Агата Кристи - Последний сеанс

• Название: Последний сеанс
• Автор: Агата Кристи
• Жанр: Детектив

Сборник «Гончая смерти». Накануне своей свадьбы молодая медиум-француженка проводит последний сеанс для матери, потерявшей ребёнка. (Эзотерический рассказ.)

---

Кристи Агата Последний сеанс

Рауль Добрюль перешёл по мосту через Сену, насвистывая себе под нос. Это был молодой французский инженер приятной наружности, со свежим лицом и тонкими тёмными усиками. Вскоре он добрался до Кардоне и свернул к двери дома под номером 17. Консьержка высунулась из своего логова, сердито обронив «доброе утро», и Рауль ответил ей жизнерадостным приветствием. Затем он поднялся по лестнице на третий этаж. Стоя под дверью в ожидании ответа на свой звонок, он ещё раз просвистел полюбившуюся мелодию. Нынче утром Рауль Добрюль пребывал в особенно приподнятом настроении.

Дверь открыла пожилая француженка. Её испещрённое сеточкой морщин лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришёл.

— Доброе утро, месье!

— С добрым утром, Элиза, — поздоровался Рауль, входя в переднюю и стягивая перчатки. — Госпожа ждёт меня, не правда ли? — бросил он через плечо.

— О, да, разумеется, месье, — Элиза прикрыла дверь и повернулась к гостю. — Если месье пройдёт в малую гостиную, госпожа через несколько минут выйдет к нему. Она прилегла.

— Ей нехорошо? — Рауль поднял глаза.

— «Нехорошо»?! — Элиза негодующе фыркнула. Она распахнула перед Раулем дверь малой гостиной. Он шагнул внутрь, и служанка вошла следом за ним.

— «Нехорошо»? — повторила она. — Как же она, бедняжка, может чувствовать себя хорошо? Вечно эти сеансы! Это никуда не годится, это противоестественно! Разве такое предназначение уготовил нам милостивый Господь? Не знаю, как вы, но я прямо скажу: всё это — общение с лукавым!

Рауль успокаивающе похлопал её по плечу.

— Полноте, Элиза, — увещевающим тоном проговорил он. — Не заводитесь. Слишком уж вы склонны видеть происки дьявола во всём, чего не в силах постичь умом.

— Ладно уж, — Элиза с сомнением покачала головой. — Что бы там ни говорил месье, а не по нутру мне всё это. Взгляните на госпожу! День ото дня она всё больше бледнеет и худеет. А эти её головные боли! — Элиза взмахнула руками. — Ох, не к добру он, спиритизм этот. Духи — поди ж ты! Все добрые духи давно уже пребывают на небесах, а остальные — в преисподней!

— Ваш взгляд на загробную жизнь прост до безмятежности, — заметил Рауль, опускаясь на стул.

— Я добрая католичка, месье, только и всего, — женщина расправила плечи. Она осенила себя крестным знамением и двинулась к двери. Взявшись за ручку, Элиза остановилась. — Месье, — с мольбой обратилась она к Раулю, — ведь всё это прекратится после вашей свадьбы?

Рауль слабо улыбнулся в ответ.

— Вы — славное и верное существо, Элиза, и вы преданы своей хозяйке. Не опасайтесь: после того как госпожа станет моей женой, всем этим «спиритическим делишкам», как вы их называете, придёт конец. У мадам Добрюль не будет никаких сеансов.

Элиза просияла.

— Честное слово?

Её собеседник кивнул с серьёзным видом.

— Да, — отвечал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, — да, пора с этим кончать. Симонэ наделена дивным даром, которым вольна пользоваться по собственному усмотрению, но она уже сыграла свою роль! Как вы только что заметили, Элиза, госпожа чахнет и бледнеет не по дням, а по часам. Самое трудное и мучительное в жизни медиума — страшное нервное напряжение. Вместе с тем, Элиза, ваша хозяйка — лучший медиум в Париже, если не во всей Франции. К Симонэ стремятся попасть люди со всего света, ибо знают, что с ней можно не опасаться ни ловкого надувательства, ни шарлатанства.

— «Надувательства»! — презрительно процедила Элиза. — Ещё чего! Мадам не способна провести и младенца, даже пожелай она этого!

— Она — сущий ангел! — пылко воскликнул молодой француз. — И я… я сделаю всё, что в силах сделать мужчина, чтобы дать ей счастье. Вы мне верите?

Элиза расправила плечи и заговорила просто, но с некоторым достоинством:

— Я служу у госпожи не первый год, месье, и не кривя душой могу сказать, что люблю её. Если б я не верила, что вы обожаете её, как она того достойна, я бы разорвала вас в клочья!

— Браво, Элиза! — Рауль рассмеялся. — Вы — настоящий друг и, должно быть, одобрите моё решение настоять, чтобы ваша хозяйка бросила всех этих духов и прочий спиритизм.

Он ожидал, что женщина воспримет это шутливое замечание с улыбкой, но её лицо почему-то сохранило мрачно-серьёзное выражение, и это удивило Рауля.

— А что, если… — нерешительно молвила Элиза, — что, если духи так и не оставят её, месье?

— О! Что вы хотите этим сказать? — Рауль вытаращил на неё глаза.

— Ну… я говорю, что будет, если вдруг духи так и не отвяжутся от неё? — повторила служанка.

— Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза.

— А я и не верю, — в голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. — Какой дурак в них поверит! И всё-таки…

— Так-так.

— Мне трудно объяснить вам это, месье. Понимаете, я… мне всегда казалось, что эти медиумы, как они себя величают, — просто хитрые прохиндеи, которые надувают несчастных, лишившихся своих близких. Но госпожа совсем не такая. Госпожа хорошая. Она честная и… — Элиза понизила голос, в её речи зазвучали нотки благоговейного трепета: — Ведь всё получается. Никакого обмана. Всё выходит, и именно этого я боюсь. Потому что, я уверена, месье, всё это не к добру. Это противно природе и всемилостивейшему Господу нашему. И кому-то придётся за это расплачиваться.

Рауль поднялся со стула, подошёл к служанке и потрепал её по плечу.

— Успокойтесь, милая Элиза, — с улыбкой сказал он. — У меня есть для вас добрая весть: сегодня — последний сеанс. С завтрашнего дня их больше не будет.

— Выходит, один сеанс назначен на сегодня? — в вопросе пожилой женщины сквозила подозрительность.

— Последний, Элиза, последний.

— Госпожа не готова, ей нездоровится… — Элиза сокрушенно покачала головой.

Договорить ей не удалось: распахнулась дверь, и вошла высокая, красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а её лицо напоминало лик мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько вышла, оставив их одних.

— Симонэ! — он взял её длинные белые руки в свои и принялся целовать их.

Женщина нежно произнесла его имя:

— Рауль, милый!

Он вновь осыпал поцелуями её руки, потом пытливо вгляделся в лицо хозяйки.

— Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла. Уж не захворала ли ты, любовь моя?

— Нет… не захворала, — она замялась.

Рауль подвел её к кушетке и усадил рядом с собой.

— Тогда в чём дело?

Девушка-медиум тускло улыбнулась.

— Ты будешь думать, что всё это глупости, — пробормотала она.

— Я? Буду думать, что это глупости? Никогда!

Симонэ высвободила руки, замерла и минуту-другую молча смотрела на ковёр. Потом глухой скороговоркой проговорила:

— Я боюсь, Рауль.

Он молча ждал продолжения, но девушка безмолвствовала. Тогда он ободряюще сказал:

— Ну, и чего же ты боишься?

— Просто боюсь… Боюсь, и всё.

Он изумлённо взглянул на неё, и девушка поспешила ответить на этот его взгляд:

— Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую себя именно так. Боюсь, просто боюсь. Не знаю, в чём тут причина, но меня ни на миг не оставляет мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.

Взор её был устремлен вперёд, в пространство. Рауль мягко обнял её.

— Нельзя поддаваться смятению, милая, — сказал он. — Я знаю, в чём тут дело, Симонэ. Это всё напряжение, нервное напряжение, в котором живёт медиум. Всё, что тебе нужно, — это отдых, отдых и покой.

— Да, Рауль, ты прав, — она благодарно взглянула на него. — Всё, что мне нужно, — это отдых и покой.

Она закрыла глаза и мягко откинулась назад, в его объятия.

— И счастье, — шепнул Рауль ей на ухо. Он крепче обнял Симонэ; та глубоко вздохнула, не открывая глаз.

— Да, — пробормотала она, — да… Когда ты обнимаешь меня, я испытываю ощущение безопасности, забываю про эту ужасную жизнь медиума. Ты многое знаешь, Рауль, но даже тебе невдомёк, каково это!

Он почувствовал, как напряглось её тело. Глаза Симонэ вновь раскрылись, и их взгляд опять устремился в пространство.

— Человек сидит в тёмной комнате и чего-то ждёт. А тьма пугает, Рауль, потому что это тьма пустоты, небытия. И человек нарочно отдаётся ей, чтобы затеряться в её глубинах. Он ничего не знает, ничего не чувствует, но потом в конце концов мало-помалу наступает пробуждение ото сна, медленное, мучительное возвращение. И оно так изнурительно, так изматывающе!

— Я знаю, — промямлил Рауль, — я знаю.

— Так изнурительно… — шёпотом повторила Симонэ, и тело её в изнеможении обмякло.

— Но ты великолепна, Симонэ, — он взял её за руки, стараясь ободрить и заразить своим воодушевлением. — Ты неповторима. Величайший медиум, какого только видел свет.