Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

• Название: Падение царского режима. Том 4
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Четвёртый том "Падения царского режима" содержит письменные показания последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова, а также исполняющего должность директора департамента полиции, позже товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого.

---

Последствием этого отношения к кн. Андроникову было то, что, хотя Протопопов, несмотря на предупреждение Распутина и Вырубовой, а затем, после смерти Распутина, несмотря на настойчивые указания Вырубовой не иметь никаких не только деловых, но даже и частных свиданий с Андрониковым, и находил возможным, перестав принимать у себя кн. Андроникова, видеться с ним, как мне говорил кн. Андроников, в доме своей сестры[*], знакомой с князем, тем не менее, по приказанию свыше, отданному военным властям, кн. Андроников был выслан из Петрограда; затем Протопопов, как мне передавал по телефону кн. Андроников, расспрашивавший меня о значении и силе действия принятой в отношении его меры, мог оказать ему содействие лишь в разрешении поселиться в Рязани, находящейся в 4 часах езды от Москвы, а потом, как мне сообщил Драгомирецкий, в переходе Андроникова на жительство в Москву, в виду просьбы за него Воейкова.

За весь период времени, после своего ухода, я лично один только раз, 6-го января 1917 года, виделся с кн. Андрониковым, отдавая ему визит после полученной мною от него большой поздравительной телеграммы, причем из своего разговора с Андрониковым я вынес убеждение, что, за последнее время, у него порвались многие нити его прошлых влиятельных знакомств с министрами и остались только старые связи с гр. Фредериксом, с Воейковым, кн. Шервашидзе и с А. Н. Хвостовым, с которым он находился, в непрерываемых им, со дня ухода А. Н. Хвостова с поста министра, дружеских отношениях, о чем князь мне сам заявил, передав мне о желании Хвостова снова сблизиться со мною и прося меня помирить его, князя, с Вырубовой. Не помню, кто именно из чинов администрации мне передавал, что, когда кн. Андроников, за которым в последнее время поставлено было наблюдение, выходил из своей квартиры в доме В. Гордона на Таврической ул.[*] для отправления в место высылки, то, прощаясь с швейцаром, заявил, что он должен оставить Петроград по примеру великого князя Дмитрия Павловича и князя Юсупова. Это вполне похоже на Андроникова.

Возвращаюсь к прерванному мною рассказу о своем посещении ген. Воейкова. Когда я пришел к Воейкову, то он принял меня очень любезно и, после обмена воспоминаний, связанных с отношением моим и его к Распутину в дни министерства А. Н. Хвостова, одинаково неприятных для меня и для Воейкова, разговор наш перешел на обсуждение политической атмосферы того времени. В столкновении между Родзянко и Протопоповым во время высочайшего выхода 1 января Воейков одинаково считал виновными и М. В. Родзянко за оказанное им неуважение к дому августейшего хозяина, и Протопопова, подавшего повод Родзянко высказать публично свое отношение к нему, Протопопову. В отношении общего оппозиционного настроения с антидинастическим оттенком Воейков высказал мне свои опасения относительно гвардейских частей и сообщил, что его обеспокаивает приподнятость настроения командного офицерского состава, расспросил меня о дошедших до меня и переданных мною Вырубовой слухах о движении среди офицеров сводного полка, вполне согласился с высказанным мною до того Вырубовой проектом о необходимости учреждения должности помощника дворцового коменданта, как его постоянного заместителя, в виду его частых выездов и неотложного пребывания около государя, для охраны дворца и неослабного надзора за держащими охрану Царского Села воинскими частями, и убедительно просил меня, насколько возможно, выяснить, при посредстве знакомых, посещающих открытый депутатом П. Н. Крупенским, при материальной поддержке А. Ф. Трепова, клуб общественных деятелей, тех офицеров, которые на одном из обедов, данном в честь М. В. Родзянко, сидя группою за отдельным столом, приветствовали от имени гвардии М. В. Родзянко, за его выступления в Государственной Думе и борьбу с Протопоповым и влияниями, поддерживающими последнего. При этом Воейков мне заявил, что посланный им с целью обследования этого происшествия офицер дворцового управления не мог, даже при содействии градоначальника, получить для ген. Воейкова сведений у прислуги клуба, так как в книгу посетителей фамилии офицеров не были помещены, а в департаменте полиции никаких сведений по этому предмету не оказалось. По словам Воейкова, на эту браваду со стороны группы офицеров гвардии обратила серьезное внимание государыня, и он хотел бы примерным наказанием виновных подавить в корне попытки офицерского гвардейского состава петроградского гарнизона вмешиваться в вопросы внутренней политики.

