Иэн Бэнкс - «Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

• Название: «Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу
• Автор: Иэн Бэнкс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44990-3

Впервые на русском — трагикомическая семейная сага от автора скандально знаменитой «Осиной Фабрики», головоломного «Моста» и рок-н-ролльной «Улицы отчаяния», своего рода «Воронья дорога» для новых времен!

Уже больше века состояние клана Уопулд зиждется на феноменально популярной игре «Империя!» — сперва настольной, затем и компьютерной. Но во времена кризиса им тоже пришлось нелегко, и удержаться на плаву помогла продажа части акций американской корпорации «Спрейнт». Теперь «Спрейнт» предлагает выкупить и основную часть портфеля. Обсудить это предложение — а заодно отметить юбилей главы клана, бабушки Уин, — собирается в замке Гарбадейл вся семья. И дауншифтер Олбан, давно променявший деловой костюм на бензопилу лесоруба, обнаруживает, что его голос может оказаться решающим, что скелетов в семейных шкафах спрятано куда больше, чем он способен вообразить, и что его детская любовь к кузине Софи, кажется, выдержала испытание временем…

---

Сделав шаг назад, он едва не ударился головой. Ему на лицо упали дождевые капли, просочившиеся сквозь листву. Уже стемнело.

Он взглянул на часы. Может, она и не вернется. Сколько времени ее нет? Надо было засечь время, когда она ушла, — как же он не сообразил? Нет, еще есть надежда — у него, возможно, все получится!

Дождь полил сильнее.

Ее так и не было. Она не собиралась возвращаться. И не стоит обманываться. Она его продинамила. Потому что не надо быть дураком.

Со вздохом он посмотрел вверх и покачал головой. Прислушался к стуку дождя, который забарабанил еще настойчивей. В воздухе потянуло холодом.

Сквозь стук дождя ему послышалось шлепанье кроссовок по мокрой кирпичной дорожке. Он затаил дыхание. Поблизости зашуршали листья, но ее так и не было.

Ему не терпелось выглянуть наружу, но в том месте, где он собирался раздвинуть кусты, мелькнула какая-то тень — это было она, промокшая до нитки, с приклеившимися ко лбу волосами, но улыбающаяся.

— Вот черт, сунулась не в те кусты! — выговорила она, тяжело дыша.

Мокрая блузка облепила ее груди.

Он шагнул вперед и прижал ее к себе.

Действительно, он кончил слишком быстро. Она охнула, когда он проник в нее первым толчком, но сказала, что ей не больно. У них не было уверенности, что презерватив надет правильно, потому что он не полностью развернулся, однако, похоже, не подвел. Крови не было, чему они обрадовались. Он впервые увидел ее вагину, хотя в их шатре уже стемнело. Фонарик бы сейчас. Она твердила, что это уродство, а ему показалось, что это прекраснейшее из всего, что он видел.

Они отдыхали; она гладила его по спине и слушала дождь; редкие капли падали на их обнаженные тела. Становилось холодно. Они сделали это еще раз, взяв новый кондом.

Ему хотелось сказать ей, как сильно он ее любит, но это показалось такой стандартной фразой, будто нарочно придуманной для такого стандартного случая, и он промолчал. Во второй раз все произошло не столь стремительно. Она кончила чуть позже, и от этого он едва не заплакал.

Они лежали, прижавшись друг к другу, не разжимая объятий, и слушали стук дождя в темноте.

Через два дня родители приехали на выходные, чтобы потом забрать его в Ричмонд. Привезли с собой бабушку Уин; слава богу, хоть Кори оставили у знакомых.

— В школе Олбан — ответственный за дисциплину, верно я говорю, золотко? — сказала Лия, подцепляя ложечкой профитроли.

— Лия, ну к чему это? — взмолился Олбан, у которого покраснели уши.

Он сделал глоток лимонада. Его отец беззвучно посмеялся, отпивая кофе.

— А Софи у нас — староста класса, — похвалилась тетя Клара.

— Вот как? — подняла брови бабушка Уин. — Староста бывает в церкви.

У Софи расширились глаза, она положила в кофе лишнюю ложку сахара, но смолчала.

Дядя Джеймс пришел в замешательство.

Бабушка Уин была высокой, худой, колючей дамой с прической, как говорил отец Олбана, «под Тэтчер», в возрасте пятидесяти девяти лет — древняя старуха, так казалось им в то время. Через пару месяцев ей должно было стукнуть шестьдесят. Она держалась очень прямо, даже чопорно, и вся состояла из острых углов. На носу у нее всегда были большие очки-«хамелеоны»; одевалась она либо в лиловые платья, либо в твидовые костюмы. В голосе звучала небольшая хрипотца, потому что, по ее словам, она изредка позволяла себе сигаретку. Выговор у нее был английский, а не шотландский, что всегда удивляло Олбана, ведь она уже двадцать лет жила в Гарбадейле вместе со своим мужем Бертом, намного старше ее по возрасту; в прошлом году у него случился перелом бедра, и он оказался привязанным к дому.

— Скажи-ка, Олбан, — начала бабушка Уин, — ты часто играешь на компьютере в «Империю!»? Нравится тебе эта игра?

Олбан стрельнул глазами в сторону отца, потом посмотрел на Уин.

