Алексей Тимофеев - Покрышкин

• Название: Покрышкин
• Автор: Алексей Тимофеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5–235–02759–0

Документальное повествование о жизни и подвигах, счастье и невзгодах трижды Героя Советского Союза А. И. Покрышкина (1913–1985) принадлежит перу писателя-историка А. В. Тимофеева. Книга насыщена текстами воспоминаний друзей и соратников легендарного летчика-истребителя, маршала авиации, содержит редкие документальные свидетельства и ранее неизвестные факты. На широком историческом фоне автор эпически и душевно создает богатырский образ Героя XX века. Стиль изложения максимально приближен к лексике фронтовиков, отчетливо звучит суровый язык донесений, сводок, рапортов и приказов. Книгу отличает свободный, правдивый и современный взгляд на противоречивые события 1930–1980-х годов. Среди персонажей повествования — известные военные и государственные деятели (И. В. Сталин, А. Н. Косыгин, П. М. Машеров и др.), плеяда знаменитых летчиков ушедшего века.

---

Одна из последних в его жизни встреч — с корреспондентом «Комсомольской правды» Ю. Жуковым, который включил это запомнившееся многим читателям описание в свою книгу о Покрышкине «Один «МиГ» из тысячи» (М., 1963). Журналист приехал в польскую деревню Мокшишув около города Тарнобжег. Покрышкин встретил гостя хмуро, утомленный общением с прессой после вручения ему третьей Золотой Звезды.

Исполняющий обязанности командира полка Клубов принял гостя вечером 28 октября 1944 года в своей неуютной холодной комнатушке в башне полуразбитого помещичьего дома.

«Капитан налил в треснутые стаканчики розового спирта и, пожелав мне успеха в работе, заговорил о том, что, видимо, давно лежало у него на сердце:

- Значит, хочешь писать о героях... Подожди, я понимаю, — всех вас сюда за этим и посылают. Конечно, дело нужное. В песне вот мы пели до войны: «Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой». Да, вроде было все очень просто. А потом оказалось совсем не просто. И вовсе не любой героем может стать. Верно? Только ты не подумай, будто я хочу сказать: вот мы какие, а больше никто так не может. Нет, может. Но что надо сделать, чтобы и он смог? Вот ты об этом и расскажи, если сумеешь.

Клубов замолчал и пристально смотрел на меня своими красивыми, немного печальными светло-карими глазами. Когда он горел в самолете, очки и шлем спасли ему верхнюю часть лица, и теперь она резко контрастировала с изуродованными щеками и носом.

- Вот, когда некоторые пишут, — продолжал он, — все вроде получается очень просто: взлетел, сбил, сел, опять взлетел. Даже красиво! Ас, мол, и тому подобное. Вот Покрышкин уже шестой десяток добивает — это верно. Ну, и у меня, и у других немало есть на счету. А почему многие из наших, и даже очень хороших ребят, не только ни одного фашиста не сбили, но сами в первом же бою погибли? Выходит, не любой становится героем?.. Но я опять тебе говорю: это не для прославления избранных, нет! Я к тому, что история с асами не нами придумана. Она к нам с той стороны пришла, — Клубов махнул в сторону фронта. — Это они завели моду летать с чертями да с тузами пик на фюзеляже, и кое-кто из наших обезьянничать стал. А Саша Покрышкин, хоть он и полковник и комдив, — для меня все равно Саша, потому что он настоящий боевой товарищ. Так вот, Покрышкин по-другому рассуждает: искусство истребителя — наука и труд. Конечно, тут и вдохновение требуется, и интуиция, но это все-таки не стихи писать. Тут девять десятых учебы и труда и одна десятая вдохновения и интуиции — вот как Золотые Звезды зарабатываются...

Клубов на минуту задумался. Потом он потер шершавыми пальцами свой чистый юношеский, не тронутый ожогом лоб...

Я смотрел во все глаза на своего нового знакомого. Сказать по правде, я не ожидал такого интересного разговора, тем более что мне рассказывали о Клубове много такого, что не вязалось с этими его словами. Говорили, что он сорвиголова, отчаянной души человек, с трудной и не всегда прямолинейной биографией. А Клубов, еще раз строго взглянув на меня, продолжал:

- Вот ваш брат все пишет о летчиках, о героях опять же. Знаем, что герои. Мне уже надоело корреспондентам рассказывать, как я горел. Ему интересно это расписывать, а мне вспоминать больно. И почему он не пойдет к техникам, не расспросит их, как они работают. Героев Советского Союза — летчиков много. А почему не дают Золотые Звезды техникам? Я тебя спрашиваю! Вот, к примеру, приезжает фоторепортер из «Красной звезды»: «Желаю снять вас, товарищ Герой Клубов». А я ему говорю: «В одиночку сниматься не буду, сними меня с моим техником, с которым я всю войну прошел и который и в снег, и в дождь, и в пургу из любого летающего гроба за ночь самолет делал, чтобы я на нем утром фашиста сбил!»