Указав ген. Воейкову на свое бессилие быть полезным ему в этом отношении, в виду неопределенного положения, в котором я сам находился, и, не состоя ни членом этого клуба, ни посетителем его, я пообещал ему расспросить кое-кого из знакомых о подробностях этого обеда и ему их передать; затем я, в общих чертах, насколько было мне известно, дал Воейкову, в связи с делом гр. Татищева, характеристику действий комиссии ген. Батюшина в области расследований банковского шпионажа и оттенил значение отражения процесса Мануйлова на взведенном комиссией ген. Батюшина обвинении гр. Татищева по ст. 108 улож.[*], под влиянием интриги Мануйлова, на стороне которого стоял прапорщик Лонгвинский[*], производивший расследование по делу гр. Татищева. При этом я сообщил Воейкову о возникшем предположении, переданном мне Протопоповым, которое разделяла и Вырубова, сосредоточить при ставке в широком объеме главное наблюдение за торговым шпионажем под моим руководством и передать в этот отдел и область дел, подлежащих ведению Батюшина. Воейков отнесся к этой мысли сочувственно. Прощаясь со мной, Воейков, прося меня возобновить с ним старые отношения и держать его в курсе настроений последнего времени, стал мне жаловаться на свою переутомленность и на ту нервную атмосферу, которая создалась в последнее время среди членов императорской фамилии после убийства Распутина и в которой ему силою необходимости приходится работать, и заявил мне, что условия военного времени и то доверие, которое ему оказывают государь и императрица, лишают его возможности сложить с себя обязанности дворцового коменданта, которые сильно его тяготят и отрывают его от личных больших дел. После этого я до своего ареста, как уже упомянул, с Воейковым не виделся и никаких сведений по интересовавшему его вопросу ему не сообщал.

Воейков на посту дворцового коменданта, в сравнении с своим предшественником ген. Дедюлиным, представлял рельефную фигуру. В ту придворную среду, в которую Дедюлин вошел как «homo novus», Воейков пришел по праву своего рождения, воспитания, полковых традиций, женитьбы, и, наконец, личных к нему симпатий со стороны государя, знавшего его с молодых своих лет. Поэтому Воейкову, бывшему своим человеком не только в великосветских гостиных, но и в великокняжеских дворцах и в покоях государя, не нужно было подчеркивать свою преданность августейшей семье и устоям самодержавия средостением с монархическими организациями и влиятельными правыми кружками и духовными конгрегациями, как это делал Дедюлин. Ген. Дедюлин во все время нахождения своего у власти дворцового коменданта, отпускал даже из своего секретного фонда, дополнительно к ассигнованию министерства внутренних дел, ген. Богдановичу средства на его политический салон не только для сближения своего с нужными ему людьми, но и для проведения, путем еженедельных письменных докладов ген. Богдановича государю, тех или других своих взглядов на события или лица, приближающиеся к трону, о чем Воейков, зная и изучив все стороны натуры государя, мог свободно говорить с его величеством в интимной обстановке, за чашкой чая или при своих докладах его величеству. Будучи, по своему характеру, человеком властным, ген. Воейков сумел заставить считаться с собою, зная особенности той среды, в которой он вращался, не только министров, но и великих князей.

Оставшись в последнее время почти единственным осколком старых юношеских воспоминаний государя, Воейков ревниво оберегал свое влияние на его величество, и, поэтому, все лица, желавшие укрепиться в доверии у государя, каким бы высоким положением они ни пользовались, считались с этим и видели в лице Воейкова не только дворцового коменданта, заслонявшего собою министра императорского двора, но и одного из самых близких к государю людей. Как человек практической жизненной складки, Воейков умел быть благодарным тем лицам, услугами которых он пользовался. Свое личное хозяйство, а также большое лесное дело своей жены Воейков поставил образцово, отдавая ему весь свой служебный досуг. Единственно, чего он боялся, это — злой мятлевской сатиры[*] и думских разоблачений и, поэтому, к Государственной Думе и к ее председателю Воейков относился отрицательно, признавая это учреждение лишь постольку, поскольку оно являлось необходимым в соответствии с переживаемым моментом. Протопопов особенно считался с Воейковым, стараясь заручиться его расположением к себе; но особой симпатии к нему, как я вынес впечатление из разговоров с Воейковым, последний не проявлял, учитывая лишь отношение к Протопопову со стороны императрицы. Я объяснял это не только тем, что Протопопов, своим вмешательством по делу об убийстве Распутина в сферу личных отношений государя и государыни к остальным членам императорской фамилии, в особенности после обостренного разговора в. к. Александра Михайловича с Протопоповым по поводу в. к. Дмитрия Павловича, еще сильнее сгустил чувство протеста к императрице со стороны августейших ее родственников, что отражалось и на ген. Воейкове, как на стороннике ее величества, так и потому, что Воейков не без основания считал Протопопова виновником оставления поста и председателя совета министров и, в особенности, министра путей сообщения А. Ф. Трепова, с которым у него были старые, издавна установившиеся хорошие отношения и к поддержке которого он по своим коммерческим делам часто прибегал, как мне передавал в свою пору и кн. Андроников, близко знавший дела Воейкова, и А. Н. Хвостов.