— Нет, бабушка, не часто.

— Вот так раз, — нахмурилась она и перевела взгляд на Энди. — Эндрю, ты запрещаешь ребенку играть?

— Мы условились, что Олбан будет пользоваться моим компьютером для написания сочинений и прочих заданий. В наступающем учебном году. — Он переглянулся с Лией. — У нас в доме не приветствуются компьютерные игры.

Лия кивнула.

— Вот оно что, — сказала бабушка. — Если бы у всех родителей было такое отношение к досугу их детишек, мы бы давно обанкротились. — С ледяной улыбкой она вновь обратилась к Олбану: — А ведь хочется порой сыграть в такую игру, скажи честно, Олбан?

Олбан покосился на отца, который наблюдал за ним с насмешливой хитрецой.

— Похоже, это интересная штука, — сказал Олбан, чтобы никого не обидеть.

Он собрался глотнуть еще лимонаду, но оказалось, что его стакан пуст. Все равно он притворился, будто пьет, в надежде, что никто не заметит. Втянул в себя последнюю каплю. Господи, ведь он рассчитывал избавиться от этой застенчивости — как-никак два дня назад стал мужчиной, но окружающие не видели никакой разницы и по-прежнему обращались с ним как с ребенком. Но если вдуматься, даже хорошо, что никто ни о чем не догадывался.

По правде говоря, он ходил в зал игровых автоматов и там играл в одну из разновидностей «Империи!»; помимо этого, у его одноклассника, чей отец издавал компьютерный журнал, дома были приставки «нинтендо энтертейнмент систем» и «сега-мастер» и Олбан пристрастился к НЭС-версии. Для игровых автоматов игра не годилась: захват территории требовал слишком много времени, приходилось снова и снова ходить за жетонами — это не прокатывало, хотя дизайнеры сделали все от них зависящее. Нэсовская версия, в принципе, была удачнее и больше отвечала характеру игры, но выглядела тяжеловесной; как ни крути, старая настольная версия оказывалась наиболее увлекательной. Олбан держал язык за зубами, чтобы не влетело от родителей. Но сейчас, оказавшись напротив бабушки Уин, он почему-то решил, что она видит его насквозь. Они впервые сидели за одним столом и, по сути дела, впервые разговаривали друг с другом. Ему пришло в голову, что этой старухи надо опасаться.

— По мне, еще никто не придумал игры лучше, чем лапта, — выпалил вдруг дядя Джеймс. — Или регби. Молодежь-то больше перед телевизором просиживает.

— Ой, Джеймс, умоляю. — Софи закрылась кофейной чашкой.

Она мимолетно переглянулась с Олбаном, когда ее отец комично повернулся на стуле, делая вид, что ищет какого-то пришельца по имени Джеймс.

Софи с Олбаном еще дважды встречались в своем убежище, а вчера в полуразвалившемся сарае на южной границе поместья использовали два последних презерватива. Олбан отыскал кусок брезента, отряхнул его от мусора и расстелил на траве и крапиве, заполонивших середину этой развалюхи. Потом они лежали рядом, смеялись и щекотали друг друга, но на всякий случай старались не очень шуметь. Теперь семейные ужины доставляли им тайное удовольствие. Они украдкой переглядывались, прятали улыбки, а один раз — накануне — оказались за столом рядышком, и Олбан почувствовал, как ее ступня поглаживает его ногу. Взрослые между тем болтали о всякой чепухе, сплетничали и постукивали приборами, не подозревая, что творится у них под носом.

Этот ужин был для них третьим из таких особых моментов.

Олбан чуть дольше обычного задержал на губах притворно любезную усмешку. Софи тут же отвела глаза. Он попросил кофе и, принимая чашку, краем глаза заметил, что бабушка Уин будто проглотила что-то вкусное: она сверкнула очками, и жесткое, недоброе выражение ее лица сменилось тонкой улыбкой.

На другое утро, накануне отъезда, он отправляется с Энди и Лией в Барнстейпл, идет в местный магазинчик, где раньше на свои карманные деньги покупал сласти или пластинки, и просит упаковку презервативов. Густо покраснев, он не решается поднять глаза на молоденькую симпатичную продавщицу, но это ерунда, главное — все по плану. Он это сделал. Можно собой гордиться. Выходя из магазина, он готов прыгать от радости и орать во все горло! Вместо этого он проверяет, надежно ли засунута его покупка в карман джинсов, и вразвалочку направляется к назначенному родителями месту встречи.

— Правда? Олбан, молодчина! — восклицает она, обнимает его за плечи, прижимается к нему всем телом и целует.

Им хорошо в высокой траве у стены старинного плодового сада, день близится к закату. Считается, что Олбан завершает последние приготовления к приезду так называемых «настоящих» садовников, которых ждут на следующей неделе. А она улизнула из дому под видом прогулки к реке в последних лучах солнышка.

Она опасалась, что их прощание будет безнадежно тоскливым, но теперь у них есть резинки, а месячные, к счастью, еще не пришли (когда они раздевают друг друга, до Олбана доходит, что это дело он напрочь упустил из виду, а если бы вспомнил, то не мучился бы так, покупая презервативы).

— С каждым разом все прекраснее, — шепчет он ей на ухо, начиная входить в нее.