- Нет, — с силой сказал Клубов. — И если ты с честным намерением к нам приехал, учти все это. Нашему народу не нужно с нас, летчиков, иконы писать. Ты так о нас расскажи, чтобы любой школьник прочел и подумал: «Да, трудное это дело. Но если с душой взяться и поту не жалеть, ну, так не Покрышкиным, скажем, а таким, как Андрюшка Труд, стать можно. Но только не прячь, пожалуйста, трудностей, и всяких наших бед, и несчастий, и даже смертей. А то ведь, знаешь, сколько нам навредила довоенная кинокартина «Если завтра война»? Дескать, раз-два — и в дамки! А что вышло? Вот то-то!.. А сейчас иди. Я спать буду: завтра мне летать...»

Спустя два дня Александр Клубов, летчик от Бога и поэт в душе, погиб.

Даже в кабине самолета перед вылетом он любил перечитывать Пушкина, томик 1936 года издания возил с собой по фронтам. Что интересно, Покрышкин ценил лермонтовский «Кинжал». Любимое пушкинское стихотворение Клубова тоже «Кинжал», хотя это произведение не столь хрестоматийно.

Лемносский бог тебя сковал Для рук бессмертной Немезиды, Свободы тайный страж, карающий кинжал, Последний судия Позора и Обиды. ...Как адский луч, как молния богов, Немое лезвие злодею в очи блещет, И, озираясь, он трепещет Среди своих пиров...

«Когда собирала по крупицам сведения о Клубове, — говорит его сибирская почитательница, — он и меня приучил к поэзии. Особенно я полюбила одно стихотворение Александра Блока...»:

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

Но в посмертной судьбе Александра Клубова состоится, как знамение, удивительное возвращение.

XV. Нет уз святее товарищества

Это было, точно, необыкновенное явленье русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед.

Н. В. Гоголь. Тарас Бульба

На рассвете 12 января началась стратегическая Висло-Одерская операция. После колоссальной силы артподготовки войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов пошли вперед. Под могучими ударами рушились рассчитанные Гитлером на тысячелетие опоры «третьего рейха».

Ставка Верховного Главнокомандования планировала это наступление на 20 января, но сроки были изменены по просьбе союзников, которых немцы потрясли своим последним натиском в Арденнах в декабре 1944-го — январе 1945-го...

Европейская сырая, неуютная зима сменялась весенними туманами и распутицей. Нелетная погода какое-то время не позволяла развернуться во всю мощь советской авиации. На боевые вылеты направлялись только «старики», опытные летчики. В первый день наступления был подбит зениткой один из любимых учеников Покрышкина — командир 1-й эскадрильи 16-го гвардейского полка капитан Виктор Иванович Жердев. Тяжело раненный, он немного не долетел до своих... Отступавшие немецкие пехотинцы сорвали с летчика гимнастерку с орденами, закололи его ножами... Было «старику», одному из лучших асов дивизии, 25 лет... Прощаясь с Жердевым, Александр Иванович второй раз за всю войну, как и на похоронах Александра Клубова, не смог сдержать слез.

9-я гвардейская дивизия прикрывала в Висло-Одерской и Берлинской операциях танковую 3-ю гвардейскую армию П. С. Рыбалко, 5-ю гвардейскую армию А. С. Жадова, 52-ю армию К. А. Коротеева, 4-ю гвардейскую танковую армии Д. Д. Лелюшенко...

Как вспоминал А. И. Покрышкин: «Мы, летчики, еще никогда так детально не согласовывали своих действий с танкистами. Теперь надо довести этот план в общих чертах до каждого командира эскадрильи, до каждого летчика. Они должны заранее представить себе, где проходят на земле эти мощные гнутые стрелы, изображенные на картах».

Надежно прикрытые с воздуха танкисты смело уходили в глубокие тылы противника, их рейды резали на куски немецкую оборону.

Основной проблемой нашей авиации было отсутствие аэродромов. Грунтовые площадки стали непригодными из-за распутицы, бетонные — взорваны немцами при отступлении. После того как командарм С. А. Красовский делает Покрышкину выговор за «самовольный захват» одного из немецких аэродромов, командир 9-й гвардейской дивизии находит свой выход из, казалось бы, безвыходного положения. Решение Покрышкина, как это было ранее, отличают простота и вдохновение. По мановению великого таланта взлетно-посадочной полосой становится участок автострады Бреслау — Берлин! Александр Иванович пишет:

«Захожу на посадку. Подо мной узенькая лента бетона шириной не более девяти метров. Размах же крыльев самолета двенадцать метров и разнос шасси — четыре. Рискованно, но садиться надо... К середине дня более ста двадцати самолетов сели на дорогу. Ни одного ухода на второй круг, ни одной грубой посадки и поломки. Думаю, что в истории авиации еще не было случая посадки боевых самолетов на дорогу шириной девять метров... Смелость и риск — черты характера, присущие настоящему истребителю. Уверенное перебазирование на этот «аэродром» показало наличие этих качеств у летного состава нашей дивизии. С такими летчиками можно творить чудеса... Разумный риск — спутник победы. И в будущем он себя оправдал. Мы успешно прикрывали с воздуха танковую армию генерала Рыбалко. Не раз спасали танкистов от штурмовок «юнкерсов»...»