ел молча. Отец с перемазанными землей руками, с закатанными рукавами рубашки сидел напротив в кресле и смотрел на сына.

— Ну, а она-то как? — несмело спросил он наконец.

— Она может сесть, ее можно снести вниз попить чаю, — сказал Пол.

— Слава Богу! — воскликнул Морел. — Значит, буду в надежде, скоро домой вернется. А чего говорит этот ноттингемский доктор?

— Он завтра поедет осмотрит ее.

— Вон что! Сдается мне, это станет недешево!

— Восемь гиней.

— Восемь гиней! — У Морела перехватило дыхание. — Ну, где ни то возьмем.

— Я сам могу заплатить, — сказал Пол.

Оба помолчали.

— Мама надеется, что Минни хорошо о тебе заботится, — сказал Пол.

— Да у меня-то все хорошо, было бы и у ней так, — ответил Морел. — А Минни, она добрая душа, благослови Бог девчонку! — Он сидел унылый, понурый.

— Мне надо выйти в полчетвертого, — сказал Пол.

— Лихо тебе придется, парень! Восемь гиней! А когда, думаешь, она сможет воротиться?

— Посмотрим, что скажут завтра доктора, — сказал Пол.

Морел тяжко вздохнул. Дом казался непривычно пустым, и Полу подумалось, какой отец стал потерянный, заброшенный и старый.

— Ты на той неделе съезди навести ее, — сказал он.

— Так, может, она тогда уж домой воротится, — с надеждой сказал Морел.

— А если нет, надо будет тебе съездить, — сказал Пол.

— Где ж мне взять на это денег, — сказал Морел.

— И я напишу тебе, что скажет доктор, — сказал Пол.

— Да ты мудрено пишешь, мне ничего не понять, — сказал Морел.

— Ладно, напишу просто.

Просить Морела ответить на письмо было бессмысленно — он, пожалуй, только и умел, что нацарапать свою подпись.

Доктор приехал. Леонард счел своим долгом встретить его в наемном экипаже. Осмотр занял не много времени. Энни, Артур, Пол и Леонард тревожно ожидали в гостиной. Врачи спустились к ним. Пол быстро посмотрел на обоих. Он ведь уже ни на что не надеялся, разве что когда обманывал сам себя.

— Возможно, это опухоль, надо подождать, тогда будет видно, — сказал доктор Джеймсон.

— А если это подтвердится, вы сможете ее вылечить? — спросила Энни.

— Вероятно, — ответил он.

Пол положил на стол восемь с половиной соверенов. Доктор Джеймсон пересчитал деньги, вынул из кошелька флорин и положил на стол.

— Благодарю, — сказал он. — Мне жаль, что миссис Морел так больна. Но надо посмотреть, что тут можно сделать.

— А оперировать нельзя? — спросил Пол.

Доктор помотал головой.

— Нет, — сказал он. — И даже если б было можно, у нее не выдержало бы сердце.

— У нее такое плохое сердце? — спросил Пол.

— Да. Вы должны быть с ней осторожны.

— Очень плохое?

— Нет… э-э… нет, нет! Просто будьте осторожны.

И доктор отбыл.

Тогда Пол принес мать вниз. Она лежала у него на руках доверчиво, как ребенок. Но когда он стал спускаться по лестнице, припала к нему, обеими руками обхватила шею.

— Боюсь я этих ужасных лестниц, — сказала она.

И Пол тоже испугался. В другой раз он попросит Леонарда снести мать. Он чувствовал, больше он на это не решится.

— Ему кажется, это просто опухоль! — крикнула матери Энни. — И ее можно будет вылущить.

— Я знала, что он так скажет, — презрительно отозвалась миссис Морел.

Она притворилась, будто не заметила, что Пол вышел из комнаты. А он сидел в кухне и курил. Потом безуспешно попытался стряхнуть с пиджака серый пепел. Посмотрел внимательней. То был седой волос матери. Какой длинный! Пол снял его, и волосок потянуло к трубе. Пол выпустил его. Длинный седой волос взлетел и исчез во мраке холодного камина.

На утро перед отъездом на фабрику он поцеловал мать. Было совсем рано, и они были одни.

— Не беспокойся, мой мальчик! — сказала она.

— Не буду, ма.

— Не надо, это было бы глупо. И береги себя.

— Хорошо, — ответил он. И прибавил не сразу: — Я приеду в субботу и привезу отца, ладно?

— Наверно, он хочет приехать, — ответила миссис Морел. — Во всяком случае, если он захочет, ты не удерживай.

Пол опять ее поцеловал и ласково, нежно отвел прядь волос с ее виска, будто она была его возлюбленная.

— Ты не опаздываешь? — прошептала она.

— Ухожу, — совсем тихо сказал Пол.

Но еще несколько минут сидел и отводил с висков матери темные и седые волосы.

— Тебе не станет хуже, ма?

— Нет, сынок.

— Обещаешь?

— Да. Мне не станет хуже.

Пол поцеловал ее, накоротке обнял и ушел. Этим ранним солнечным утром он бежал на станцию бегом и всю дорогу плакал; он сам не знал почему. А мать думала о нем, широко раскрытыми голубыми глазами неподвижно глядя в пространство.

Во второй половине дня он пошел пройтись с Кларой. Они посидели в рощице, где цвели колокольчики. Пол взял ее за руку.

— Вот увидишь, — сказал он Кларе, — она не поправится.

— Ну ты же не знаешь! — возразила та.

— Знаю, — сказал он.

Она порывисто прижала его к груди.

— Постарайся не думать об этом, милый, — сказала она. — Постарайся не думать об этом.

— Постараюсь, — пообещал он.

Он ощущал прикосновение ее груди, согретой сочувствием к нему. Это утешало, и он ее обнял. Но не думать не мог. Просто говорил с Кларой о чем-то другом. И так бывало всегда. Случалось, она чувствовала, что он начинает мучиться, и тогда умоляла:

— Не терзайся, Пол! Не терзайся, хороший мой!

И прижимала его к груди, укачивала, успокаивала, как ребенка. И ради нее он гнал от себя тревогу, а, едва оставшись один, снова погружался в отчаяние. И что бы ни делал, неудержимо текли невольные слезы. Руки и ум были заняты. А он невесть почему плакал. Само естество его исходило слезами. С Кларой ли он проводил время, с приятелями ли в «Белой лошади», — он был равно одинок. Только он сам и тяжесть в груди — ничто другое не существовало. Иногда он читал. Надо же было чем-то занять мысли. Для того же предназначалась и Клара.

В субботу Уолтер Морел отправился в Шеффилд. Таким несчастным он казался, таким заброшенным. Пол кинулся наверх.

— Отец приехал, — сказал он, целуя мать.

— Правда? — утомленно отозвалась она.

Старый углекоп вошел в комнату не без страха.

— Ну как живешь-можешь, лапушка? — сказал он, подходя, и поспешно, робко ее поцеловал.

— Да так себе, — ответила она.

— Вижу я, — сказал Морел. Он стоял и смотрел на жену. Потом утер платком слезы. Таким беспомощным он казался и таким заброшенным.

— Как ты там, справлялся? — спросила она устало, словно разговор с мужем отнимал силы.

— Ага, — ответил он. — Бывает, малость задолжаю, сама понимаешь.

— А обед она тебе вовремя подает? — спросила миссис Морел.

— Ну, разок-другой я на нее пошумел, — сказал он.

— Так и надо, если она не поспевает. Она рада все оставить на последнюю минуту.