Артур Хейли - На высотах твоих

• Название: На высотах твоих
• Автор: Артур Хейли
• Жанр: Современная проза

Закулисные тайны сильных мира сего. Потаенные коридоры власти. То, КАК в действительности делается БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА.

Вы полагаете, это увлекательно? Вы правы. Во всем, кроме одного. Того, КАКОЙ ЦЕНОЙ платят за место в клане сильных мира, сего,за жизнъ в коридорах власти.

Здесь нет друзей — есть только интересы. Здесь нет времени на любовь, на доверие... в сущности, даже на жизнь. Здесь есть только одно — ВЛАСТЬ. Пьянящая. Могущественная. Ибо нет в мире силы выше власти...

---

Анри до мельчайших подробностей помнил ту ночь, когда он бесшумно скользнул на причал с шаткого трапа итальянского парохода. Это случилось в порту Бейрута в Ливане — крошечном буферном государстве между Сирией и Израилем, где некогда, как гласит предание, святой Георг одолел дракона.

Он покинул судно так же, как и прокрался на него, — в ночной темноте; уходить ему было легко и просто, поскольку все его имущество состояло из надетой на нем потрепанной одежды. Очутившись на берегу, Анри поначалу заметался по порту, пытаясь выйти в город. Но один только вид мелькнувшей под фонарем фигуры в форме лишил его самообладания и вынудил броситься искать укрытия в глубокой тени. Робкая разведка с его стороны выявила, что порт обнесен проволочной оградой и охраняется патрулем. Он чувствовал, как его охватывает дрожь; ему был всего двадцать один год, он ослаб от голода, был измучен одиночеством и объят безысходным страхом.

Пробираясь причалами, он увидел выросшую перед ним высоченную тень. Судно.

Анри подумал было, что опять попал к итальянскому пароходу, и первым его побуждением было прокрасться, не мешкая, на борт. Уж лучше жалкая жизнь, которую он познал на пароходе, чем, как он полагал, неизбежно ждавшая его тюрьма, если он будет арестован полицией. Тут он разглядел, что нависшая над ним тень была вовсе не итальянским пароходом — тот был гораздо меньших размеров — и, не раздумывая более, бросился по трапу наверх. И оказался на “Вастервике” — о чем ему предстояло узнать через два дня в двадцати милях от берега, когда голод победил страх и погнал трепещущего Анри из его укрытия.

Капитан “Вастервика” Сигурд Яабек ничем не походил на его итальянского коллегу. Немногословный седовласый норвежец был суров, но справедлив и свято чтил библейские заповеди и морские законы. Капитан Яабек строго, но терпеливо разъяснил Анри Дювалю, что заяц на судне не может быть принужден к работе, но может работать добровольно, хотя и бесплатно. В любом случае, станет ли он трудиться или отлынивать, он будет получать обычный рацион наравне с командой. Дюваль предпочел работать.

Как и итальянский шкипер, капитан Яабек собирался высадить зайца в первом же порту захода. В отличие от итальянца, однако, узнав, что быстро избавиться от Дюваля не удастся, он и не подумал прибегнуть к дурному с ним обращению.

Таким образом, Анри Дюваль оставался на судне двадцать месяцев, в течение которых “Вастервик”, перевозя грузы, бороздил моря и океаны. Они с удручающей монотонностью ковыляли по Средиземному морю, Атлантическому и Тихому океанам. Заходили в Северную Африку, Северную Европу, Южную Европу, Англию, Южную Америку, в Соединенные Штаты и Канаду. И повсюду обращение Анри Дюваля за разрешением сойти на берег и остаться встречало твердый отказ. Причина — когда портовые власти утруждали себя ее изложением — всегда была одной и той же. У зайца не было документов, никто не мог удостоверить его личность; не имевший родины, он не обладал и никакими правами.

По истечении некоторого времени, когда на “Вастервике” привыкли воспринимать Дюваля как некую данность, юный заяц стал чем-то вроде любимого судового щенка.

Команда “Вастервика” представляла собой великое смешение народов, состоявшее из поляков, скандинавов, индийцев, китайца, армянина и нескольких англичан — признанным вожаком последних являлся Стабби Гэйтс. Именно возглавляемая им группа матросов приняла Дюваля под свою опеку и создала ему если не приятную, то вполне сносную жизнь — насколько позволяли стеснен ные условия на судне. Они учили его говорить по-английски, и сейчас, несмотря на сильный акцент и неуклюжие фразы, он по крайней мере был способен — при наличии терпения с обеих сторон — объясниться с собеседником.

Это был один из немногих случаев, когда Анри Дюваль столкнулся с искренней добротой. Он отвечал на нее так же охотно, как щенок на похвалу хозяина. Он выполнял личные просьбы команды, помогал стюарду в офицерской кают-компании, брался за любую работу на судне. В награду матросы приносили ему с берега сигареты и сладости, а капитан Яабек иногда выдавал мелкие суммы денег, которые другие матросы тратили по просьбе Дюваля на его нужды. При всем том заяц оставался пленником, а “Вастервик”, некогда казавшийся Анри убежищем, стал ему тюрьмой.

