Джон Апдайк - Россказни Роджера

• Название: Россказни Роджера
• Автор: Джон Апдайк
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-023780-4

Бог все-таки ЕСТЬ?!

По меньшей мере это пытается доказать с помощью своего компьютера программист-виртуоз...

По крайней мере в этом он пытается убедить мужа своей любовницы — профессора богословия...

«Я мыслю, следовательно, я существую?»

«Верую, ибо это абсурдно?»

Что-то еще?

---

Последнее предложение было для всех полной неожиданностью, оно стало как бы золоченой рамой к убогой картине сборища.

В конце концов утомленные социальные работники сочли соображения и заверения Эстер достаточно весомыми, о чем на форме 51А была сделана соответствующая пометка.

Наша общественная система не могла придумать ничего лучшего. Если же Пола опять сломает ногу, государство лишит Верну родительских прав и на казенный счет поместит ребенка в детский дом. Эту угрозу озвучил мужчина. Лицо его с нечистой кожей было на редкость подвижным. Тощим голосом жуя слова о возможной каре, он самодовольно выпячивал нижнюю губу.

Пока шли переговоры, я старался проследить, посмотрят ли Верна и Эстер друг на друга. Нас буквально завораживает химическая реакция, происходящая между двумя женщинами, с которыми мы спали. Мы, вероятно, надеялись на некое тайное тройственное соглашение, каковое будет неуклонно соблюдаться всеми заинтересованными сторонами. Несколько раз Эстер, оживленно жестикулируя, потянулась прикоснуться к Верне, как прикоснулись бы ко вторичному вещественному доказательству, однако я абсолютно точно видел, что касания не было. Пальцы с длинными ногтями застывали в дюйме от плеча Верны, которая в этот момент вся ощетинивалась. Она держала Полу на коленях с упорством упрямца, не дающего, несмотря на немилосердную боль, удалить ноющий зуб. Иногда косящие глаза под короткими ресницами наполнялись розоватыми слезами; слезы стекали по щекам, и она утирала их кулаком. Пола — она была немного светлее социальной работницы Верны — вертелась на коленях у матери, что-то лепетала, подражая нашим строгим лицам, строила уморительные рожицы и похлопывала себя по ноге в том месте, где вместе с гипсом закруглялся стебель неплохо выполненного фиолетового ириса. Уроки живописи, которые брала Верна, для чего-то пригодились.

Так оно и случилось, что иные вечера, и дни, и ночи Пола оставалась с ними на аллее Мелвина, тогда как ее мамаша использовала где-то свое конституционное право на стремление к счастью. Я начинал ревновать ее только после полуночи, в тот час и те недолгие минуты, когда мы, куклы в чьих-то руках, по прошествии времени сделавшиеся еще меньше и ничтожнее, нежданно-негаданно совокупились. У меня под боком мерно похрапывала Эстер, отупевшая от забот о чужом ребенке и вынужденная дышать носом, поскольку нынешним маем была настигнута эпидемией сенной лихорадки. Я вспоминал, как раскинулось в полутьме белое, тяжелеющее, но тугое тело моей племянницы, однако, думая об этом, испытывал скорее страх, нежели желание. Прошло уже две недели, и каждый божий день, утром и вечером, я запирался в ванной и смотрел, не появились ли у меня признаки какого-либо из новейших венерических заболеваний, страх обнаружить которое подавил, так сказать, в зародыше, сексуальную революцию. Ни подозрительного прыщика, слава богу, ни жжения при мочеиспускании, ничего, но все равно я не чувствовал себя в безопасности, и никогда больше не почувствую. И все-таки я заразился, пусть не СПИДом и не каким-нибудь стригущим лишаем. Из богатого особняка, словно парящего в заоблачной академической выси, меня перетащили в закопченный густонаселенный блочный дом, где в нужде и несчастьях ютился разноплеменный бедный люд. Я дважды выбирался из такой среды: первый раз, когда бросил Кливленд, и другой, когда бросил приход. Теперь под моим кровом жили чужая незаконнорожденная девчушка-мулатка, неверная жена и неспособный к обучению сын.

Что сам делаешь ради ублажения плоти своей, то и с тобой делают. Я взял на заметку любопытный психологический факт: несказанную радость, упоение свободой, когда, оставив Верну, я гнал сквозь безлунную мглистую ночь домой и в окнах моей «ауди», как пшеничные колосья в поле, колыхались тени домов и ликующе возносились переливы полузабытого Скарлатти.

Мне пришла мысль, что, испытав чувство покоя post coitum, подле Верны, непоколебимую уверенность в существовании высшего начала и ощущение, что наше соитие — живое тому доказательство, я впал в ересь, подобную той, за которую церковь громогласно предавала анафеме катаров и так называемых братцев фратичелли: мерзостное дело — беспредельно раздвигать границы Божьего всепрощения. Más, más... Не искушай Господа Бога твоего.

