Рита Райт-Ковалева - Роберт Бернс

• Название: Роберт Бернс
• Автор: Рита Райт-Ковалева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Книга посвящена Роберту Бернсу (1759 - 1796), шотландскому поэту. Автор этой книги попытался дать портрет поэта, рассказать о его жизни, его благородной и трудной профессии и о его отношении к миру.

---

Радуясь своей законченной работе, Природа вдруг в шутку решила испробовать свое искусство еще на одном творении. Из пены и огня, — а их ведь может развеять малейшее дуновение ветра! — она создала Нечто и окрестила Поэтом.

И вышло у нее существо хотя и подверженное заботам и горестям, но забывающее их при малейшем проблеске счастья, существо, созданное для забавы своих серьезных собратий, которые восхищаются им, хвалят его, — но и только! А он, этот нелепый каприз природы, непригоден для охоты за фортуной, и судьба часто шутит над ним. Он умеет наслаждаться всеми благами жизни, но ему часто даже не на что жить. Он хотел бы отереть каждую слезу, утешить каждого в горе, но его собственных стонов никто и слушать не хочет...

Бороться с несправедливостью и злом, облегчить людям жизнь — вот новая миссия поэта, о которой в первый, но далеко не в последний раз говорит Бернс.

Другое послание Грэйму написано гораздо позже, когда Бернсу приходилось особенно трудно.

И снова речь идет о Природе, столь несправедливо поступившей со своим нелепым созданием — Поэтом.

«О Природа! Пристрастная Природа! Горько сетую над твоей материнской блажью! Ты позаботилась и о льве и о буйволе: один сотрясает рыком лес, другой роет копытами землю. Осел толстокож, улитка может спрятаться в раковину, ядовитое жало осы охраняет ее гнездо. Твои любимцы защищают королей, правят государством, пожирают других — ты дала им могущество, власть, силу. Лисы и министры умеют хитрить, обыватели и вонючки пахнут так, что к ним не подступиться. У жаб есть яд, у врачей —лекарства, священник и еж одеты в надежные облачения. Даже глупая женщина владеет военным искусством: язык и глаза — вот ее копье и стрелы!

Но какая ты злая, жестокая мачеха своему бедному, беззащитному голому детенышу — Поэту! Нет у него ни опыта, ни сноровки в жизни, он глупец, он беспомощнее любого безумца. Ты не дала ему быстрых ног — как ускакать от своры кредиторов? Нет у него когтей — нечем вырыть яму, чтобы скрыться от их зубов. Нет и рогов, кроме тех, что уготованы неудачнику Гименеем, а их — увы! — не назовешь рогом изобилия! Его обнаженные нервы, его болезненная гордость дрожат под напором неумолимых ветров, вампиры-книготорговцы сосут из него кровь; скорпионы-критики отравляют неизлечимым ядом. О критики! Как страшно произносить это слово! Бандиты-головорезы на большой дороге Славы, кровавые прозекторы, которые хуже, чем десяток Монро18: тот вскрывает трупы, чтобы учить студентов, а эти потрошат живого человека.

Незаслуженные обиды ранят душу, наглые болваны сводят с ума, тупицы, недостойные носить даже веточку лавра, срывают с Поэта честно заслуженный венок, который ему дороже жизни. И бредет по свету Поэт, исполосованный ударами, окровавленный, замученный неравной борьбой, пока не отлетит последняя надежда, согревавшая сердце, и последняя Муза, когда-то вдохновлявшая его...»

«Этот отрывок, — писал Бернс, — должен был стать частью большой поэмы — «Путь поэта».

Но поэма написана не была: в это время другие события затмили размышления о личной судьбе: 14 июля 1789 года под ударами народных толп пал оплот сильнейшей монархии в Европе — французского королевства — тюрьма Бастилия.

Началась Великая французская революция.

Напрасно мы будем искать у Бернса прямой отклик на падение Бастилии. Мы не знаем, что он об этом писал. Большинство писем того лета сожжено, если не самими корреспондентами Бернса, то их наследниками.

Так сгорела почти вся переписка Бернса с Вильямом Смелли. Биографы последнего откровенно писали: «Многие письма Бернса, адресованные мистеру Смелли и оставшиеся в его бумагах, одни — будучи совершенно неподходящими для опубликования, а другие — из-за резкой критики весьма уважаемых персон, здравствующих и поныне, были сожжены».

По предположению некоторых биографов Бернса, так была сожжена и переписка Бернса с Мэри Уолстонкрафт — известной английской писательницей и общественной деятельницей, женой писателя Вильяма Годвина и другом знаменитого поэта Вильяма Блэйка.

А может быть, эти письма еще найдут, как нашли многие документы той эпохи.