Так Анри Дюваль, кому единственным домом было море, прибыл в канун Рождества к берегам Канады.

Глава 6

Походившая на допрос беседа длилась почти два часа. Где-то с ее середины Дан Орлифф начал повторять некоторые из поднимавшихся ранее вопросов, пытаясь поймать Анри на неточностях. Уловка, однако, не удалась. Если не считать определенного недопонимания из-за языковых трудностей, которое устранялось по мере их дальнейшего разговора, в своей основе история Анри оставалась неизменной.

Ближе к концу, после того как Дан задал наводящий вопрос, намеренно допустив неточность, Анри замолчал. После паузы он поднял свои темные глаза на собеседника:

— Вы мне ловчить. Вы думать, я врать.

И вновь газетчик ощутил в этом молодом человеке то же безотчетное достоинство, что подметил и раньше. Пристыженный разоблачением неловкой хитрости, Дан Орлифф объяснил:

— Просто хотел еще раз проверить. Больше не буду.

И они перешли на другую тему.

Сейчас, за своим письменным столом в битком набитой и трещавшей пулеметными очередями пишущих машинок редакции “Ванкувер пост”. Дан разложил свои записи и потянулся за стопкой писчей бумаги. Перекладывая листы копиркой, он окликнул ночного редактора городских новостей Эда Бенедикта:

— Эд, у меня отличный материал. Сколько дашь слов?

Редактор задумался. Потом отозвался:

— Не более тысячи.

Пододвинув стул ближе к пишущей машинке, Дан удовлетворенно кивнул. Годится. Конечно, хотелось бы побольше, но, умело и крепко сколоченная, тысяча слов может сказать многое. Он принялся печатать.

Оттава, канун Рождества

Глава 1

В шесть пятнадцать утра 24 декабря Милли Фридмэн разбудили настойчивые звонки телефона, раздавшиеся в ее квартире в фешенебельном жилом доме Тиффэни-билдинг на Оттавском шоссе. Накинув бледно-желтый махровый халат поверх шелковой пижамы, она попыталась нащупать ногами старенькие стоптанные мокасины, которые небрежно сбросила вчера вечером. После нескольких неудачных попыток личный секретарь премьер-министра босиком прошлепала в смежную комнату и включила свет.

Даже в такое раннее время и даже спросонья, освещенная вспыхнувшей люстрой комната показалась столь же милой и уютной, как и всегда. Конечно, ей было далеко до изысканной элегантности апартаментов для одиноких девушек, что так часто рекламируются в иллюстрированных журналах, и Милли понимала это. Но она любила возвращаться сюда каждый вечер, обычно едва не падая от усталости, и сразу проваливаться в пухлые подушки “честерфилда”[16] — того самого, что доставил столько хлопот грузчикам, когда она перевозила его из родительского дома, оставленного в Торонто.

С тех пор старинный диван подвергся перетяжке — обивка в любимых Милли зеленоватых тонах — и был дополнен двумя креслами, немного потертыми, но замечательно удобными, которые она купила на аукционе в пригороде Оттавы. Она все собиралась как-нибудь заказать чехлы для кресел, обязательно из ситца в пожухлых цветах осени. Такие чехлы будут отлично смотреться в сочетании с теплыми “грибными” тонами стен и оконных рам. Их Милли выкрасила сама, пригласив в один из выходных дней пару друзей на обед и уговорив их помочь ей завершить эту работу.

В дальнем углу комнаты стояла старая качалка, к которой она испытывала самые сентиментальные чувства, — в ней она ребенком проводила целые дни, забываясь в мечтах. Рядом с качалкой на обтянутом тисненой кожей кофейном столике, стоившем ей бешеных денег, звонил телефон. Устроившись в качалке, Милли подняла трубку. Звонил Джеймс Хауден.

— Доброе утро, Милли, — бодро приветствовал ее премьер-министр. — Хочу провести заседание комитета обороны сегодня в одиннадцать.

Он не извинился за ранний звонок, да Милли и не ждала этого. Она уже давно привыкла к тому, что ее работодатель был ранней пташкой.

— Сегодня в одиннадцать утра? — повторила Милли, свободной рукой поплотнее запахивая халат. Вчера она оставила окно приоткрытым, и в комнате было холодно.

— Точно, — подтвердил Хауден.

— Кое-кто будет недоволен, — отметила Милли. — Завтра ведь Рождество.

— Я помню. Дело слишком важное и не терпит отлагательства.

Положив трубку, она посмотрела на маленькие дорожные часы в кожаном футляре, стоявшие рядом с телефоном, и после некоторого колебания поборола соблазн вернуться в кровать. Вместо этого она прикрыла окно, потом прошла в крошечную кухоньку и поставила на огонь кофейник. Вернувшись в гостиную, включила портативный радиоприемник. В шесть тридцать, как раз когда поспел кофе, по радио передали официальное сообщение о предстоящих переговорах премьер-министра в Вашингтоне.