2

Первым на вечеринку явились Клоссон и его маленькая сухонькая миловидная жена Пруденс с ясными голубыми глазами, но яркими и какими-то тяжелыми зрачками, похожими на эмалированные бусинки, отлитые многолетней приверженностью к здоровой пище, омовениям весенней водой, воинствующему пацифизму и доброте, лишенной каких бы то ни было иллюзий. За ними пришли Вандерльютены, которые придали нашему сборищу наигранное многоцветье рекламы кока-колы на телевидении, и Эд Сни: наш друг в эти дни «выяснял отношения» с миссис Сни и вместо супруги пригласил выпускницу с реденькими льняными кудельками на голове, мечтательным взором и узкими бедрами, специалиста по темным местам в священных книгах, — их отношения давно перестали носить чисто академический характер. Ребекка Абрамс привела возлюбленную, розовощекую приземистую англичанку, которая могла порассказать массу интересного о черепках глиняных сосудов культур Мочика и Наска, а миссис Элликотт — сына от одного из своих многочисленных неудавшихся браков, высокого лысого, постоянно моргающего мужчину средних лет, страдающего тиком, отчего его рот то и дело дергался к уху. На нем был отлично сшитый пиджак, но трудно было отделаться от ощущения, что одевается он не сам, что пуговицы ему застегивали чьи-то чужие руки. Любовница Ребекки, напротив, каждодневно влезала в один и тот же костюм из шотландки, одинаково пригодный для того, чтобы копаться в земле и посещать вечеринки. Шотландка была такой плотности и переплетения, что пробуждала зависть у любого поклонника твида вроде меня.

Я пригласил некоторых своих студентов-выпускников, но никто не мог заподозрить меня в интрижке с Карлисс Хендерсон. Та крутилась около пышноволосой англичанки, выпытывая, верно ли, что в доколумбовых культурах глиняные изделия мастерили, как утверждает патриархальная доктрина, мужчины; лично она была твердо убеждена, что это — дело женских рук. Переступая ногами в низких грязно-коричневых туфлях без каблуков, англичанка радостно заявила, что женщина у инков была попросту тягловой силой. Ей возразила жена долговязого экономиста, большого любителя покрасоваться на телеэкране, прошлой зимой она ездила в Мачу-Пикчу. Супруг боливийской поэтессы, которая была persona non grata для тамошнего правящего режима, имел свой, латиноамериканский взгляд на женский вопрос. Разве в Северной Америке со всеми ее хвалеными правами для женщин сыщутся такие выдающиеся личности, как Ева Перон или Габриела Мистраль?

Так оно и шло. На вечеринке было множество других гостей, которых я не назову в своем рассказе, но каждый из них в силу происхождения, интеллекта или редкой привлекательности претендовал на исключительность. Словом, это был «избранный круг», как выражались в старой доброй Новой Англии.

Я вертелся, точно белка в колесе, встречал гостей, знакомил друг с другом, глупо фыркал от смеха, выслушав глупый анекдот, старался припомнить имена детишек, кошечек, собачек, чтобы поддержать разговор. Цокая каблуками, Эстер то и дело бегала на кухню, где бездельничали две поразительно стеснительные девицы-ирландки, нанятые разносить закуски. Разноголосый разговор в гостиной вдруг взорвался общим кликом возмущения очередной чудовищной ошибкой президента, возложившего цветы на каком-то немецком кладбище. Тут же началось усиленное полоскание персоны Рейгана. И вообще, по глубочайшему, правда, не проверенному практикой убеждению пикейных жилетов с богословского факультета, они управляли бы страной гораздо лучше, чем любой избранный президент. И тем не менее казалось, что все мы заключены в ясной, не засоренной лишними мыслями голове нашего президента, обитаем в каком-то дутом пузыре невероятного объема, который в один прекрасный день может лопнуть, и оставшиеся в живых будут с тоской вспоминать прежнюю американскую жизнь как сущий рай.

Я давно хотел познакомить Дейла с Кригманами. К счастью, они пришли одновременно. Дейл в своем сером костюме при пестром, ярком галстуке, был на редкость длинный, бледный, исхудавший, тогда как все пятеро Кригманов излучали здоровье и благожелательность. В торжественных случаях Майрон и сын всегда придумывают что-нибудь экстравагантное. На прилегающих друг к другу лужайках позади наших домов раньше росли форзиции и магнолии, а теперь кизил и азалии, и старшие Кригманы ради забавы сплели себе на голову венки из веточек розовой азалии. Три их дочери ограничились тем, что воткнули по цветку в свои полупанковые прически. Эти jeunes filles появились на свет в правильном порядке: они были девятнадцати, семнадцати и пятнадцати годов от роду, звали их Флоренс, Мириам и Кора, и имена легко запоминались благодаря созвучию с именами героев из мультиков — Флопси, Мопси и Клопси. Представляя Кригманам Дейла, я сказал ему: