Николай Коняев - Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

• Название: Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября
• Автор: Николай Коняев
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9265-0407-8

Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг. людей погибло в десятки раз меньше, чем в 1918–1922 гг.

В книге известного писателя Николая Коняева на строго засекреченных материалах убийств М. Володарского и М. Урицкого, вождей революции, малоисследованных делах «Каморры народной расправы», первых крестьянских восстаний и солдатских волнений приоткрывается механизм раскрутки террора в России, его истоки и последствия.

---

И вывернуться ему — увы — на этот раз не удалось…

9

Вот так и «расследовалось» дело «Каморры народной расправы». Были в ходе «следствия» провалы, были и озарения.

6 июня Байковский получил показания Василия Илларионовича Дворянчикова, что якобы в его фотоцинкографии изготовлена найденная при втором обыске комнаты Л. Т. Злотникова печать «Каморры народной расправы», а 12 июня нужные следствию показания дал и сам Злотников.

Хотя мы уже не раз цитировали этот протокол допроса, но приведем его сейчас целиком, потому что это главный документ обвинения…

12 июня сего года по делу показал: «Мухин лично мне ничего не давал, но через Егорова я получил один раз 200 руб., второй раз — 400 руб. Мухин прислал мне эти деньги на расходы, которые будут сопряжены в связи с напечатанием и рассылкой прокламаций.

Прокламаций этих было разослано мною экземпляров не более тридцати, так как по почте я посылал только в редакции газет, если передавал каким-либо лицам, то лично.

Боброву одну прокламацию я дал. Дело было в воскресенье, он шел еще с одним субъектом, которому я тоже дал, субъект этот вам знаком, так как он служит у вас; это Якубинский, который выдавал себя за члена Сов. Р. и С. Депутатов, за директора каких-то двух фабрик и хозяина одной из шоколадных.

За четверть часа до обыска он у меня был, купил на четыреста рублей картин, деньги за которые, конечно, не заплатил.

Печатал я сам прокламации на пишущей машинке, не желая подводить тех лиц, которые не имеют к этому никакого отношения, места не укажу.

От Жданова я ничего не получал и даже незнаком с ним.

Вся организация «Каморры народной расправы» и ее штаба заключается лишь во мне одном: я ее председатель, я ее секретарь, я и распространитель и т. п.

Хотя знал об этом Раковский, который делал мне заказы, приходил ко мне и знал, где находится печать и т. п. Бобров узнал об этом лишь потому, что я ему вручил прокламацию»{167}.

Протокол допроса — специфический жанр литературы, тем не менее и тут существуют определенные законы. Мы уже отмечали ряд несообразностей, содержащихся в этих показаниях, а сейчас хотелось бы поговорить о допросе в целом.

Как-то с ходу Злотников начинает давать показания на В. П. Мухина. Цена их — жизнь Василия Петровича. Далее Злотников подробно рассказывает о сотруднике Петроградской ЧК Якубинском. И вдруг упирается — начисто отрицает факт знакомства с З. П. Ждановым, который сам этого факта не отрицал, рассказывая о попытке Злотникова дозвониться до него.

Кстати, на следующих допросах Злотников откажется от показаний на Мухина, но по-прежнему будет твердо отрицать даже и факт телефонного звонка Жданову.

В конце же допроса, категорически отказавшись называть людей, у которых он работал на пишущей машинке, Злотников принимает всю вину за организацию «Каморры» на себя, но при этом зачем-то добавляет, что его приятель Раковский знал, «где находится печать и т. п.».

Весь допрос умещается на одной страничке.

На этой страничке умещается и сразу несколько Злотниковых.

Один, который лжесвидетельствует на старика Мухина, и другой, который благородно защищает Боброва, Жданова и неизвестных владельцев пишущей машинки, впрочем, тут же, как бы между прочим, закладывает своего приятеля Раковского.

Не нужно быть психиатром, чтобы понять: если бы Злотников вел себя так без всякого принуждения — мы имели бы дело с явной патологией.

Конечно, проще всего допустить, что следователь Байковский избивал Злотникова, выбивая из него нужные показания. Косвенно подтверждает это и тот факт, что Злотников как-то очень неуклюже, словно бы разбитыми в кровь губами, формулирует свои признания. Кстати, надо отметить, это единственный допрос, на котором Злотников не вдается ни в какие рассуждения. А порассуждать он, как видно по другим допросам, и умел и любил…

И, наверно, так и было на самом деле.

Байковский действительно до полусмерти избивал со своими подручными Злотникова, пока тот, тяжело ворочая языком, не признался, что вся организация «Каморры» и ее штаба заключается лишь в нем одном…

Но это никак не объясняет, почему Злотников так охотно начал лжесвидетельствовать на Мухина.

В порядке гипотезы можно предположить, что, говоря о Мухине, Злотников говорил о какой-то совсем другой прокламации, на рассылку которой и давал ему деньги Мухин. На последующих допросах с завидным упорством и мужеством он будет повторять:

«За печатание и за составление прокламаций я ни от кого ничего не получал. Это мое личное дело. От Егорова (управляющий имением В. П. Мухина. — Н.К.) мною было получено 200 и 400 рублей, но это наши личные счеты. Никаких денег от Мухина не получал. Деньги, полученные от Егорова, были получены мною как следствие наших личных счетов»{168}.

Предположение наше хотя и не может быть доказанным, тем не менее не противоречит тем фактам, которые имеются.

Мы знаем, что какую-то прокламацию, содержание которой было известно только самому Злотникову да еще сотруднику ЧК Снежкову-Якубинскому, Злотников вручил Боброву…

Так, может, и сейчас на допросе об этой прокламации и говорил он, и лишь когда прозвучало слово «Каморра», понял, как ловко подставил его следователь?

А впрочем, может, и не понял, поскольку Байковский принялся кулаками выколачивать главные показания, и ослепший от боли Злотников только и находил силы твердить, что весь штаб, вся «Каморра» — это он, Злотников, и есть…

Может быть…

Но так или иначе, а главный документ обвинения — признание Л. Т. Злотникова следователю Байковскому — удалось добыть, и случилось это 12 июня.

Чехами уже были взяты Челябинск и Омск, Саратов и Самара.

Революционная кристаллизация уже началась…

Глава шестая СЕНГИЛЕЙСКИЙ ТУМАН ИЮНЯ

Партия не пансион благородных девиц, иной мерзавец потому и ценен, что он мерзавец.

В. И. Ленин

В Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией… принимают равное участие во всех работах, в том числе и расстрелах, проводимых комиссией, и левые эсеры, и большевики, и по отношению к этим расстрелам у нас как будто никаких разногласий нет.

Я. М. Свердлов

В семидесяти километрах от Ульяновска расположен городок Сенгилей, славящийся яблоневыми садами. Еще знаменит Сенгилей тем, что невдалеке от него время от времени спускается на дорогу необычный туман.

Местные жители знают, если попадешь в него, выйти невозможно, незачем и стараться. Даже если идешь сквозь туман по дороге и никуда не сворачиваешь, все равно возвращаешься на прежнее место…

Некоторые сенгилейские краеведы связывают это необычное явление природы с имением Владимира Ильича Ленина. Они утверждают, что Владимир Ульянов якобы в этой местности и был зачат, и сенгилейский туман как-то связан с этой катастрофой.

О достоверности подобных утверждений судить трудно, поскольку неизвестно, бывали ли в Сенгилее родители Ленина, бывал ли там сам Ильич…

Зато наверняка известно, что стоило только Ленину возглавить правительство, и сенгилейский туман сразу повис не только над Петроградом и Москвой, но начал расползаться и по всей

России. И в июне восемнадцатого года уже никому не было пути из этого гибельного тумана:..

Ни бывшим членам императорского дома, ни самим большевикам, ни простым россиянам…

1

Чекисты других местностей стремились шагать в ногу с Дзержинским и Урицким.

Особо важная задача в первой половине лета 1918 года была поставлена Кремлем перед чекистам Перми и Урала. Им предстояло ликвидировать царскую семью.

Начать решили с 39-летнего Михаила Александровича Романова — младшего брата императора.

Решение вполне логичное. По сути дела, Михаил Александрович был единственны легитимным кандидатом на пост главы государства, ибо именно в его пользу и отрекся от престола Николай II.

Готовились чекисты к ликвидации неторопливо и основательно.

Еще 9 марта Моисей Соломонович Урицкий доложил на заседании Совнаркома свои предложения.

Урицкому и поручил Совнарком выслать в Пермь великого князя Михаила Александровича Романова. Товарищ Урицкий поручение это исполнил.

Теперь настала пора действовать пермским товарищам.

Бывший каторжник, а в 1918 году член коллегии Пермской губчека, Александр Алексеевич Миков свидетельствовал:

«Мишка, как мы его называли, Романов содержался у нас в Перми на положении какого-то ссыльного, проживая свободно в верхнем этаже бывшей гостиницы… вместе со своим секретарем Сельтиссоном (особый вид колбасы из отходов колбасного производства), как мы его называли для смеха ради условным именем…

Временем своим он располагал свободно; ходил, как и когда ему «вздумается», по гостям, по купечеству, что осталось еще не ликвидированным в городе. Агентурные сведения указывали, что около него начала группироваться разная черносотенная сволочь с целью тайного увоза его, и офицерство старое возглавляло эти планы…