В первые годы самые широкие круги Англии и особенно Шотландии сочувствовали французской революции. Казалось, что Свобода, Равенство и Братство придут мирным путем из-за моря, что в Великобритании падет правительство Питта — представителя реакционной партии тори — и на смену ему придет правительство Фокса — представителя либеральной партии вигов. А тогда и Шотландия получит больше прав. И хотя множество шотландских граждан, в том числе и Бернс, из-за строгого имущественного ценза не могли участвовать даже в выборах муниципалитета своего города, не говоря уже о парламентских выборах, политическая жизнь Шотландии оживилась. В общество «Друзей народа», как называли себя сторонники прогрессивных реформ, вступили не только представители демократических слоев, но даже многие аристократы.

К сожалению, именно с этого года «шотландский бард» стал акцизным чиновником, то есть служащим того самого «слабоумного Джорди» — короляГеорга Третьего и того реакционного правительства Вильяма Питта, против которого он так откровенно высказывался.

Откровенность и правдивость — отличные качества. Но недаром народ говорит: «Язык мой — враг мой», и недаром сам Бернс в письме к брату настоятельно советовал тому «научиться молчать». Именно не лгать, не лицемерить, а вовремя держать язык за зубами.

Бернс никогда не умел молчать, никогда не любил молчать, и все горести, которые ему пришлось пережить в эти годы, происходили оттого, что по должности он должен был вести себя как образцовый служащий его величества, а по натуре был настоящим бунтарем, вольнодумцем, свободолюбцем.

Как-то он написал, что основные черты его характера — Гордость и Страсть. За все, что он в жизни делал, он брался с огромным пылом, не жалея себя, часто не думая о последствиях, не обращая внимания на то, что скажут соседи, церковь и власти.

И с гордостью, с уверенностью в том, что он одарен чудесным даром — творить стихи и призван дать народу новые песни, Бернс говорит о своем призвании, о высоком имени и о заслуженных лаврах «его поэтической светлости» — шотландского барда.

Но лавровый венок надо снять, лиру отложить и ездить на Пегасе не в гости к музам, а на ярмарки — следить, не продают ли там беспошлинный эль или контрабандный шелк.

И о том, что думаешь о мировых событиях, тоже лучше помалкивать.

А если от этого унижения щемит твое гордое сердце — дай себе волю в крамольной песне, которую до поры до времени никто не увидит.

В осень и зиму 1789/90 года Роберт Бернс еще теснее сошелся с капитаном Ридделом. Почти все вечера он проводил в его имении, и даже Элизабет Риддел, белокурая, хрупкая и болезненная женщина, несмотря на свою чопорность и светскость, привыкла к необычному другу своего мужа и часто в ожидании капитана поила Бернса чаем в своей гостиной.

Миссис Риддел очень любила читать и охотно приняла участие в организации передвижной библиотеки, которую затеял Бернс. Правда, она и ее знакомые дамы часто просили Бернса заказывать в Эдинбурге всякую макулатуру, как писал Бернс своему главному поставщику Питеру Хиллу, но вместе с тем благодаря этой библиотеке Бернс мог следить за текущей прессой и читать все новинки.

Для себя он выписывал стихи, драмы, серьезные труды по истории, философии, экономике. И хотя он продолжал писать песни для Джонсона, но в эту зиму его очень занимали и политические дела Дамфризского графства.

Сейчас уже трудно разобраться в сложной борьбе интересов, которая шла в ту зиму вокруг кандидатов вигов и тори. Бернс откровенно писал миссис Дэнлоп, что «вся эта возня ничуть не лучше грызни двух охотничьих щенков» и что «большой человек (то есть местный член палаты лордов, бывший тори, ставший вигом), как все ренегаты, — пламенный приверженец другой партии». Выборные баллады Бернса по большей части либо шутливы, либо неинтересны и напыщенны. Они только тем и примечательны, что мы видим, с какой горячностью, с каким неподдельным интересом Бернс вмешивался во все, что касалось политической жизни страны, считая, что все силы надо направить на благо народа.

Он так и пишет Грэйму (9 декабря 1789 года), что, несмотря на свои недостатки, «большой человек» делает «отчаянные попытки завоевать репутацию благодетеля народа» и в двух-трех случаях предложил такие мероприятия, которые действительно «пойдут на пользу его соотечественникам».

Этого для Бернса достаточно: он будет поддерживать кандидата партии вигов — может быть, в парламенте один лишний голос присоединится к сторонникам реформ.

Этим летом в гости к Ридделамприехал удивительный человек — капитан Фрэнсис Гроуз.

Тот, кто видел капитана Гроуза впервые, невольно начинал улыбаться: такой неотразимо комический вид был у этого великана с огромным животом, на котором едва сходились коротенькие пухлые ручки. Но стоило присмотреться — и над складками трех подбородков вырисовывались красивый твердый рот, орлиный нос, большие вдумчивые глаза и высокий лоб мыслителя и художника. Фрэнсис Гроуз был одним из самых образованных и талантливых археологов и антикваров своего времени. Восемь томов исследования «Английская и уэльская старина» были украшены сотнями рисунков самого Гроуза, изображавших не только старинные замки и аббатства, но и пейзажи Англии и Уэльса.